Цензура и мы
Когда члены моей семьи прочитали заметку, посвященную вуайеризму и эксгибиционизму в экранной культуре (см. «МП» от 20 января с.г. – Прим. ред.), их реакция, неожиданно для меня, оказалась резко негативной. Особенно это касалось телевизионных передач, отмеченных, на мой взгляд, печатью переживаний столь интимных, что их демонстрация становилась непристойной.
Причины такой реакции были разные. Со стороны младшего поколения:
– Это какое-то старческое брюзжание. Ты за цензуру, что ли?
Со стороны старшего:
– Зачем нападать на такие добрые передачи, как «От всей души» или «Жди меня»? Конечно, порой на рыдающих людей смотреть как-то неловко, но ведь замысел благородный. Да и «Пусть говорят» все смотрят.
Действительно смотрят: вуайер сидит в каждом из нас и ищет себе алиби, благовидный, культурно одобряемый предлог для подглядывания. Еще в начале 50-х годов минувшего века молодой французский критик и будущий режиссер Франсуа Трюффо с негодованием обличал «папино кино», где наблюдение за раздеванием дам было мотивировано приоткрытой дверью в ванную комнату – так, мол, случайно получилось.
Поиск благородного предлога и есть часть механизма психологической цензуры: бессознательные и разрушительные импульсы контролируются культурой, которую основатель психоанализа Зигмунд Фрейд не случайно считал эквивалентом цензуры.
Механизмы самозащиты живого организма многообразны. В кино мы нередко зажмуриваемся, когда видим или предчувствуем нечто невыносимое. Подростки громко хихикают, защищаясь от возбуждающего эффекта экранных поцелуев и объятий. Мы не слышим собеседника, блокируем неприятные воспоминания, безуспешно стараемся не радоваться неудачам ближнего, одним словом, сознательно или бессознательно стремимся сохранить целостность своего «Я» от разрушительно воздействия и окружающей среды, и нашего непознаваемого внутреннего мира – стихии бессознательного.
Общество в этом плане подобно живому организму. Ощущая опасность разрушения или саморазрушения, оно ощетинивается тысячами естественных и искусственных колючек и стремится сохранить контроль за происходящим в самом широком диапазоне: от системы внутренних запретов (цензура) до развертывания новых войн против «своих» (то «космополитов», то боевиков-исламистов) или «чужих» (в Афганистане или Ираке).
На первый взгляд, кажется, что тлетворные решения принимаются конкретными «плохими» людьми. Кто-то дал указание начать войну в Афганистане, кто-то вычислил роль чеченской компании в компании предвыборной, кто-то выдвинул и поддержал законопроект об ограничении оборота продукции сексуального характера… Однако, при всей внешней рациональности защитных реакций отдельных индивидов и еще в большей степени государств, в их основе лежат могучие стихийные и далеко не очевидные процессы, которые и можно назвать цензурой в широком смысле.
Это ни хорошо, ни плохо. Это – объективная реальность. Такого же порядка, как и телевизионные шоу, стимулирующие вуайеризм, с одной стороны, и эксгибиционизм, с другой. Бороться против них – все равно что бороться против плохой погоды. Надо лишь уметь пользоваться другой объективной закономерностью общественного развития – расширением зоны свободы и диапазона индивидуального выбора, и в случае необходимости просто переключать каналы. Для самосохранения и сохранения своей семьи…
Кирилл РАЗЛОГОВ.
Редуцированная версия статьи опубликована в журнале “Компания” №01 (397) за 2006 г. (главный редактор Евгений Ю.Додолев).
