Постоянно приходится слышать сказки про так называемую «империю».
Про то, что есть, мол, на свете национальные государства — плохие, злые, неинтересные, а есть — или, во всяком случае, были — империи. Добрые, щедрые, большие, интернациональные, где тунгус и калмык (или индус и зулус) вместе создают светлое будущее.
Империя — как сказочный слон из детской книжки, и России надо быть таким слоном, да она им и является.
К сожалению, это нелепая фантазия.
Начать с того, что классические западные империи — это прежде всего национальные государства с очень четким, и даже очень жестким и недружелюбным этническим ядром. Эти империи — «нации плюс», а вовсе не какие-то мифические плавильные котлы, где все со всеми весело переваривались в одну склизкую жижу.
Так, Британская империя эпохи своего расцвета — это национальное государство англосаксов, окончательно сложенное в семнадцатом веке (при Елизавете — культурно, при Кромвеле — религиозно, после революции 1688 года — политически), которое произвело мировую экспансию.
Но стандарт этого государства задавали — и управляли им столетиями — джентльмены известного происхождения и воспитания (фамильное поместье, Итон и Харроу, Оксбридж) и вероисповедания (Хай Черч), а все остальные — не то что далекие туземцы, а даже и белые христиане-ирландцы в их империи были — ну, как та осетрина из Булгакова, то, да не совсем то. Никуда их не пускали, иными словами.
То же самое касается и Америки, и даже в еще большей степени. Америка тем более была империей этнического — или, если угодно, этнорелигиозного — господства васпов, и там даже Дизраэли никакого быть не могло. Первый президент, который не был бы англосаксом-протестантом или немцем-голландцем, возник у них, как известно, в 1960 году, да и то с большим скрипом, да и того быстро убили. Потом еще один раз — в 2008 году, теперь еще один католик — и, собственно, все. За все 250 лет.
Словом, настоящая империя — это и есть национальное государство, просто очень сильное и умеющее играть в гегемонию над другими.
Но не Россия.
Россия, к сожалению, была государством, где дешевый крестьянский труд и солдатская кровь низкорангового русского большинства — оплачивали лояльность разного рода окраин, живших лучше и имевших куда больше прав и возможностей по сравнению с великорусским ядром. Россия была, если угодно, империей наизнанку и колонией самой себя.
До 1917 года это отчасти компенсировалось великой культурой, созданной русским же образованным городским меньшинством.
После 1917 года те же тенденции стали абсурдными и катастрофическими, головная боль превратилась в гильотину, а «колония самой себя» сделалась колонией тогдашней Аль-Каиды. Русские стали еще намного беднее и бесправнее, тогда как образованное национальное меньшинство просто исчезло в репрессиях и эмиграции.
Нужна ли России «империя», где значительная часть русского народа не имеет паспортов и пенсий, работая за палочки трудодней? Вопрос пустой.
А когда жизнь начала меняться — примерно с шестидесятых годов прошлого века — такая «империя» медленно, но верно поехала с ярмарки.
И все еще едет, хотя многие ее неприятные признаки — “Ярославская область — родина 7846 народов!”, « у преступности нет национальности», «золотой пистолет», «братский Кыргызстан», “граждане РФ — пятеро братьев — отпинали ногами прохожего в парке” и прочее, — по-прежнему с нами, и нам еще долго с ними прощаться.
Но такого «имперского» кошмара, как был полвека назад, когда в Грузии счастливые шейхи накрывали огромные столы, а нищие люди в Рязанской области годами не видели мяса и электричками ездили в Москву за едой, — теперь уже нет, мы его наконец-то избыли, слегка подвинув хотя бы закавказского гегемона.
А что дальше будет в России с «империей»?
Ее классический тип у нас уже невозможен. Военная экспансия в современном мире если и случается, то очень редко, и только с опорой на поддержку местного, культурного близкого населения. Пробковые шлемы больше никому не выдают.
Экспансия при помощи технологий, моды, захвата торговой и стилистической монополии, как сейчас принято, — увы, не про нас. В мире есть всего несколько народов, способных на такое, — и дай нам Бог быть среди них, но пока что это мечты.
И, наконец, остается наша родная антиимперия, остаточный исторический хвост которой все еще бьет нам по голове.
Антиимперия, в которой мы должны всех любить, всем давать денег и льгот, воспевать «дружбу», быть готовы принимать миллионами необразованных сельских парубков откуда угодно, — а нам никто не должен ничего, и высокомерно-паразитическое отношение к нам никто и не думает скрывать.
Антиимперия, в которой специально для русского народа существует закрывающая его ширма, на которой написано — «российский поэт Пушкин», — тогда как во всех остальных случаях национальная идентичность вовсю поощряется.
Так вот, избави нас Бог от нее.
Но даже и без высшего вмешательства — она здесь обречена, поскольку русский человек стал горожанином, собственником, буржуа, его имущественный и образовательный статус только повышается, и его социальные интересы — что ему выгодно, что ему неприятно и вредно, и кто ему симпатичен, и как и с кем он хочет жить, — уже неотменяемы.
А с такой империей — русские интересы несовместимы.
Другое дело, что, освободившись из рабства на кирпичном заводе «братушек», человек может ведь и не вернуться домой, не стать хозяином у себя дома.
Он может и потеряться, пропасть.
Но если у России все-таки есть какое-то будущее — нет, не «имперская» оруэлловщина, где вся Средняя Азия под командованием здешних строительных ханств переезжает в Москву, чтобы дарить нам башни на тысячу этажей с очередями в туалет и ячейками на десять метров, — это будущее национальное.
Такое же, как и у всех успешно существующих вокруг народов.
Без воображаемого слона, на котором все практичные люди бесплатно едут, поскольку он — общий, ничей, тогда как у них, разумеется, все свое.
