Мой рок-н-ролл ушёл вместе с ним

Рубрики: [Цой]  

В этом году легендарному рок-музыканту Виктору ЦОЮ исполнилось бы 45. Те, кто единожды пленился неординарностью философа от рок-н-ролла, по-прежнему находят в его песнях путеводную звезду, а юные последователи любят его с той же страстью, что любили когда-то ровесники их родителей. Каждый понимает Поэта по-своему и находит в его песнях ровно то, что обращено к нему лично…

Казалось бы, все уже сказано о Цое, книги о нем переиздаются и раскупаются. Друзья и знакомые вспомнили, что могли. И тем не менее – сегодня мы публикуем заметки Алексея ВИШНИ, известного питерского музыканта и звукорежиссера, который тесно сотрудничал с Виктором Цоем на самом начальном этапе его творческого пути.

Мой рок-н-ролл ушёл вместе с ним

Я впервые увидел Цоя летом 82-го года. В тот день ко мне заехал Слава Егоров – мы собирали временную студию для записи его песен. Осознав, что нам для этого необходимо, мы направились к Андрею Владимировичу Тропилло, в студию Дома Юного Техника, на соседнюю улицу. Как я и опасался – пришли мы не очень вовремя: уже при входе слышали, как длинный широкий коридор Дома наполнял странный гул: у-ууу-уу… аа-оаааа…ууууу-ууууу. Это означало, что в студии идёт запись.

Зашли на цыпочках, за пультом Борис: его правая рука на мастер-фэйдере, а левая управляет ревербератором. “Тихо, смотрите”, – он показал нам весело прищуренными глазами на окно студии, откуда раздавался мужской голос со странно завышенной формантой: “я бездельник уууу – мама мама – я бездельник уууу-ууууу”. Теперь стало понятным происхождение звука, которым нас встретил третий этаж. Я потянул Славу за рукав: “Пойдем, не будем мешать”. Мы вышли в уборную, напротив студии, достали папироски:

– Кто это, не знаешь? – спросил я Славу

– Не-а, эскимосы какие-то, впервые вижу. А на что пишут-то, я не понял.

– На “Тембр” пишут, я видел, на девятнадцать. Боб на кнопке.

На запах пришёл встревоженный Андрей Владимирович:

– А-аа, курить пришли, вонючки, завязывайте курить, здесь директор ходит.

– Хорошо не будем, привет Андрей, – поздоровался Слава.

– А кто это, Андрей Владимирович? – спросил я, смущённо притушив папироску.

Группа “Кино”, – ответил Тропилло – Борька их пишет, а я порядок у себя в кабинете навожу. Вот, кстати, вынесите вот эти коробки на помойку. – Андрей показал нам кучу мусора, наваленную в углу.

Из студии показался высокий худощавый человек с приветливой улыбкой, представился:

Рыба, очень приятно.

Цой выходить не торопился. На минутку выскочил Борис, приветствовал нас. Его лицо выражало восторг и озабоченность одновременно.

Идем, послушаем дубль. Ломовая группа – “Кино” называется!

Борис поставил “Бездельника”. Цой смущённо стоял поодаль. Послушав дубль, музыканты решили по-быстрому что-то переписать, и мы мешать им не стали – спешно попрощались со всеми сразу и понесли на помойку студийный мусор. В голове у меня беспрестанно крутилась новая песня на русском языке. Следующий день я как-то продержался, мучая родителей немедленно подобранным “Бездельником”.

***

В те годы Гребенщиков разработал для меня специальный курс уроков игры на гитаре: на каждом занятии он выдавал мне цифровки песен “Аквариума”, которые я должен был разучить к следующему разу – потом Борис слушал результат и писал новое задание. Я позвонил ему утром, выразил восхищение и интерес к новому коллективу. Затем положил трубку на комод и спел “Бездельника” по телефону.

Очень похоже у тебя получается, – рассмеялся Борис. – Приходи в студию в обед, позанимаемся.

Пришел, а там “Кино” пишут новую песню.

– Ба, опять хит! – обрадовался я.

Борис в аппаратной накладывал соло-гитару стоя, поставив ногу на стул. В студии все, во главе с Тропилло столпились вокруг микрофона и пели хором:

– Время есть, а денег нет и в гости некуда пойти…

В перерыве между записями Гребенщиков улучал мне академическое время. Я очень дорожил таким общением, старался быстрее разучивать домашние задания и не пропускать сессий на студии с участием “Кино”. Альбом, рождавшийся у меня на глазах, восхищал. Ничего похожего в нашей стране не было.

***

В один из жарких субботних летних дней, наметился концерт в ЛКИ, тогда все задолго собрались у общежития. Я фотографировал всех подряд на школьный фотоаппарат. В тот день я впервые увидел Свинью (Андрея Панова, ныне покойного). Они дурачились с Цоем, изображая схватку панк-роботов. Витя был в белой рубашке с рюшечками – Марианна классно их тогда нарядила. Но концерта так и не произошло. Поставили аппарат, провели sound-check, и вдруг прекратилась подача электричества на сцену. Вышел какой-то дядя, сложил рупором ладони и все попросил покинуть зал: мероприятия не будет. Пришлось спешно всем миром грузить аппарат в автобус. Мы с Виктором понесли гитарный комбик – так и познакомились поближе. Хотя, что там – мир вокруг Тропилло был очень узок: Цой уже знал, что я Вишня, а я уже пел его песни своим родителям.

***

Половина плёнки оказалась засвеченной. Видимо я где-то треснул пластмассовым корпусом фотоаппарата о какой-нибудь угол в автобусе, при погрузке. Однако несколько кадров, ближе к началу, чудом сохранились. Я отпечатал снимки и поспешил позвонить Виктору, чтобы передать их. Договорились о встрече вечером, на “Парке Победы”, на скамеечке под домом со шпилем. Уже собирался выходить, как меня остановил звонок Бориса:

– Ты сегодня встречаешься со своими друзьями?

Я оторопел:

– Какими друзьями? А, да… вечером.

– Чтобы мне поздно не звонить, передай, пожалуйста, Витьке, что завтра смена у Тропилло в час. Хорошо? Рыбу я предупредил.

Я летел на встречу с Цоем как на крыльях. Ещё бы: “Я – друг группы “Кино”, – вертелось в голове, – кому сказать…”

***

Когда “45” был полностью готов, я снял с оригинала пару копий, с них у меня переписал альбом весь двор. Захотелось обложку для плёнки, подобную тем, какие Вилли Усов творил для “Аквариума”. Созвонились, решили посниматься. За домом Рыбы на проспекте Космонавтов росла высокая трава выше человеческого роста. Несколько снимков мы сделали дома, затем отправились к этой траве. Марьяна тонким пером рисовала обратную сторону плёнки – названия песен, выходные данные. Я сфотографировал обложку с руки, при солнечном свете. Сил терпеть время фотографического процесса мы в себе не нашли, решили вместе отправиться ко мне: родители на даче, квартира пустая. Проявили плёнку, пожарили курицу. Потом всю ночь просидели под красным фонарём. Я печатал, ребята играли все песни, которые знали. С восторгом вспоминаю ту ночь! Это было потрясающе; я долго не мог уснуть. Роман c Марьяшей был у Виктора в самом разгаре, и меня, девственника, безмерно смущали их ласки. Она вилась вокруг него, как кошка: царапалась и шипела. Запросто могла нанести поражение внезапным, колким словом. Я постелил им у мамы, Рыба уснул у меня, а я пошёл спать в папину комнату. Утром Марьяна сделала мне комплимент, что у нас очень уютно. Они снимали квартиру на Московской, Марьяна ругалась, что им там очень фигово.

***

В тот день для меня началось новое время, великое время перемен, в которых мне посчастливилось принять самое активное участие. Начал с того, что взял на работе справку о доходах и купил в кредит магнитофон “Илеть-103”. На целую зарплату в двести рублей я поспешил приобрести электрогитару, о которой Виктор так мечтал у меня на кухне. Песни у него рождались быстрее, чем появлялась возможность их записать, поэтому я старался всеми силами ускорить процесс, ибо видел в этом чуть ли не главную миссию в жизни. Тропилло всем сердцем мне помогал: дал шестиканальный пульт, микрофоны. Проявились первые очертания домашней студии. Я знал: звукорежиссёром, по-настоящему, мне не стать без музыкальной школы; создание студии в квартире – единственный путь самореализации – больше я ничем не хотел заниматься. Втянувшись в режим трёхсменной работы на вредном текстильном производстве и зарабатывая неплохие деньги, я был готов делать карьеру в этой области, поступив в техникум лёгкой промышленности. Думаю, что среди нас я зарабатывал больше всех. Каждый месяц что-то покупал в студию. Одна бобина с магнитофонной лентой стоила семь рублей, чуть больше платили за восемь часов изнурительного труда в пыльном угарном цехе фабрики, где трудились гастарбайтеры из союзных республик.

***

Наступил 83-й. Витька с Марьяшей поселились неподалёку, на Блюхера. Рыба стал часто приезжать – то от них ко мне, то от меня к ним. Рассказывал о гитаристе, с которым познакомил Витю. Они готовили состав, с которым должны были выступить на дне рождения Севы Гаккеля в Рок-клубе. Я уже пытался записать первую свою плёночку. Мы поигрывали с Рыбой; я играл цоевский ритм, а Лёша разрабатывал соло. Рыбин мечтал об электрическом составе, но для него этого так и не сбылось. Их концерт приняли очень тепло, однако, продюсеру Гребенщикову он не показался удачным. Лёша принёс запись нескольких песен из Малого Драматического Театра, но она тоже никому не понравилась. Цой вообще стал ко всему относиться очень нервозно: над ним плотно завис весенний призыв, он очень дёргался и даже разругался с Рыбой. Оказалось, что навсегда.

***

Потом Витька исчез. Марьяна уехала к маме, а дома родители неизменно отвечали по телефону, не вдаваясь в подробности: “Его нет”. О том, что он косит от армии, мало кто знал – такое старались держать в секрете. Борис умел хранить чужие тайны, и даже Тропилло не знал, где Цой. Когда его выпустили, я сразу же позвонил. Удивлению моему не было предела – со мной разговаривал совершенно другой человек. Я рассказал, что у меня есть пульт и два магнитофона, на который можно попробовать записаться. Цой сухо ответил, что он не знает, зачем это надо – уровень моего оснащения его не устраивал. Однако совсем скоро он сам выразил желание сделать запись для Юры Каспаряна, нового гитариста “Кино”. Они жили в противоположных частях города, и каждый день встречаться им было неудобно. Мы быстро сделали запись в два-три приёма – ребятам было уютно: горячий чай, покушать, музыку послушать… техника только была не на должной высоте. Мы с Витей склеили оригинал, расставив песни в нужном порядке, и сделали несколько копий. На следующий день я приволок оригинал Тропилло. Он снял себе копию. Спросил:

– А как альбом называется?

Я улыбнулся, отвечаю:

– “Сорок шесть”.

***

Долгое время я Витю не видел – он немного злился, что запись недоделанной ушла в народ. Но в чем-то она принесла пользу. Приехал Борис, послушал, как получилось, тоже снял себе копию. Впоследствии они всё переделали иначе, на “Начальнике Камчатки”. Запись у Тропилло получилась несколько глуховатой: сказывалась изношенность старых магнитофонов “Тембр”, принадлежавших Дому Юного Техника еще с незапамятных времён. Я их увидел впервые еще в семьдесят седьмом, записавшись в секцию акустики и звукозаписи. Кружки я стал посещать с пятого класса – искал себя: то фотографией займусь, то радиомонтажом. От школы меня послали на курсы киномехаников, еще в пятом классе. Остановился на студии звукозаписи и пережил нескольких преподавателей. Наверное, третьим преподавателем в секции стал для меня Андрей Владимирович Тропилло, который очень быстро превратил кружок в настоящую студию звукозаписи. Так, орган отдела образования и социальной профориентации определил всю мою дальнейшую жизнь, став для меня единственным, увы, “коридором”. Все специальные знания в дальнейшем я получал уже во время практики.

***

Андрей отдал мне старые “Тембры”, поставив в студию мелодийную линейку Studer. Я устроил в квартире настоящую студию звукозаписи и позвал группу “Кофе” на обкат. На удивление запись понравилась всем: И Тропилло, и даже Цою. Может, ему не слишком нравился материал, но было не отнять: по качеству альбом был ничего; по крайней мере, hi-hat звучал у меня куда убедительнее, чем в “Начальнике Камчатки”. Мне исполнилось двадцать лет, и я пригласил всех на день рождения. Когда мы напились, я поделился с Витей и Юрой своей мечтой – непременно построить дома настоящую студию, записать “Кино” по-настоящему. Я заручился их поддержкой – пьяным обещанием записать вместе лучший альбом и целиком подчинил свою жизнь воплощению этой мечты. Ребята из “Кофе” тоже решили не останавливаться на достигнутом. Собрали денег и послали меня в Москву, за драм-машиной и ревербератором. Привез технику, а у ребят начались экзамены – сессия. Я позвал Виктора. В те дни они тщетно пытались сводить альбом “Ночь”, записанный еще прошлым летом, Тропилло не уделял времени – с начальством Дома начинались проблемы. Иногда им приходилось скрываться по ночам, когда Дом находился под сигнализацией. Это страшно нервировало Цоя, но сделать было ничего нельзя – никак не ускорить. Пришлось ждать лета, а новые песни рвались наружу. А тут у меня всё так нарядно сложилось: в доме уже появилось 38, цифровой ревербератор и драммашина. Я снял со своей электрогитары краску и оставил чистый древесный цвет, даже лаком покрывать не стал. В таком виде она сильно приглянулась Вите, и я отдал её ему.

***

1985 год принес тёплую, раннюю весну. Я уже освоил драммашину, мы с Юрой быстро запрограммировали ритмы и приступили к записи. Звук очень понравился всем; новая драммашина была слабой, но вносила модную краску. Витя позвал Сашу Титова, и он наложил бас на все песни, буквально за один день. Мы сами не заметили, как альбом был готов. На новое веяние слетелись посмотреть все: “Странные Игры”, “Новые Композиторы”, Курёхин, “Николай Коперник” и “Джунгли” из Москвы – всем было интересно услышать новый альбом с оригинала. Гребенщиков приехал с грудным Глебом на пузе. Господи, какая малютка! Он терпеливо лежал в гостиной и спал под присмотром моей мамы, пока мы переписывали Гребенщикову альбом. Борис меня очень хвалил. Я был счастлив! Мечта моей жизни обнажила свои очертания.

***

Спустя полгода мы разменялись с родителями, и я начал строить студию в новой квартире, на улице Гагарина. Всем народом нас перевезли, потом помогали делать ремонт. Тропилло устроил меня работать во Дворец Молодёжи на ставку, которую сам недавно покинул. Это было почётное место – культурный орган обкома ВЛКСМ. Кстати сказать, замом по идеологии там была Валентина Ивановна Матвиенко. Я проработал звукооператором в технической службе концертного зала до 1988-го – три года. За это время успел записать дома десятка два разных альбомов. Московские “писатели” подарили мне правильный магнитофон и снабжали лентами в обмен за записи, которые мне удавалось стащить из-под носа у выступавших в ЛДМ московских молодых композиторов. Они приезжали к нам для теста – обкатывать свои новые альбомы. Фонограммы ненадолго попадали ко мне в руки, и этого оказалось достаточно, чтобы спустя неделю их уже слушали по всей стране.

***

В 86-м, в группу “Кино” пришел новый басист Игорь Тихомиров. Он давно уже вырос из музыки группы “Кино” и играл в ней, скорее, из понта. Мы тщетно пытались записать альбом – ничего не получалось. Нам нравилось, как записалась “Братская Любовь”, но тяжёлые песни звучали убого. Вторую “Это не Любовь” Витя уже не хотел: зрело настроение “Группы Крови”, а достигнутый предел в качестве звучания был непреодолим, тянул назад. Времени на запись было очень мало. Начинали мы в десять, а к половине второго мне же нужно было выезжать на работу. Я стал пользоваться такси, чтобы улучить еще хотя бы сорок минут. Эти песни мы писали для дипломной работы киевского режиссёра Сергея Лысенко “Конец каникул”. Альбома так и не получалось.

На какое-то время мы взяли паузу в работе, и я переключил свое внимание на Кинчева и “Алису”. Работа над набросками к альбому “Шестой Лесничий” сблизила нас, я ездил с “Алисой” на гастроли в качестве звукооператора. Потом случилась Джоанна. Для всего нашего бытия “Red Wave” стала ключевым событием, резко повысив уровень качества звукозаписи и концертов. “Новые Композиторы” специально приезжали ко мне лишь для того, что бы обогатить звучанием свои семплы, пропустив их через Джоаннин ревербератор.

***

Зимой 88-го Курёхин собрал “Поп-Механику” в Октябрьском. В очередной раз пригласил меня участвовать в концерте, в группе гитаристов. Я уже знал, что девушка привезла порто-студию, что песни записаны отменные, и намекнул Виктору, что сводить их нужно непременно у меня. К тому времени я успел записать альбом “Мифам”, а там качество, по прежним меркам, было уже запредельным. По прошествии нескольких месяцев я настоятельно повторил свое предложение Каспаряну. Тут и Джоанна, к счастью, их заторопила: она должна была в очередной раз возвращаться в Америку, потому что кончалась виза; она хотела увезти альбом и выпустить его там. Спешно собрали всё необходимое: Курёхин отдал нам половину своего аппарата из Ленконцерта на время записи. Мы всё сделали за четверо суток. Это было абсолютно волшебно – возиться с портативной многоканалкой! Огромную работу музыканты провели у Гурьянова. Они записывали на одну дорожку драммашину, на вторую бас, на третью электрогитару. Сводили результат на четвёртую дорожку. Затем Цой пел голос два раза, на две дорожки; дабл-трек сводили на третью. Потом Каспарян затирал одиночные голоса двумя гитарами. Это уже была практически готовая запись. Мне нужно было просто свести это грамотно: развести по панораме и фронтальным планам, наложить поверх голос Цоя или клавишные Андрея Сигле, либо гитару Каспаряна. Суммарно ребята проработали над записью “Группы Крови” больше часов, чем над любым другим из своих альбомов. Потому что впервые в их жизни студия, пусть даже и совсем портативная, надолго оказалась в их собственных руках.

***

Альбом произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Качество звучания, высокий слог песен, их общественная ликвидность – всё это обусловило принципиально новое отношение властей к явлению русского рока. Нужно ли говорить о том, что в течение недели, как мы закончили альбом, он буквально пронизал всю кровеносную систему нашей необъятной Родины. С того времени, как Тропилло выпустил на “Мелодии” альбом “Ночь”, фанаты “Кино” с нетерпением ждали появления нового альбома буквально во всех уголках страны. Будучи едва ли не главной ленинградской артерией этого организма, мне на это потребовалось всего несколько часов. Витька сердился, что альбом вновь получил внезапное распространение, но вместе с тем он оценил размах, когда к нему повалили письма с Камчатки, острова Ямал, социалистических и демократических республик и даже Северного полюса. Важно, что для этого не потребовались годы: хватило одного месяца.

К моменту съёмок финальной сцены фильма “Асса” Виктору уже ничего не стоило собрать стадион – популярность его была запредельной. “Кино” стали показывать по ОРТ, стоимость их концертов перевалила за двадцать тысяч, и было их очень много. Все накупили себе машин, Гурьянов стукнулся первый. Опаздывая в аэропорт, он просто бросил её на подъезде, а по-возвращении купил себе новую. Звучание концертов было ужасным. Получив огромный опыт двухлетней концертной работы с “Мифами”, я бы мог им создать хороший звук, досконально зная весь материал, и даже предлагал свои услуги, но как-то не сложилось. К тому же я плотно занимался собственным творчеством к тому времени, записал альбом, и его выпустила “Мелодия”. Цой видел меня по телевизору, наверное, смеялся от души. Его приятели из группы “Новые Композиторы” здорово помогли мне тогда в освоении компьютера, предоставили его на запись. Я вообще собрал тогда столько аппарата – Цой не мог этого не заметить, если бы послушал. Однако в то время это стало уже нереальным. Виктор до смерти влюбился в новую, таинственную девочку из Москвы, дочь известного кинорежиссёра. С тех пор он редко появлялся в Ленинграде.

***

В последний раз мы встретились в СКК, за кулисами. Я пригласил его в гости послушать альбом, но Витя вроде что-то слышал уже. Обещал при случае заехать.

Весть о его гибели настигла меня в дневном поезде по дороге в столицу. Мы ехали с барабанщицей Кэт за визами в посольство Нидерландов. В воздухе стояла такая тишина, как после сильного, внезапного удара в челюсть. Страшное известие оглушило, настолько нелепым, нереальным оно казалось. Ветер сорвал Цоя спелым и сочным, в самую счастливую пору. Было страшно обидно и горько. Весь мой жизненный путь пронизала чёрная черта, разделив на “до” и “после”. Я чувствовал, что судьба мне больше никогда не предоставит шанс сделать что-нибудь более значимое.

Видимо, так оно и случилось. Жизнь моя радикально изменилась, а творчество надолго притомилось в безвременье. Потеря Цоя поразила личную мотивацию, и мой рок-н-ролл ушёл вместе с ним.

Алексей ВИШНЯ.


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Рихтер в юбке
Недосягаемая
Обещала вернуться. Осенью
Зачем же жизнью бросаться?
Надежда Захарова: Сны о Плисецкой


««« »»»