Грустная песня о главном

Рубрики: [Книги]  [Рецензия]  

Михаил Зуев Грустная песня про Ванчукова обложка

Михаил Зуев. Грустная песня про Ванчукова. — М.: АСТ, 2021. — Городская проза. — 768 с.

…Когда «инженеры человеческих душ» и «прорабы перестройки» ушли в тень, на сцену выступили люди новых, реальных профессий. Откуда они взялись? В частности, в романе Михаила Зуева «Грустная песня про Ванчукова» на их рождение ушла целая вечность — три поколения семьи, живущих, страдающих, борющихся. Три эпохи, в которых формировался характер будущего героя нашего времени: от Сталина до Горбачева, от большого террора до лихих 90-х.

С одной стороны, отличный производственный роман — заводские циклы, инженерные решения, которыми полны первые главы этого романа в семьсот страниц, медицинские будни, поскольку главный герой, родившийся уже в наши времена — московский врач. И все это искренне, с интересом. «Нам с вами повезло, да, именно повезло! Вам учиться, а нам преподавать — в одном из лучших вузов советской страны, к тому же находящемся в славном городе, названном именем великого Сталина! Почему — в одном из лучших? Да потому что наш институт, всего три года как отметивший двадцатилетний юбилей, ещё совсем молод и полон сил. Потому что у нас преподают лучшие практики металлургического дела, которые, если можно так образно выразиться, товарищи, одинаково легко примеряют на себя и академическую мантию, и брезентовую робу сталевара!»

Все это было, и ничего не забыть, при этом отчетливо видно, что автобиографический момент в романе присутствует, поскольку очень уж детально, с профессиональной хваткой описываются и разруха, и возрождение в стране, и семейный быт. Архивы? Устная память? Видимо и то, и другое, ну а то, что в 70-х коржик из буфета был вкусный — это многие и так могут помнить. «Рассыпчатый, поджаристый, таял во рту, растворяясь в сладком кофе с молоком из гранёного горячего, чуть липкого стакана».

С другой стороны, это нисколько не агитка, не ностальгия «по настоящему», а крепкая, живая, энергичная проза. От деда, отца, сына, наконец, непростого советского времени. Такую сегодня уже не выпускают. «Барышев знал огромный завод до самого последне— го винтика, до самого потаённого закоулка. Уж кто-кто, а именно он и был отцом меткомбината. Это же он, было дело, в цеху, сделав замечание рабочему и услышав в ответ: «Гудит, как улей, родной завод, а нам — до фени, долбить-тя в рот!», вломил прилюдно кулачищем размером с детскую голову в перекошенное рыло так, что только пятки кверху мелькнули! С Барышевым можно было ругаться — он был отходчив; с ним можно было спорить — он уважал оппонентов и никогда не позволял себе переходить на личности; с ним можно было травить анекдоты — он их знал вагон и маленькую тележку. Одного с ним было нельзя, никогда и ни при каких обстоятельствах: нельзя было обижать комбинат. Потому что он был отцом комбината. А какой отец позволит обидеть своего ребёнка?!»

Неудивительно, что потомки этих людей 50-х перенимали «родовую» эстафету, без оглядки на звания и должности — просто потому, что «отец велел». «Были бы все такие, как Ванчуков, у нас уже давно был бы коммунизм», — обмолвился как-то Барышев на партсобрании. Слова его кворум встретил тихо: хоть и не особо приятно слушать такое о молодом выскочке, а, по сути, возразить-то и нечем».

А вот с последним, как водится, героем этой эпопеи вышло немного иначе. Но только формально — сменилась власть, уклад, порядки, но не правила жизни, заложенные сызмальства. Вроде бы врач, призванный исцелять, но сможет ли он помочь самому себе, пережившему легендарное «время перемен»? Поэтому и идет по жизни, пробивая стены, раня сердце, надрывая жилы. С любовью не сложилось, медицинская карьера — сплошные подводные камни и течения. Но ум, честь и совесть ведь не пропить, какие бы лихие девяностые не стояли на дворе. А хотелось бы порой… «Олег на кухне рубил салат. «Накатим?» — «А то!» Врубили первый альбом «Дайе Стрэйтс», закинули следом тут же пельменей. Выудили лоснящихся селёдок из банки, там следом вторая. Потом третья, и — ай да хорошо, ай да весело. За следующий час дорубали все салаты. Мышка колдовала над мясом в духовке. На балконе мёрз торт».

Как бы там ни было, но в прозе этой тепло. Яркая, динамичная, заставляющая оглянуться в прошлое с надеждой и пониманием. Есть в ней и жизненная сила, и авторский опыт, и сюжетом бог не обидел. Совпадает он с историей страны, состоящей из таких вот грустных песен о главном. О чем именно — стоит дочитать, пока не замерзли.

Игорь БОНДАРЬ-ТЕРЕЩЕНКО.


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий



««« »»»