Она проснулась идеалом всех гопников России. Для двадцатитрехлетнего человека это суровое испытание. Ее хотят теперь очень специальные люди. На премьере «Бумера» в «Пушкинском» именно они наводняли зал. Это был хороший ход – пригласить на первый московский показ (до этого, кстати, были два провинциальных – тоже обозначение приоритетов) именно тех зрителей, для которых и про которых снята картина.
Буслов, впрочем, понятия не имел, что станет их кумиром. Ему хотелось снять такое себе кино про новый образ России, как он его видит и понимает. Про бандитов – какие они на самом деле, без романтического флера. Суровое роуд-муви, без любви. Он и снял. И оказалось, что правда по-настоящему востребована только гопниками. Остальным смотреть кино вообще неинтересно.
Под гопниками я понимаю молодых людей из провинции, ребят из простых семей без определенных устремлений и с самыми размытыми представлениями о будущем. Им абсолютно некуда податься. Больших денег в провинции не сделаешь, работы мало, родительское выживание отвратительно, до Москвы далеко, никто никому не нужен. Вместо первого непоротого поколения, которого так ждали, выросли вот они – те, кому сейчас примерно семнадцать. Поскольку им надо определяться в борьбе за существование, их отличает повышенная чуткость. Они и в разговоре все время присматриваются, принюхиваются – нельзя ли тебя как-нибудь использовать? В крайнем случае убить, чтобы хоть барсетку отобрать…
Настоящее чутье на правду бывает только у такой публики – потому что реальность их интересует всерьез. От этой восприимчивости зависит их жизненный успех. Без нее убьют сразу. Российские бесхозные подростки почувствовали, что Буслов умеет говорить правду. И буквально выколотили из него продолжение истории: никто его, конечно, не бил, и слава Богу, но «Бумер» имел такой всероссийский кассовый успех, что режиссер сам озадачился.
– Фиг ли я их всех поубивал в конце, – сетовал он. – Ведь такой бренд запустили! Этих бумеров сколько же можно было наснимать!
Общими усилиями в пару единственному выжившему герою воскресили убитого Кота-Вдовиченкова. Но за Буслова взялись Члиянц и Сельянов – два серьезнейших русских продюсера, оба в прошлом режиссеры. Они поняли, какая аудитория купилась на предыдущую картину, и решили ввести в сиквел представительницу этой аудитории. Чтобы люди смотрели не просто «про бандитов», а про себя.
Так Света Устинова, уроженка Северодвинска, родившаяся 1 мая 1982 года, сделалась кумиром отечественной киноаудитории. Не всей, не столичной (эти уже успели обругать картину: сюжет разваливается, движения нет, штампы), но той, у которой хватает денег аккурат на кино. Надо было видеть, как они все на нее смотрели после премьеры.
– Как вам наша героиня? – спросила меня хорошая пиарная девушка, благодаря которой я хоть и без места, но протиснулся в переполненный «Пушкинский». – Такой зайчик…
О нет, она не зайчик.
– Я эту Дашу ненавидела сначала. Она мне и сейчас не нравится. Я такое про нее читаю… Пишут, что она такая, потому что живет в провинции, родителей нет… Ну, я сама из провинции, что дальше? Северодвинск. Он вообще до девяностого был закрытым городом. У меня мама на заводе «Полярная звезда» работала, отец – на военной верфи «Звездочка». Ничего, жили. Как в военных и закрытых городах жили в девяностые – рассказать, нет? Я ходила в кружок бальных танцев, училась в четырнадцатой гимназии, нормальные люди были кругом, никто не воровал и не скуривался, и мне все эти оправдания – что вот, она в нищете росла, как-то странно слышать.
Потом, эта дикая ее любовь к брату. Ничего святого нет, только брат. Я таких девочек видела вообще-то, и они все врут про брата. Очень часто просто выдумывают его – чтоб было на что ссылаться во время свинства своего. Вот, я такая, но все ради брата! Про них правильно говорят, что у них все инстинкты атрофированы, кроме древнейшего, родственного. Про это и «Брат» был. А всех других мы замочим и с дороги сметем, потому что никого не жалко.
Я почему стала сниматься в этой картине? Потому что верю Буслову, у него задача совершенно четкая. Ему надо развенчать образ бандита, при котором жизнь роскошная и сам он весь Робин Бобин Гуд-Барабек. Нет, они скоты. И надо снимать про то, как это гнусно все. Вот посмотрит такая девка, как из-за нее люди гибнут и все вокруг рушится, – и не то чтобы одумается, но перестанет считать, что ей все можно.
Слава ее не пугает. Как всякий человек, родившийся в мае, она обречена маяться, но как всякий человек, родившийся в праздник, – обречена праздновать. Так что вся ее жизнь вписывается в рамки праздничной маеты, обременительной радости – как только что обрушившаяся слава, когда у нее нет ни минуты на себя. Приходится сниматься для журналов, давать интервью радиостанциям, ездить с картиной по стране и подставлять свое, прямо скажем, хрупкое тело восторженным и жадным взглядам гопников. Кинокарьеру она делать не намерена: сниматься трудно, ей больше нравится ее собственная профессия. Устинова – финансист, и в Московском финансовом училась отлично, так же, как и в школе. Это у них с Бусловым общее: оба – перфекционисты, тревожные, мнительные, не отрывающиеся от работы, пока не почувствуют, что сделано все возможное.
– Мне говорили, что с другими режиссерами проще работать. Это Петя такой – ни одного проходного кадра. У него поэтому по изображению так все точно.
– Но хоть что-то от этой девочки в вас есть?
– Ну… не знаю. Я тоже умею водить машину, вот и все. И аппетит хороший.
Что можно сказать о новом русском идеале красоты? О типаже, который явно определит российскую моду на ближайшие год-два? О новой киногероине, сменившей гламурную оторву, дорогую шлюху, отдающуюся за деньги и слезливо кающуюся?
Значит, по пунктам: прежде всего это девушка недоступная. Для нее главное – развести вас и ничего не отдать взамен. Во-вторых – преступная. Для нее правил вообще нет. Что хорошо для меня, то и правильно. Жалости она не знает и не требует, слабости не прощает. Она блондинка с длинными волосами, худая, ключицы торчат, сиськи есть, но очень умеренные. Виктимная внешность, обманчивая, провоцирующая на сострадание. Гибельный цветок, что называется. Чистая хищница. Ест много, жадно, впрок, потому что неизвестно, когда придется в следующий раз. Одевается функционально, обувь предпочитает спортивную – так проще убегать. Рыдает по заказу, легко, врет так же легко, не смущаясь. Ничего не боится. Хорошо ориентируется в Интернете и в технике. Мечтает улететь на Гоа и ничего не делать, но и там выдержит недолго. Такую должны были придумать Луцик и Саморядов, но оба не успели дожить до появления этого типа, предсказанного еще в «Дюбе-дюбе». У их Тани были еще хоть какие-то принципы, у этой – никаких вовсе. Влюбиться не может. Отсутствует какая-то зона мозга, которой влюбляются. Может испытывать привязанность, благодарность – но считает себя свободной от эмоций, как только долг отдан. Нематериальных отношений не признает. В случае опасности будет сопротивляться до последнего, кусаться, царапаться, бить чем попало. Очень сильна для своей комплекции, вынослива, изгибается, как змея, – словом, великолепна была бы в любви, если бы знала, что это такое.
Механизм, так сказать, страсти в этом случае таков: в Дашку, какой она сыграна Устиновой, влюбляешься именно потому, что отлично понимаешь всю меру несбыточности этой любви. Такая девушка могла бы влюбиться в огромный кошелек или в огромный автоматический удовлетворитель, не вызывающий никаких чувств… В сущности, она асексуальна. Аноргазмична по крайней мере. И это интересный показатель для нынешней России: ее героиня в самом деле не нуждается в сексе. Деньги ей очень нужны, помощь – иногда, но вот любить – никак. И современная Россия действительно никого не любит: одних она презирает, а от других зависит, и при этом все время стремится выглядеть бедной, самой бедной… Как Дашка, жалующаяся на то, что ее изнасиловали, избивали и голодом морили – тогда как главным ее занятием с малолетства был мелкий шантаж.
В общем, и Родину мы любим примерно так же: заведомо зная, что к любви она не способна. И потому наше к ней чувство имеет такую болезненную, страстную, почти эротическую напряженность. Наша Родина не кончает. Она нас не хочет. И почти никому не дает. В этом ее и наша главная проблема. Буслов это угадал, а Света Устинова сыграла. И эта ее заслуга может оказаться в истории более существенной, чем все финансовые подвиги.
Впрочем, это и естественно, чтобы такая девушка любила деньги больше искусства.
