Театральный режиссер Константин Богомолов — заранее оговорюсь, что спектаклей его я не видел и никакого театрального мнения о нем не имею, — написал в «Новой газете» возвышенный текст о том, что западная цивилизация, не справившись с травмой мировых войн, погибает под натиском варваров и левизны, тогда как Россия может и должна подхватить ее знамя.
Если коротко и грубо, то — давайте вместе с Путиным спасем Тициана, Феллини и здравый смысл от заграницы? — как бы говорит Богомолов либеральной интеллигенции (а если бы не ей, то не было бы смысла печатать это в «Новой газете»).
Не буду обсуждать стиль текста — написано живо, хотя кое-что я бы подправил.
Не буду обсуждать смысл текста — я слишком со многим согласен, хотя кое-что, опять-таки, можно оспорить (мы двести лет все кого-то спасаем — славянство, трудящихся, Европу etc., но страшное разрушение, тем не менее, то и дело происходит у нас — почему?).
Не буду обсуждать и личную мотивацию автора, поскольку я с ним не знаком. Может быть, он и правда увлечен этими симпатичными идеями. Может быть, у него просто карьерный мотив. Это дело не наше.
Я хочу сказать о политике, которая есть в этом сюжете.
Совершенно очевидно, что власть хотела бы как-то отвлечь либеральную интеллигенцию от навальнизма — как, знаете, родственники иной раз хотят помешать человеку вступить в деструктивную секту (— я обрел истину! я хочу продать квартиру и отдать ее богу Кузе! бог Кузя свят! мысть, мысть, мысть, учкарное сопление, долой жуликов и воров! — ээээ, мнэээээ, а может, не надо?).
И, пытаясь этим заняться, власть, конечно, ищет те образы и идеи, людей и проекты, которые могли бы взять на себя это сложное дело. Отсюда и возник Богомолов в «Новой газете».
Проблема в том, что эта артиллерия бьет хорошо, но немного не туда.
Или совсем не туда, если честно.
У либеральной интеллигенции есть два важнейших вероучительных догмата — действительно священных и охраняемых инквизицией.
Догматы такие:
— Надо бороть режим.
— Заграница всегда права.
Сомневаться в этих истинах — значит, стать худшим еретиком и подвергнуться поношению и презрению.
И даже третья идея в этом религиозном ряду — что бог Куз… то есть, простите, Навальный — свят, — это все-таки не столько «писание», сколько «предание», и потому можно вообразить себе тех, кто этой истины не признает — и кому все-таки можно пожать руку. Явлинского сильно разругали на днях как раз за это, — но ругали с болью, со слезой, и кто-то остался и на его стороне.
Но если вы смеете не соглашаться с борьбой против режима и непогрешимостью заграницы, то все. Конец связи.
А Богомолов — он выступает именно так.
И заграница у него испортилась, сама себя предала, и режим — что прямо не говорится, но ясно угадывается, — вовсе не главное зло на фоне великой переделки мира.
Либеральная интеллигенция такое не купит.
Я куплю, но я и так «за», так что чего меня агитировать за Советскую власть.
В этом месте — вообще есть большая и старинная проблема всех наших умеренно и лояльно прогрессивных идей, устроенных по октябристскому, как сказали бы в 1913 году, принципу “за все хорошее, за все культурное — и вместе с начальством”.
У них нет избирателя.
Какая-то горсточка есть — и в этой горсточке, кстати, очень много миллионеров, миллиардеров, министров, банкиров, знаменитостей etc., им как раз это очень нравится, — но рядовых избирателей нет.
Простому человеку спасение Тициана, Феллини и здравого смысла от вашингтонского обкома неинтересно, у него есть другие проблемы и другие ценности.
А человеку интеллигентному, как было сказано выше, надо бороть режим и верить в заграницу — она же поможет, союз меча и орала, все помнят, — и такое неоднозначное умничанье противно его радикальной душе.
Бог Кузя же! Надо квартиру на хороших людей переписать, я их у метро встретил, они обещают через 24 часа прекрасную Россию будущего создать, а вы тут со своей ересью пристаете.
И все-таки кое-что есть такое, что можно было бы выставить против секты с некоторым успехом.
Партию добрых дел. Условную коллективную Чулпан Хаматову.
То есть людей, которые говорят: мы спасаем детей. Мы не хотим говорить ни про режим, ни про заграницу, нам не до этого, у нас дети. Женщины. Старики. Кошечки и собачки. Из подполья мы их не спасем. А если будем играть по правилам, то у нас есть такая возможность.
Это — сильный аргумент, и если бы он сделался частью политического сюжета, то вызвал бы настоящее замешательство в армии неприятеля, с бурными спорами и полярными мнениями, и сорвал бы игру адептов бога Кузи.
Проблема только в том, что говорить о спасении, помощи, добрых делах — мягко говоря, недостаточно.
Их надо делать.
А это, как легко догадаться, намного сложнее, чем сесть и сочинить любую идеологию, хоть даже и ту, с которой я сто раз согласен.
