Началось все с того, что я получила письмо от Александра Позднякова, из “Ленфильма”:
“Дорогая Вера! – писал он – Наверное, ты уже слышала, что группа “Берингов Пролив” из твоего родного города Обнинска, номинирована на Grammy! Какой сюрприз! Обнинск, кажется, может стать гнездом, из которого вылетают не только молодые талантливые девушки- режиссеры (это он имел в виду меня. – В.С.), но и музыкальные звезды!”
Затем, в тот же день, мне позвонил Том Ладди, продюсер Френсиса Форда Копполы и директор кинофестиваля в Теллюрайде:
– У меня есть для тебя статья из “Нью-Йорк Tаймс” о музыкантах из твоего города! Они только что выпустили свой первый альбом и про них сняли документальный фильм, который завоевал приз зрительских симпатий на кинофестивале в Вашингтоне! – радостно сообщил он. – Вот тебе номер их менеджера! Свяжись с ними и скажи, как мы все за них рады!
Конечно, звонить менеджеру я не стала, а позвонила маме одного из музыкантов (которого я знала с детства) в Обнинск и, узнав телефоны ребят в Нашвилле, решила, что поеду в Лос-Анджелес, где будет проходить их ближайший концерт и пресс-показ фильма “Баллада Берингового Пролива”. Благо Л-А от меня всего в шести часах езды на машине.
Лос-Анджелес. Сансет бульвар. Знаменитый клуб “Рокси”. Американская публика, предварительно посмотревшая фильм о нелегком пути музыкантов из Обнинска в Нашвилль, отлично принимала каждую их песню.
После концерта ребята пригласили меня к себе в великолепный отель, расположенный неподалеку. И после тоста за встречу обнинцев на американской земле я записала такой разговор.
– Друзья, представьтесь, пожалуйста.
Александр ОСТРОВСКИЙ: Я играю на гитаре и добро.
– Добро?
А.О.: Это как гитара, но только перевернутая. Не домбра, не добра, а добро. Как добро, только ударение на первый слог. Этот инструмент придумали чехи.
Сергей ОЛЬХОВСКИЙ: Я играю на бас-гитаре.
Илья ТОШИНСКИЙ: Я играю на электрогитаре, на акустической гитаре, на банджо. Подпеваю. И еще мы танцуем русский танец, когда исполняем песню “Порушка- Поранья”. (Ребята смеются).
Александр АРЗАМАСЦЕВ: Барабаны.
– А где же девушки? (В состав группы входят также две девушки: Наталья Борзилова – вокал и Лидия Сальникова – бэк-вокал и клавишные).
А.А.: Девушки спят, наверно, уже. Устали.
А.О.: Одна с бойфрендом уехала…
– Кстати, о бойфрендах. Как в Америке с личной жизнью?
А.О.: Тухло.
С.О.: На самом деле у кого как. У меня девушка в России.
И.Т.: А у меня в Америке.
– Американка?
И.Т.: Да. Но я вижу ее раз в месяц.
– Что было для вас более значительным событием? Выход первого альбома в Америке или номинация на Grammy?
А.О.: И то, и другое. Это произошло вместе.
И.Т.: Процесс записи альбома был очень длительным. Четыре года, даже пять.
А.О.: Песню “I could be persuaded” первый раз мы записали почти шесть лет назад! Да, в 1996 году, когда мы начали первые сессии в Нашвилле… Я точно помню, потому что я как раз появился тогда в группе и мы познакомились с нашим продюсером Брентом Махером, который помог нам определить наш стиль и звучание на следующие пять лет.
И.Т.: Да, запись альбома – это продолжительное занятие, а вот номинация была для нас настоящим шоком! У каждого на этот счет есть своя история. Мы были все по разные стороны океана. Я живу в одном доме с нашим продюсером, и он меня разбудил и говорит: “Поздравляю, Илья, с твоей первой номинацией на Grammy”. Но утро было раннее, и я ничего не понял. Потом минут через десять он повторяет то же самое, и на меня нашло сумасшествие! Я безумно прыгал по дому, орал, что мы едем на Грэмми! Стал названивать родителям, потом родителям других участников группы, а через два часа эта новость уже была получена в России. В Америке это был вечер 7-го, а на утро 8 января это уже было сенсацией. Везде пестрели заголовки с нашими именами.
Но главным шоком для меня было то, как быстро отреагировала русская пресса. Я этого совсем не ожидал, и мне было очень приятно.
А.О.: На самом деле мы не рассчитывали на интерес о нас в России в ближайшем будущем. Кантри-музыка у нас мало популярна и вообще о ней мало кто знает. Конечно, у нас есть контракт с “Universal Russia” на выпуск нашего альбома в России, но в связи с номинацией на Грэмми пресса резко о нас заговорила и возвела нас в рамки, в которых мы никогда до этого не были. Мы стали почти что национальными героями.
Я наблюдал это и отсюда, из Америки. Захожу в Интернет. Набираю “Берингов Пролив” и раз – вижу двенадцать статей. Думаю, ничего себе, никогда в жизни никаких статей не было, а тут появились. И сразу появились люди, с которыми мы когда-то давно работали и у них уже берут интервью: “Что вы думаете по поводу?”
И только потом мы стали давать интервью сами.
А.А.: Когда передали, что мы номинированы на Грэмми, я был в России. Это был мой последний день пребывания в Обнинске перед отлетом назад в США. Всю ночь мы с друзьями гуляли, а утром мне звонит друг с заправки из Балабаново. У него какой-то жуткий радиопередатчик был. Он мне и сказал, что мы номинированы на Грэмми. Я не понял, думал, что это он с бодуна что-то перепутал. Но потом посмотрел ближайшие новости и правда… На РТР не нашли нашей фотографии, НТВ – молодцы, подсуетились и нашли нашу фотку. А то показывают то Бритни Спирс, то каких-то рэпперов, а говорят о нас…
И.Т.: На следующий день звонит в Нашвилль из Москвы ведущая РТР говорит: “Вот если бы вы были сейчас в России, то подписывали бы автографы…” Так все изменилось за одну ночь.
А.А.: Да… Вот если бы мы задержались на один день, то вкусили бы плоды славы! (Шутит.)
С.О.: Мне было очень приятно. Я летел в самолете и рядом сидела девушка из Костромы. Я рассказал ей, чем занимаюсь в Америке, а она говорит: “А это про вас вчера по телевизору говорили”.Тогда я понял, что вся страна слышала о нас.
– Как изменилась с того дня ваша жизнь?
А.О.: Очень изменилась. Теперь до конца жизни нас будут объявлять как группу, номинированную на Грэмми. Теперь куда бы мы не ехали с концертами, наш день плотно забит. Чтобы давать интервью разным изданиям, мы разделяемся на пары.
– (Мне повезло! Досталось четыре участника группы одновременно!) Так как получилось, что вы начали играть в стиле кантри?
A.О.: Стечение обстоятельств. Был такой человек, Алексей Гвоздев, учитель в музыкальной школе в Обнинске. Большинство из нас училось у него по классу классической гитары. Кто-то привез и подарил ему банджо. И он решил, почему бы не играть “Bluegrass”. Он создал группу при музыкальной школе, и несколько лет мы играли в стиле “Bluegrass”, а потом потихоньку переключились на кантри-музыку.
И.Т.: 1988 год. Мне было десять лет. По настоянию моего старшего брата Владимира, который перед уходом в армию наказал моим родителям отдать меня в музыкальную школу, я стал учиться на отделении классической гитары. Но мне было скучно, как обычно детям.
Лично я классику прочувствовал где-то лет в семнадцать-восемнадцать. Но когда я услышал впервые звуки банджо, которые исполнял один из учеников Алексея Гвоздева, меня охватила необычайная радость. Было такое ощущение, как будто я что-то нашел. Я до сих пор не понимаю, почему я так отреагировал на звук этого инструмента. Но я сразу в него влюбился. И сразу сказал учителю, что хочу учиться играть на банджо. И я прекрасно помню первые дни моих занятий. Инструмент был старый, в таком дряхлом чехольчике… Мы делали когти-медиаторы из консервных банок, так как настоящие купить было невозможно. Или из транспортиров – загибали их щипчиками…
Обучение давалось мне легко, и вскоре я уже играл свой первый концерт в профилактории города Обнинска, который прошел на ура.
А.О.: Моя история с группой началась примерно так же. Я учился на классической гитаре, но уже слышал, как Илья играет на банджо. Покоренный его игрой, я тоже решил научится играть на этом инструменте. Стал играть, но у меня ничего не получалось.Что-то не клеилось. Инструмент мне нравился, но что-то было не то. И к тому же я стал замечать, что Илья ходит хмурый.
И.Т.: Потому что концепция нашего педагога была готовить сменный состав, и Саша должен был быть моей сменой.
А.О.: Ну вот, так год или полтора я играл на банджо, но все мне говорили, что как Илья я не играю. Я занимался, но все равно у меня не получалось. И тогда мой учитель предложил мне попробовать добро. Поставил запись группы “Кукуруза”, и мне понравилось. Я решил учиться играть на добро. Практика игры на банджо помогла мне быстро освоить новый инструмент. И буквально за год я научился играть на добро так, как никто в России еще не играл.
С.О.: Меня ребята позвали играть кантри. До этого я играл разную музыку в ресторанах Москвы и Обнинска.
А.А.: Я стал участником группы в 1989. Еще до армии. Ребята искали помещение для репетиций и пришли в наш Дворец культуры, где я играл на барабанах. Так мы и начали репетировать вместе.
– А как вы попали в Америку?
И.Т.: Я приехал в первый раз в 1992 году с банджистом Андреем Шепелевым из группы “Кукуруза”. Я встретил Андрея на музыкальном фестивале в Прибалтике, где он ко мне подошел и спросил: “Ну что, Илюха, мастерство точишь?” и пригласил меня в Америку на конгресс, где собралось 300 банджистов со всех стран мира. Мне было 14 лет. В Америке мне подарили мое собственное банджо, которое было круче всего, что у меня до этого было. Круче чем банджо моего учителя! И я помню, что перед отлетом в Москву человек, который подарил мне банджо, и его семья молились, чтобы я в будущем еще раз приехал в Америку. И я приехал.
C группой (тогда она еще называлась“Веселый Дилижанс”) наша первая поездка была в 1993 году. В качестве участников культурного обмена между Обнинском и городом побратимом – Окриджем.
Серьезные вещи начались только в 1996 году. И связаны они с человеком по имени Рей Джонс, который нас услышал в ресторане “Ла Кантина” в Москве, где мы работали больше года. Рей реально помог нам. Особенно, конечно, в финансовом плане. Сначала он пригласил нас в Америку на три месяца и устроил нам импровизированное турне. Мы поездили с концертами по нескольким штатам, а затем стали делать первые шаги работы в студии. Рей Джонс оплатил нам поездку полностью: билеты, проживание, еду и все, что бы мы ни попросили. И так мы жили до 1998 года. А затем мы разошлись с нашим учителем, Алексеем Гвоздевым.
– Почему?
А.О.: Мы выросли. Мы уже были не дети. А он привык работать с детьми.
И.Т.: И не только это. В России Алексей Гвоздев был для нас всем: и менеджером, и продюсером. А когда мы приехали в Америку, пришло время работать с профессиональными музыкальными продюсерами и менеджерами. Получилось так, что наш учитель остался как бы не у дел, и его власть потускнела. Так как здесь эти профессии очень узко специализированны. Продюсер – это человек, который работает в студии. Знает все. Он годами, десятилетиями оттачивает мастерство и знает, как должно все звучать. Он в каком-то роде также и аранжировщик. А менеджер, это человек, которому не обязательно быть связанным с музыкой. Он организует концерты и отвечает за финансовое состояние группы и всех ее дел. Это человек, у которого есть деловые связи в мире музыки. К тому же, наш учитель не хотел ехать жить в Америку. А мы решили, что кантри-музыку надо играть в Нашвилле и поэтому расстались. Но сразу же встретили нашего нового менеджера Майка Киномена, который тут же стал поддерживать нас и морально, и материально. В самые трудные для нас времена он всегда говорил: “Ребята не надо сдаваться. Вы самая лучшая группа, которую я когда-либо видел”. – А он работал с многими известными музыкантами. – “Нужно держаться вместе и обязательно достигнуть своей цели.”
Рей также организовал нам пару концертов для компании “АРИСТА”, и президент этой компании Тим Дебуа приехал послушать нас в русском посольстве в Вашингтоне. Мы ему понравились, но он сказал, что у нас нет своего стиля и что у нас очень тяжелый акцент, и что нам надо пожить в Америке, чтобы почувствовать культуру страны, музыку которой мы играем. Чтобы мы не были копирующими что-то обезьянками.
Нам надо было очень много работать. И над музыкой, и над чувством стиля, и над языком. К тому же у нас не было никакого студийного опыта.
А.О.: Потому что в России мы всему учились сами. По кассетам. Нам привозили кассеты, и мы замедляли их в два раза, нота за нотой. Снимали партии, чтобы затем воспроизвести их на инструментах. Иногда это было очень сложно сделать, но мы работали над этим и потихонечку научились играть.
И.Т.: И только через два года “АРИСТА” и Тим Дебуа заключили с нами контракт… Но затем компания BMG купила “АРИСТА”, и из-за перестановки кадров мы потеряли контракт и начали все сначала.
– Когда вы ехали в Америку, думали ли вы что в скором будущем будете номинированы на Грэмми?
С.О.: Мы шутили по этому поводу. Был момент, когда мы были в Нью-Йорке и шли мимо здания, где проходят церемонии номинации Грэмми и кто-то из ребят сказал: “Мы здесь будем через год”. Получилось через три года.
А.О.: Первоначально у нас не было никаких планов. Мы были еще детьми, подростками. Просто было весело, и поездка в Америку в то время было великим событием для россиянина. Затем все стали говорить о контрактах, но мы в этом ничего не понимали и ни о чем не думали. А когда уже стали пытаться получить контракт, то осознали, что это очень трудно сделать, и многим людям это вообще никогда не удается.
– А когда же вас ждать с концертом в Москве?
А.А.: Надеемся, что в конце мая.
С любовью из Лос-Анджелеса
Вера СВЕЧИНА.
На фото: слева направо: Александр Арзамасцев, Александр Островский, Илья Тошинский и Сергей Ольховский.
