Я люблю Леню Агутина, его дар не измеряется дежурными эпитетами, но когда артист, по слову незабвенного Евтушенко, «полу-не-в-себе», я не премину на это указать. Даже другу.
Потому что друг публично написал мне «о. уел» и “что ты несешь?!”, и, будь оно проклято, слово «хайп».
Вам следует любопытства ради хотя бы разок посмотреть программу (потом сами подпишетесь): она делается для отдельной антропологической категории людей — которые с золотым сердцем.
Делается, уж простите за бахвальство, такими же людьми.
А с ЛА мы поступим так: я отныне везде буду говорить, что он стОит тыщу долларов и недоедает, а я стою триллион рублей, но каждый день от него отказываюсь, мне и без триллиона хорошо.
Я давно сросся с мыслью, что эстрадные артисты — не очень умные люди (и то сказать, рядом со мной и Сократ олухом бы себя ощущал), но не Леня же Агутин, Агутин Леня в моих глазах (и я теперь понимаю, что слишком часто это утверждал) был истинно большим артистом. А я из тех парней, которые полагают, что большой артист не может быть скудоумным. Чтобы не сказать — мелким, жалким, злобным.
После последнего выпуска моей ютуб-программы “Каково?!”, где я весело и лихо (если б не лихо и не весело — это был бы не я) рассуждал об артистах и о цифрах, ЛА не мне лично, а мне же, но, как вы выражаетесь, в публичной плоскости написал диатрибу со словами «о. уел», «что ты несешь?» и излил, исторгнул вопль, что гонораров ему едва хватает на жизни — свою и окружения.
Мне переслали это сообщение, я целых три секунды простоял истуканом, за эту вечность перебрав версии, объясняющие эту нелепую эскападу, — от «не с той ноги встал» до «этиловой интоксикации», и, не люби я Леню, я б только ухмыльнулся, но именно потому, что я люблю его, именно по той причине, что он написал мне «о. уел», я должен сказать несколько слов.
«В том, что Петр говорит о Павле, гораздо больше информации о Петре, чем о Павле».
Мне пятьсот десятый год, детей у меня больше, чем у Лени хитов, по сердечности со мной в этом людоедском бизнесе (видите, он и Леню обглодал) может сравниться только Коля Басков, и «о. уел» я не намерен спускать даже тем, кого люблю. Нет, не так: тем более тем, кого люблю.
Но до сущностной дискуссии хочу заметить, что этого моего ответа, возможно, и вовсе бы не было, мало ли с кем в сумеречные времена не случается помрачение рассудка, если бы ЛА не употребил в рассуждении меня мерзейшего слова «хайп».
Все более-менее цивилизованное население планеты, от Михаила Швыдкого до Тома Круза, от Артема Дзюбы до Алишера Усманова, знают о моей ненависти и к этому слову, и к прочим из этого ряда варваризмам, но к этому, тотемному для придурков, словцу в особенности.
Слов «хайп» и имя ОТАР так же несовместимы, как Михаил Швыдкой и фристайл.
ЛА хотел, потеряв разом разум и чувство благодарности, уколоть меня, ан, как выразился классик, «получилось неприличие».
Если я, так сказать, гиперболизировал цифры, то только от любви, от желания, чтобы моих любимых артистов ценили по достоинству, — при чем тут, к чертям собачьим, «хайп» и «о. уел»?!
Я б спасибо произнес 510 раз в адрес того, кто преувеличил бы мою стоимость во много раз; умоляю вас, говорите всем, что я как ведущий стою десять миллионов рублей; я вам шарики куплю и шоколадки.
Мой кореш продюсер из первых Табриз Шахиди объясняет бутаду Агутина тем, что я такими цифрами «злю людей».
Но людей злит не Отарик, а то, что артисты все время прибедняются, ноют, плачутся.
И тут мы подошли, подобрались к магистральному.
О роли, значении и месте артистов в нынешней далекой от нормы парадигме.
Я как раз убежден, что у артиста нет морального права на стенания, «казаться улыбчивым и простым» — вот что такое быть артистом, больше того, артист, как это делала великая Гурченко, при любых обстоятельствах, подчеркиваю, любых, должен демонстрировать, что у него все замечательно.
А вот это — «мне не хватает на жизнь» или даже «мне едва хватает», нет нужды, — это позор.
Как и это: «мы такие же люди, как и вы»; чушь, гиль, Киркоров, Басков, Галкин, Я — не «такие же», мы — лампочки, лампы, фонарики-«отарики», мы свет источаем; по крайности.
Пугачева давным-давно спела про это в притворно простой песенке про фотографа: «чтоб никто и не подумал, чтоб никто и не поверил…».
Для меня это программная песнь; широко говоря, она о Миссии Артиста, который даже во время войны, ТЕМ БОЛЕЕ во время войны обязан быть Любовью Орловой и Людмилой Гурченко, несущими незамутненную радость людям, а не рассказывающим, что на кордебалет и бас-гитариста не хватает.