Драматическая разница между буржуазной системой, где чиновник — это наемный сотрудник у частных хозяев, у «товарищества собственников жилья», и системой бюрократической, где собственность условна, а единственным хозяином и нанимателем чиновника является безличное номенклатурное нечто, символически обозначенное султанами, генсеками и вождями, состоит в том, что буржуазная система имеет право на плохие новости.
Наемный сотрудник, заинтересованный в том, чтобы сообщество беспокойных хозяев (чья это собака лает? прекратите шуметь! почему вода из крана плохо течет? где моя скидка!) было им довольно и голосовало за него, обязан суетиться и всегда готов перебдеть. Именно поэтому предвыборные речи американских кандидатов состоят из двух частей. Первая: у нас все плохо, ужасно, чудовищно, Америка погибает, мы на краю пропасти. Вторая: но я все поправлю.
А вот начальник из султаната, у которого вся ответственность — «вверх», а не «вниз», перед «папой из президиума», а не тысячью отцов с газонокосилками, — у него всегда все хорошо, прекрасная маркиза. Ему важно любой ценой отчитаться о мире и тишине, не потревожить, упаси Бог, покой вышестоящей инстанции, ведь если тревога таки наступила, виновным заведомо будет именно он, а вовсе не реальные обстоятельства. Это газонокосилки заинтересованы в решении своих проблем, а президиуму нужно хорошее настроение у себя на облаке, так что не грузи, не мешай. Так уж устроен мир восточной власти, где слово это не слово, а жизнь. Кто крикнул «пожар!» — тот и поджигатель, а если не кричат — значит, и пожара нет никакого.
Так у нас и образовалась трагедия нынешней эпидемии.
Власть была бы и рада остановить мор, снять фронтовое давление на медицину, прекратить все ненужные ей, вопреки мнению шизоидов, ограничения, но для этого нужно было заставить людей носить маски и прививаться, а чтобы заставить людей носить маски и прививаться, нужно было их как следует напугать честной статистикой и честной картиной происходящего в больницах, но пугать их нельзя, поскольку система на каждом своем уровне обязана бесконечно рапортовать об успехах и победах, о том, как у нее все хорошо, а если кто-нибудь рапортовать об этом не будет, то он и виноват в том, что происходит, а кто захочет быть виноватым? Приехали, тупик.
В этом месте логично спросить: если все так, то надо бежать на баррикаду, разве нет?
Увы.
К сожалению, драматическая разница имеется не только между буржуазной и бюрократической системой, но и между превращением бюрократической системы в буржуазную — и ее, бюрократической системы, простым разрушением и обращением в дикое поле, после чего она, та же самая система, будет заново отстраиваться, но уже ценой фантастических жертв.
Одно дело, когда чиновник Иван Иваныч становится фермером и шерифом Иван Иванычем, и совсем другое дело, когда Иван Иваныч становится на какое-то время никем, проклятым прошлым, а страну рвут на части иностранцы, интеллигенты и меньшинства, после чего они разбегаются, а Иван Иваныч долго ползает на руинах, а потом берется за старое.
Этот, второй вариант мы видели своими глазами тридцать лет назад и хорошо знаем, как он осуществился сто лет назад, больше не надо, спасибо, — тогда как вариант первый так и остается загадочной и недоступной мечтой. Если только как-нибудь медленно, малозаметно, «само».
Так и приходится терпеть ту систему, которая у нас есть, со всем ее нелепым враньем и прочей прекрасной маркизой.
