Великая, вечная тема нашего двадцатого века, она всегда со мной, поскольку она — это мой внутренний конфликт с самим собой.
Одни мои предки пахали землю в Тверской губернии, а другие в это самое время таки немножечко шили в черте, — мне ли не знать тех и других?
Различий, конечно, вагон: евреи умеют легко и весело пить, а русские уж если пьют, то тяжело, евреи — мастера ограниченного, рамочного конфликта, как политического, так и семейного, тогда как русские терпят-терпят, а потом за топор, русские лихо относятся к физиологии и быту, тогда как евреи в этих делах невротичны и занудны, евреи идеальные коллективисты — и создали добровольные колхозы, а русские — анархисты-одиночки, русские по-крестьянски недоверчивы к устной речи, подозревая в ней обман, а евреи любители поговорить, ну и еще миллион свойств друг другу поперек.
Но вот что существенно здесь и сейчас.
У евреев фантастически развито национальное чувство, оно же этническое и религиозное в их случае, тогда как у русских оно не развито вовсе.
Как это определяется? Очень просто. Мы знаем людей, которых у нас специальным образом называют — «русские патриоты», «русские националисты», «православные» etc., — и, стало быть, выделяют из числа прочих в том смысле, что им не наплевать на собственную страну, народ и веру. Всем наплевать, а им — нет.
С еврейской точки зрения это смешно. Тамошнее национальное чувство сильно именно тем, что оно вовсе не рефлексивно, оно не требует никакого особого выделения, и уж тем более никаких идиотических формулировок для «выяснения» вроде — «а кто такие русские?» — «а какая у вас программа?» — «а вдруг вы Гитлер?» и т.п., — а переживается как воздух и вода, то есть и не переживается вообще, а является основой бытия. Правильный еврейский человек просто не осознает себя никаким «еврейским национал-патриотом», ему это незачем, зато он мгновенно, на уровне инстинкта реагирует на любой, даже самый умеренный и самый корректный разговор о своем-национальном со стороны «внешних» — как на антисемитизм, приравнивая всеобщую абсолютную лояльность своим национальным делам — к психическому здоровью человека. Он ничего не будет в этом вопросе «проблематизировать» и «обсуждать».
И он прав.
А вот русский — тот будет.
Русский всегда готов обсудить: а правильно ли было растворять в кислоте царскую семью — или все-таки нехорошо, и стоит ли упоминать в конституции России русский народ — или не стоит, поскольку народности островов Тихого океана обидятся, и любил ли сирот Феликс Эдмундович Дзержинский, и чей Крым, и чьи Курилы, и нужно ли сдавать собственное политическое руководство в Гаагский трибунал, а затем платить репарации всем, кого оскорбила Россия своим существованием, и не является ли русский народ пропагандистским мифом, ведь Пушкин, как известно, афроамериканец, а Лермонтов шотландец, etc.
Русские охотно спорят на все эти темы, придумывают аргументы, переживают.
А лучше бы поучиться у евреев — чтобы раз и навсегда ощутить себя не как проблему, а как прекрасную данность, а уважение к себе — как простой и естественный рефлекс.
