Понятие «Евразия» периодически всплывает в современной культуре в самых разных контекстах – от теоретических штудий на тему евразийства до практических более или менее шумных культурных акций. Примером последней может быть IV международный кинофестиваль «Евразия», проходивший в Алматы. Его программа дала мне повод вспомнить о пресловутой евразийской ментальности, так много определяющей в нашей повседневной жизни.
В свое время распад СССР вызвал к жизни искушение назвать Евразией пространство бывшего Советского Союза. Его центром вроде должна была оказаться Россия, однако, со временем он отчетливо сместился в сторону Центральной (бывшей Средней) Азии и Казахстана. Возрождение более или менее просвещенной деспотии (последняя особо плодотворна для развития национальной культуры – или национализма в культуре) на постсоветском пространстве открыло путь к госкапитализму, автократии и концентрации богатства и власти в руках нового (и старого) чиновничества. Стереотипы мышления с успехом цементировали общую структуру, в ряде случаев (в Азербайджане или Чечне, например) приводя к передаче власти по наследству.
За этим поверхностным слоем скрывается сложнейшая структура личных, клановых и социальных связей и взаимозависимостей, пронизывающих все общество и с успехом отторгающих прививки западной демократии. Именно эти процессы возврата к традициям, отчетливого превосходства неиспорченной деревни над развратным городским образом жизни и получили отражение в наиболее заметных фильмах фестиваля, созданных в бьющемся сердце Евразии.
Героиня фильма «Светлая прохлада» киргизского режиссера Эрнеста Абдыжапарова Асен отправляется в деревню знакомиться с родителями своего жениха Мурата. Отец и мать Асен – либеральные городские интеллигенты – то ли в шутку, то ли всерьез предупреждают дочь: «Вот наденут тебе в деревне белый платок невесты, и останешься там на всю жизнь куковать».
И действительно, попытку такую хозяева предпринимают, но молодые дружно срывают устаревший, по их мнению, символ, не подозревая, что тем самым запускают в действие суровый механизм судьбы. Мурат поддается чарам своей бывшей сельской привязанности, а Асен по воле рока садится в машину, заготовленную для похищения по взаимной договоренности невесты застенчивого и добросердечного пастуха Сагына – антипода развращенного городом Мурата.
Так по ошибке (а точнее – по воле рока) городская до мозга костей девушка на наших глазах преображается в спутницу жизни пастуха в горах Киргизии. Опускаю смешные и трогательные подробности целомудренного сближения столь разных героев. Подчеркну главное – Асен находит себя в тяжелой женской доле и становится законной наследницей фамильных драгоценностей свекрови.
Судьба знает свое дело, белый платок, власти которого усталая и разочарованная в возлюбленном героиня перестает сопротивляться, оказывается сильнее привнесенных урбанизацией и глобализацией представлений о любви, женской эмансипации и праве самоличного выбора партнера.
Феминистки, западники и поборники демократии, несомненно, придут в ужас от импликаций этой добросердечной притчи, рассказанной с сочувствием, иронией и глубоким пониманием сути евразийской ментальности. Но темпераментный современный танец, которому предается закованная в сельские одежды героиня на фоне красот родной природы, доказывает – она нашла свое счастье не в библиотеке или дискотеке, а именно здесь, причем не столько с молчаливым Сагыном, сколько с овцами, охраняющими их собаками и даже угрожающими им волками.
Кирилл РАЗЛОГОВ.
Полная версия статьи опубликована в журнале “Компания” №36 (479) за 2007 г. (главный редактор Евгений Ю.Додолев).
