Карлов мост, чашка риса и барабан

Рубрики: [Фейсбук]  

I.

В раю хорошо, а в аду плохо.

Очень хорошо в раю, а в аду-то – паршиво, совсем никудышно, и даже, я бы сказал, безнадежность какая-то наблюдается.

В раю вы первым делом выходите из терминала на свежий воздух, а там – не какой-нибудь русский несносный январь и февраль, нет, там вовсю шпарит солнце, и вы сразу шапку свою – шварк в карман, а вот уже и пальто расстегнули, и шарф в руках держите, и сами как-то заулыбались, как будто вы не в аэропорту рая ждете автобуса с сумками, а как минимум на свидании с хорошенькой и кудрявой, но вот и автобус, а дальше рай будет еще более райским – ведь впереди черепичные крыши, готические соборы, маленькие трактиры и площади, от которых расходятся узкие улицы, ну, чего я вам тут рассказываю, сами же хорошо знаете, как выглядит рай, а еще там обязательно будет резиденция короля или президента, которую караулят два щуплых очкастых охранника, и перед дверями – цветник, говорят, что король-президент каждое утро сам поливает цветы в своем садике, не стесняясь туристов, и только когда уж они совсем достают – ставит лейку на землю, подходит к воротам и терпеливо подписывает автографы, а потом кланяется виновато (очкастый охранник тем временем фотографирует шефа и праздную публику телефоном и тут же выкладывает в твиттер), машинально приглаживает седую бороду и уходит во внутренние чертоги, где у него много дел – надо закончить статью для New York Review Of Books «Скромная правота секулярного гуманизма» (тут, кстати, в Бога никто не верит, хотя вокруг рай – и если здесь покрутиться, то кажется, что так и надо, что Бог в каком-то смысле не против, чтобы здесь в него не верили, ведь здесь все и так про него и о нем), надо встретиться с Далай-ламой, с танкообразной лесбиянкой – президентом соседнего государства и еще с одним францисканским монахом из Эквадора, который там – у себя, в Эквадоре – развил бурную деятельность, то ли лечит прокаженных, то ли воскрешает мертвых, и хотя тут, в раю, повторяю, в Бога не верят – с монахом здесь будут очень приветливы, словно бы и он в доску свой, секулярный, так вот, днем предстоят все эти встречи, а вечером – на горе, на стадионе – концерт, Мик будет петь Satisfaction и Sympathy for the devil (devil в этих краях – ничуть не меньшая абстракция, ну, посмотрите вокруг – как он может вообще существовать?), Кейт, похожий на труп из анатомического театра, но труп всеми любимый, родной, будет этакой петушиной походкой вышагивать по сцене, а в финале к ним выйдет король-президент, и они с ним обнимутся, а он даже сделает вид, что умеет петь, хотя петь не умеет совсем, просто что-то прохрипит в микрофон с глупым смущенным видом, и все поймут, что он это нарочно, и над ним посмеются, а громче всех над собой будет смеяться он сам, обнимающий Кейта Ричардса, видите, вон он, в развевающемся шарфе, в джинсах и с седой бородой, король-президент рая, где у всех есть цветник и лейка, а потом, поздно вечером, он повезет Stones ужинать в свою любимую пивную – она основана в 1346 году, там на стене еще нарисован пан с огромным животом и пятнадцатью пустыми кружками, – и если вы умудритесь примерно в те же часы попасть за один из соседних столиков (щуплые очкастые охранники, разумеется, никого не выгоняют), то вы разом посмотрите и на Джаггера, и на короля-президента – того самого, который еще в 1968 году в своем сценарии «Одинокий грустный человек против всего мира» (режиссером должен был быть Годар, но он тогда временно отказался от кинематографа в знак протеста против войны в северо-западной Тасмании) предсказал окончательную смерть фашизма, коммунизма, религиозного фундаментализма и вообще всякой деспотии, политической чумы и насилия, на смену которым придут сады, рок-н-ролл и брамборовые кнедлики, и вы знаете, он ведь был прав – ну, особенно, если вы уже находитесь в раю, у вас есть райская виза, вы прошли райский паспортный контроль, где стоит седоусый пан Петр, и вышли из терминала на свежий воздух, а там – да, там по-прежнему шпарит солнце! – ну, какие после этого могут быть сомнения в смерти всякого деспотизма, ну его, деспотизм этот, вам он неинтересен, а интересно вам пойти на Карлов мост, вдоль которого стоят каменные святые с позолоченными от чудотворных прикосновений ласковыми руками, и смотреть на реку, и на черепичные крыши, за которыми вроде угадывается та самая резиденция, во дворе которой одинокий грустный человек ухаживает за своими розами, но туда вы пойдете попозже, вам спешить некуда, это же рай, здесь никто не спешит, но и никто никого не удерживает, здесь, говоря правду, вообще нету времени – оно, наверное, остановилось еще в 1346 году, – а есть только солнце.

И еще ненужная шапка у вас в кармане.

II.

А в аду холодно. Но это так, мелочи. Главное, что под ногами у вас мерзко чавкает – а ноги у вас уже мокрые, – и сверху падают куски чего-то склизкого, липкого, и это липкое медленно течет по внешней стороне вашей шапки, а что это такое – вы узнаете, как только оно окажется у вас на лбу, но вам и без того скверно – ветер, совсем как вампир (хотя в аду нет вампиров, они – как и големы, иствикские и брокенские ведьмы, привидения и баньши и даже Баба Яга – они все в раю), вас кусает за шею, и хотя вы всего только пять минут как сюда вышли, пошатываясь, с паспортного контроля (где на вас порядочно наорали – нечего тут в аду ходить всяким разным! в рай поезжайте, гражданин, там и ходите себе, сколько хотите), вам уже срочно необходимо сбежать хоть куда-нибудь, но куда тут сбежишь, это рай такой маленький, и там везде хорошо, и везде по-разному, а вот ад… ад – он очень большой, и куда здесь ни ступишь – он одинаковый, и обязательно чавкает влажной пока еще грязью, которая ближе к ночи начнет леденеть, так что гулять вам придется без всякого удовольствия – если, конечно, не окажется вдруг, что вы любите пустыри, длинные заборы, за которыми начинаются пустыри точно такие же, но в то же время другие, потому что заботливо огороженные, и колючую проволоку, любите, любите, когда вокруг много колючей проволоки? – ну же, признавайтесь скорее, а дальше будут блочные двадцатидвухэтажные дома, за которыми сразу поля, в которых за чашку риса копаются, собирая скудные плоды адской почвы, местные знатные хлеборобы, а за полями окажутся шахты с шахтерами, болеющими за «Шахтер», и полные казенного триумфа проспекты, на которых стоят бьющие в барабаны, машущие флажками и плакатами молодежные движения, а на плакатах у них патриотические надписи – «Местные – за Стресснера!», «На либеральные угрозы ответ у нас один – Сомоса!», «Кто готов трудиться на родной земле – тот проголосует за папу Дювалье!», но лица у них несчастные, холодно ведь, и потом, ад так устроен, что, даже если ты ведешь себя патриотически, тебе на голову все равно падают куски чего-то липкого и текут, текут вниз очень медленно, и это особенно обидно для девушек, хорошеньких и кудрявых, которые бьют в барабаны, а что поделаешь, ведь если ты живешь в аду, то нет у тебя ни цветника, ни черепичной крыши, а есть только койка в общаге, чашка риса, ободранные обои, либеральная угроза и еще этот барабан, в который приходится бить очень громко, так, чтобы те, которые там, в раю, поют Satisfaction, не слишком-то задавались, чтобы знали, что на сплошную неправоту их секулярного гуманизма наш любимый руководитель найдет, чем ответить, а именно дисциплиной, порядком, повышением уровня благосостояния населения и нравственностью, корни которой – в наших духовных традициях… а вы все это слушаете, слушаете, и что-то липкое вот-вот потечет прямо вам в глаза, и приходится вытирать эту малопонятную, но тоже, наверное, патриотическую (как и все здесь) субстанцию шапкой и двигаться дальше, хотя дальше вон того угла вы уже не пройдете, там спецтерритория, три КПП один за другим, и кроме обычных охранников – двухметровых, мясистых – тут повсюду еще и снайперы, так что вы лучше не делайте резких движений, а только тихонечко, совсем тихонечко так развернитесь – и ползите себе назад, к хлеборобам, шахтерам, колючей проволоке и молодежным движениям, а то здесь вам находиться никак нельзя, ведь здесь, говорят, живет любимый руководитель с семьей, хотя, в сущности, никто не знает, где именно он живет, а древнее народное поверье утверждает, что он вообще-то живет на облаке, и в любом случае никто бы не стал просить его показать паспорт (его показывать будете вы, и очень скоро), и уж тем более никто не видел его семью, а если бы кто-нибудь вдруг увидел, да еще и сфотографировал, да еще и выложил в твиттер, то, скорее всего, этот человек куда-нибудь вскоре бы делся, а если бы потом и появился, то не то что «твиттер», а даже «мама» выговорить бы уже не смог, так что единственный ваш шанс повидаться с любимым руководителем (кроме как в телевизоре – но там он добрый, и обещает сиротам игрушки, а старушкам прибавки к пенсии) – это военный парад в честь какой-то войны, бывшей сто лет назад, где отважный трудовой народ ада сражался то ли с американцами, то ли с японцами, то ли с евреями, в общем, он доблестно победил, хотя в раю по этому поводу принята другая, запрещенная здесь точка зрения, а если совсем честно, то в раю давно забыли и про эту войну, и про эти парады, и рис, и барабаны, и КПП, и это неудивительно, вот если бы вы сейчас оказались в раю – долго бы вы там сами-то помнили про либеральную угрозу и адскую родную землю? – думаю, минут пять, больше бы просто не получилось, но вы не в раю, вы на родной земле, а еще, кроме вас, на ней валяются какие-то банки, их пинают ногами, тут эти банки называются «Яга», но это не в честь Бабы-Яги, нет, говорили же вам, что она тоже в раю, видимо, это в честь Яго, известного злодея, который в финале трагедии случайно выпил немного «Яги», мгновенно умер и оказался здесь, на родной земле, как и вы, среди ледяных луж, бесконечных полей, двадцатидвухэтажных домов, проигранного «Шахтером» футбола и бронепоездов любимого руководителя, ездящих прямо по облаку – да, в аду тоже есть небо и облака, но они особые, адские, сквозь них не проходит свет, зато вечно падает что-то липкое, и если внимательно приглядеться, то видно, что облака окружены едва заметной колючей проволокой и теряющимися за линией горизонта заборами.

Вам здесь не нравится. Чем же мне вас утешить? Слушайте, здесь не нравится никому. И, кстати, снимите уже с головы эту грязную тряпку. Вам больше не нужна шапка. Вам скоро дадут барабан.

III.

Все, казалось бы, ясно. Яснее уж некуда – в аду плохо, а в раю хорошо. В раю одинокие грустные люди победили тоталитаризм, поливают цветы и едят брамборовые кнедлики, а в аду ходят строем и пинают банку. Все так. Заблуждаться не надо: достаточно тридцать секунд простоять на одном месте – без шапки, без паспорта, на свежем воздухе, – чтоб разобраться, где любимые руководители – настоящие черти, а где «Симпатия к дьяволу», и Годар, и Мик Джаггер, и «Пльзеньский Праздрой». И выходит, что самая естественная – во всех отношениях – реакция культурного человека на такое противоречие, на такое, если угодно, геополитическое противостояние – это после концерта – там, на горе, на стадионе, в раю – подойти к биотуалету, а райские биотуалеты так сделаны, что все, в них поступающее, внутри не скапливается, но проваливается куда-то, знаете, вниз — и там падает сверху, но проваливается отнюдь не на землю, это было бы неэкологично, а куда-то пониже, там что-то такое находится, ох, чтоб я помнил, то ли подземный накопительный бак, то ли какая-то деспотия, да какая разница, идите быстрее и возвращайтесь, ведь Stones еще должны выйти на второй бис.

И вам трудно с этим не согласиться. Но что-то мешает – какая-то незначительная подробность. Может быть, скромная правота секулярного гуманизма? Или тот странный монах, лечивший кого-то там у себя в Эквадоре – может быть, это он ухитрился внушить вам смутные сомнения? Или Далай-лама? Или вам просто нравится та хорошенькая и кудрявая, что держит плакат про либеральную райскую угрозу, даже не подозревая, что нету в раю никакой угрозы, а есть кнедлики и черепичные крыши, и хотя вы, в отличие от нее, все уже прекрасно знаете, и подпеваете, и смеетесь – вам почему-то все равно портит настроение мысль, что она там стоит, и не слышит совсем ничего, кроме дурацкого барабана, и ветер кусает ее за шею.

Да какая разница.

Важно другое.

Важно то, что сию же секунду – и без всякой визы, без паспортного контроля, без шапки, и даже не допив пиво – вы, одинокий грустный человек, добровольно возвращаетесь в ад. Да, вы побывали там, где шпарит солнце, и вам там очень понравилось, но ваше место – среди заборов и пустырей, в мире колючей проволоки, нравственности и духовных традиций, потому что это ваш мир, ваша проволока, и чашка риса, и это ваш барабан.

В гостях хорошо, а дома лучше: так уж получилось, что ваш дом – это ад. Но вы его любите.

И когда вы отправитесь ему навстречу – каменные святые на Карловом мосту коснутся вас на прощание ласковыми руками.

 (2011)

 


Дмитрий Ольшанский


Оставьте комментарий



««« »»»