В последнее время все чаще сетуют на измельчание кинематографа, оскудение литературы, нищету общественной мысли и прочие симптомы конца света. При всем своем эсхатологическом мышлении (свойственном, как писал Ленин, представителям обреченных классов) рискну утверждать, что ничего страшного не происходит. Современному человеку элементарно некогда быть великим.
Толстой написал “Войну и мир” потому, что мог пять лет не думать о хлебе насущном. Почти вся русская литература была сочинена людьми праздными, свободными от ежедневного труда. Мне возразят, что Достоевский сочинил “Игрока” за сорок дней и вообще не вылезал из долговой кабалы, но Достоевский здесь скорее исключение, и вдобавок лучшие свои вещи – “Братьев Карамазовых” или “Бесов” – он писал все-таки в относительно спокойной обстановке. Кто бы спорил, полная праздность вредна, она расслабляет и лишает тонуса, но паузы, проколы, прогулы, как называл их Мандельштам, художнику жизненно необходимы. Больше всего делаешь, когда ничего не делаешь, – любила повторять Ахматова, ненавидевшая поденщину. Найти идеальное соотношение между трудом и праздностью нелегкая задача для художника, но без этого, как ни крутись, не состоишься.
К сожалению, к руководству культурой и у нас, и во всем мире уверенно пришли менеджеры, что, впрочем, случилось не вчера. Стоит сегодня появиться интересному тексту, перспективному автору, значимой тенденции, и менеджер, успевший первым, покупает автора с потрохами, заставляя его ставить найденное на поток. Тексты начинают производиться с компьютерной скоростью и минимальным участием души. Нужен титанический талант, чтобы при такой эксплуатации выдавать разнообразие, и столь же титанический дух, чтобы отказаться от соблазна: ведь менеджеры заботятся и о том, чтобы автор не получал слишком больших гонораров за каждый отдельный текст! Ему платят именно за регулярность их появления.
Напомню некоторые музыкальные бренды, неумеренная эксплуатация которых сильно им повредила: перестал развиваться и фактически сошел на нет “Мумий тролль”, утратила все обаяние непосредственности Земфира, а что проделывают с молодыми исполнителями на всевозможных “Фабриках”, – видят все. В литературе все еще нагляднее: стоило Илье Стогову написать один хороший роман, как петербургские издатели немедленно выжали из него еще десять посредственных. Стоило прославиться Евгению Гришковцу, как его заставили неумеренно тиражировать самого себя, причем никакого качественного скачка при этом не произошло: он как писал неплохие сценические монологи от лица усредненного представителя поколения, так и продолжает воспроизводить все то же самое, выдавая продукт то за роман, то за рассказ. Авторам приходится выскребать сусеки, сдавать в печать то, что вовсе для нее не предназначалось, – гоните, все в дело, под имя схавают!
Увы, этот чисто менеджерский подход к литературе и к искусству вообще не учитывает одного. Здесь бессмысленно повторять успех. Можно напечатать и выгодно продать девяносто девять клонов “Кода да Винчи”, но ни к чему, кроме дискредитации идеи, это не приведет. Клон Гарри Поттера по имени Таня Гроттер выдохся на третьей серии. Главное же – попав в мир тотально клонированного искусства, читатель потерпит-потерпит, да и отвернется от книги как таковой.
Авторы, чьего опыта и мировоззрения хватает от силы на один полукачественный текст, начинают, как Оксана Робски, бесстыдно и безжалостно эксплуатировать себя. Фильмы, посыла и фабулы которых едва хватало на полный метр, продолжаются, как “Бумер”, уродливыми и беспомощными сиквелами. Идеи, авторы, тенденции ставятся на поток и выжимаются, как апельсины. Чтобы писать, художнику нужно жить и думать. А для этого нужно время.
Но менеджеру, конечно, всего этого не объяснишь. Я вообще думаю, что менеджером называется человек, которому никто и ничего не может объяснить.
Дмитрий БЫКОВ.
Редуцированная версия статьи опубликована в журнале “Компания” №19 (415) за 2006 г. (главный редактор Евгений Ю.Додолев).
