Обнародованы секретные материалы из Архива Президента РФ, проливающие дополнительный свет на «тайную историю сталинских преступлений»
Летом 1957 года обстановка в партийном руководстве накалилась до предела. Взятый Н.С.Хрущевым курс на осуждение преступлений периода правления И.В.Сталина и реабилитацию репрессированных не устраивал ближайших сподвижников генералиссимуса – В.М.Молотова, Г.М.Маленкова, Л.М.Кагановича, К.Е.Ворошилова, которые в свое время непосредственно санкционировали расстрелы десятков тысяч видных деятелей партии и государства, а также членов их семей.
В этих условиях сподвижники Сталина приняли решение о смещении Хрущева и его сторонников и их последующей физической ликвидации после проведения инсценированного судебного фарса в духе «московских процессов» 1936-38 гг. «Если мы не уберем их сейчас, – говорил в беседах с единомышленниками Г.М. Маленков, – тогда они уберут нас».
На заседании президиума ЦК КПСС верные сталинцы поставили вопрос о смещении Хрущева. Большинством голосов соответствующее решение было принято. Но Хрущев решил не сдаваться, судьба Бухарина его не прельщала. В труднейших условиях, когда решалась судьба партии и страны, он проявил огромную решительность, мужество и волю. По его приказу председатель КГБ И.А.Серов организовал доставку в Москву на военно-транспортных самолетах членов ЦК – сторонников Хрущева. Министр обороны СССР, маршал Г.К.Жуков, страстно ненавидевший в то время Сталина, привел подчиненные ему войска в полную боевую готовность. «Ни один танк не сдвинется с места без моего приказания», – заявил он опешившим заговорщикам. «Наследники Сталина» поняли, что дело их проиграно – они запросили пощады, не слишком надеясь, что такое чудо возможно.
В этой зловещей обстановке открылся знаменитый июньский, 1957 года Пленум ЦК КПСС, на котором впервые были обнародованы факты, от которых и сегодня сердце сводит холодом. Эти факты – еще далеко не вся правда, она – сотая доля правды. И все же… На трибуне появился маршал Жуков, который произнес полную драматического напряжения речь против Молотова, Маленкова и Кагановича, которых он обвинил в массовых расправах над ни в чем не повинными людьми.
«Я хочу, – заявил Жуков, – огласить некоторые факты, которые я лично узнал только в последний период времени. Из этих фактов видно, что эти преступления делались не только под влиянием Сталина, но и по своей собственной инициативе, когда культ Сталина не довлел над этими товарищами, а они с топором в руках, засучив рукава, рубили головы».
«Я образно выражаюсь», – поспешил пояснить свою мысль Жуков.
– Правильно! – крикнул кто-то с из зала.
«Я сейчас об этом скажу, – продолжал Жуков. – У меня подлинный материал, я отвечаю за каждое слово, на документах есть подлинные подписи этих товарищей. Из документов, имеющихся в архиве Военной коллегии Верховного суда, в архиве ЦК видно, что с 27 февраля 1937 года по 12 ноября 1938 года НКВД получил от Сталина, Молотова, Кагановича санкцию на осуждение Военной коллегией, Верховным судом к высшей мере наказания – расстрелу на 38679 человек».
Поясним: речь шла только о тех, кто был приговорен к расстрелу по непосредственной санкции этих «товарищей». Всего же, по далеко не полным данным, в период 1937-1939 гг. было расстреляно около 700 тыс. человек, причем с каждым годом обнаруживаются все новые имена, что позволяет предположить, что число расстрелянных было значительно больше. К этому следует добавить не менее 200 тысяч погибших в те годы в лагерях. Исследователь истории левой оппозиции Вадим Роговин с полным правом замечает, что «масштабы государственного террора в годы великой чистки не имеют аналогов в человеческой истории».
Но вернемся к выступлению маршала Жукова. «Давая санкцию на предание суду Военной коллегии, – говорил он, – Сталин, Молотов, Каганович заранее определяли меру наказания, а Военная коллегия только оформляла приговором эту меру наказания, по существу, формально выполняя свою обязанность. Посылаемые в ЦК Сталину Ежовым списки составлялись на чрезвычайно большое количество лиц. В этих списках лиц, которые представлялись к расстрелу, указывались только фамилия, имя и отчество осужденных и по какой категории их следует судить. Ежов предлагал это заранее. В этих списках даже не указывался год рождения, не указывалась партийная принадлежность, не указывалось, за что надо осудить к расстрелу этого человека».
Перед нами один из таких списков. Правда, подписан он уже не Ежовым. В январе 1940 года Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Л.П.Берия направляет Сталину список из 457 человек – якобы участников право-троцкистских, заговорщицких и шпионских организаций. В отношении 346 из них предлагается применить высшую меру наказания – расстрел, а остальных 111 обвиняемых приговорить к заключению в лагерь на срок не менее 15 лет. Резолюция: «За. И.Сталин».
В этом списке – великий писатель Исаак Бабель, великий журналист Михаил Кольцов, великий театральный режиссер Всеволод Мейерхольд. Накануне ареста Всеволод Мейерхольд выступил на съезде режиссеров и тем самым сам подписал себе смертный приговор. То, что происходило в советских театрах после развенчания «формализма», он назвал «убогим и жалким зрелищем, не имеющим ничего общего с искусством». Его хотели стащить с трибуны, но потом все же дали договорить. Свою речь он закончил словами: «Охотясь за формализмом, вы уничтожили искусство». После страшных пыток Мейерхольд сознался, что он был тайным сторонником Троцкого и агентом иностранных разведок. Действительно, в 1921 году свой спектакль «Земля дыбом» он посвятил вождю Красной армии Троцкому. На «суде» он от своих показаний отказался. 2 февраля 1940 года его расстреляли. 26 ноября 1955 года реабилитировали. Посмертно. В одном списке с «троцкистом» Мейерхольдом осужден и Сергей Шпигельглаз – один из организаторов убийства Троцкого. Что это: проблеск какой-то высшей справедливости?
«Санкция на осуждение, – говорил маршал Жуков, – давалась также на большое количество лиц сразу. Например, Сталин и Молотов в один день, – обратите внимание, – 12 ноября 1938 года, санкционировали к расстрелу 3167 человек».
– Ужас! – снова выкрикнул кто-то из зала.
«Я не знаю, – продолжал маршал Жуков, – прочитали ли они этот список. Ведь на 3167 человек знаете сколько листов надо прочитать, не говоря о том, что надо было спросить, за что, кто этот человек. Как скот, по списку гнали на бойню: быков столько-то, коров столько-то, овец столько-то».
Маршал Жуков отметил и такой факт: «Списки арестованных, которые посылались в ЦК для получения санкции на их осуждение, составлялись НКВД небрежно, с искажением фамилий, имен, а некоторые фамилии повторялись в этих списках дважды и трижды. Препроводительные к этим спискам составлялись Ежовым на клочках грязной бумаги. Так, например, в томе № 9, стр. 210, хранится письмо Ежова к Сталину, написанное на клочке бумаги такого содержания: «Товарищу Сталину. Посылаю списки арестованных, подлежащих суду Военной коллегии по первой категории. Ежов». Резолюция: «За расстрел всех 138 человек. И.Сталин. В.Молотов».
В числе этих людей, обреченных на смерть, были Алкснис, Антонов, Бубнов, Дыбенко, Межлаук, Рудзутак, Чубарь, Уншлихт и др
Следующая записка Ежова: «Посылаю на утверждение 4 списка на лиц, подлежащих суду: на 313, на 208, на 5 жен врагов народа, на военных работников – 200 человек. Прощу санкции осудить всех к расстрелу. 20. VIII. 38г. Ежов». Резолюция Сталина: «За. И.Сталин. В.Молотов. 20.VIII.»
В тот же день, 20-го прибыл список, 20-го же судьбу решили: «за» – и пуля в лоб». Сам «суд», как правило, продолжался не более 10 минут, изредка – до получаса. На некоторых списках стоят пометки Сталина. Так, в дополнительном списке лиц, осужденных к расстрелу за декабрь 1937 года, вычеркнута фамилия Баранова М.И., против которого рукой Сталина написано: «бить-бить». Видимо, выбитых показаний вождю показалось недостаточно, и пытку решили продолжить.
Некоторые фамилии, например, Петровский П.Г., вначале вычеркивались Сталиным из расстрельных списков, а потом все-таки утверждались. Сталин любил заставлять намеченную жертву ждать в страхе своего часа. Особенно жестко в этом плане он поступил со своим бывшим другом Бухариным: выпустил за границу, после процесса над Каменевым и Зиновьевым ему предъявили обвинения, потом их официально сняли, а затем – снова предъявили. Накануне суда Бухарин униженно просил Сталина о чаше с морфием – вождь просьбу не уважил.
На одном из расстрельных списков имеется пометка Кагановича: «Приветствую!» Подписывая смертный приговор Якиру, Каганович не удержался от нахлынувших эмоций и написал: «Мерзавцу, сволочи и б… – одна кара – смертная казнь».
Некоторые участники июньского, 1957 года Пленума требовали привлечь Молотова, Маленкова и Кагановича к уголовной ответственности, давая понять при этом, что не возражают против применения расстрела в отношении этих деятелей. Хрущев на это не пошел. В то же время, «примкнувший» к «антипартийной группе» Д.Т.Шепилов поставил под сомнение необходимость разоблачений преступлений былых лет.
«Я глубочайшим образом убежден, – говорил он, – что сейчас, в нынешней обстановке, ворошить эти прежние дела и говорить о привлечении к ответственности – это принесет вред партии. Вы предлагаете, чтобы мы сейчас перед коммунистическими партиями, перед нашим народом сказали: во главе нашей партии столько-то лет стояли и руководили люди, которые являются убийцами, которых нужно посадить на скамью подсудимых. Скажут: какая же вы марксистская партия? Я считаю, что история не простит никому допущенных нарушений законности, но не в интересах нашей партии, мирового коммунистического движения ворошить теперь эти дела. Самое важное, что партия уже практически устранила беззакония, исправила допущенные нарушения. Сейчас историю надо не писать, а делать. Сейчас вновь постановка вопроса о прошлом может моральный ущерб нам нанести. Не случайно, что китайские товарищи о Сталине дали свою форму: 70 процентов положительного, 30 процентов отрицательного… Я говорил и тов. Жукову: те факты, которые он приводит – это факты, но зачем сейчас это делать, кому от этого польза?»
– Очистить надо ЦК от этих людей! – крикнул Жуков с места.
Но Хрущев и его сторонники не могли на это пойти, хотя Молотова, Маленкова и Кагановича спустя пять лет после Пленума из партии все же исключили. Помимо упомянутых Жуковым Сталина, Молотова, Маленкова и Кагановича, на 195 списках стоит подпись Ворошилова, на 177 списках – подпись Жданова, на 9 списках – подпись Ежова, на 8 списках – подпись Микояна, который в период июньского, 1957 года Пленума был активным сторонником Хрущева. На 5 списках стоит подпись Косиора, который как и Ежов был впоследствии расстрелян, а в годы правления Хрущева реабилитирован, как якобы невинная жертва сталинского произвола.
И еще один факт. 4 октября 1936 года Политбюро рассмотрело просьбу Ежова и Вышинского санкционировать осуждение 585 человек по списку и приняло соответствующее постановление. В числе тех, кто подписал его, был и П.П.Постышев, представленный в хрущевские годы как борец с произволом.
Воистину, «и не поймем, кого казним, кому поем хвалу» (А.Галич)…
По материалам компакт-диска «Сталинские расстрельные списки», представленном Архивом президента РФ и международным обществом «Мемориал»
Николай ГУЛЬБИНСКИЙ.
