Никто этого уже не помнит, но когда в 2013, что ли, году Михаил Николаевич Саакашвили проиграл какие-то свои выборы, явно хотел остаться у власти, но его осадила очередная революционная толпа, в результате чего он ушел, эмигрировал, на него завели дело etc., — так вот, когда все это случилось, условные американцы в лице Обамы из нашего подъезда, Госдепа, Рокфеллера, Сороса и рептилоидов почему-то не закричали обиженно:
— Ах вы так! Не сметь свергать нашего Саакашвили! Да мы вас щас отдадим абхазам, осетинам и русским, раз вы такие-сякие, стабильность разрушаете!
Они холодно заметили Михаилу Николаевичу, что его время, видать, прошло, ничего личного, джаст бизнес, и спокойно выстроили отношения с новым хозяином страны. Им даже не помешало то, что хозяин этот буквально приехал из России.
Но приехал-то приехал, а работать стал все равно на рептилоидов.
Так делает дела заграница.
Про что эта незначительная вроде бы история?
Она про то, что в «западной» политике есть самое главное свойство: системность.
Президенты и премьеры уходят, а машина едет, и неважно, кто именно ее представляет. Ну, пять сантиметров влево, пять вправо, но издалека — уже ровная колея.
И очень важно тут то, что обязательным адресатом уважающего себя рептилоида в любой стране мира, где он ведет свои вечные дела, является не смертный и глубоко временный политик, а — «общество».
То есть разговаривает Киссинджер как будто бы с Брежневым или Громыко, ракеты туда, ракеты сюда, но на самом деле это пепси-кола ведет разговор с советским народом.
И разговор этот кончится тем, что помрет Брежнев, помрет Громыко, и найдется тот, кто даст больше и сделает лучше — не для себя, для рептилоида, — а если и с ним что-нибудь не получится, то вожделенная пепси-кола найдет себе новых поклонников и новые локальные кадры, готовые заменить прошлых, тут же забытых, и смело пойти навстречу ее волшебным пузырькам.
Это замечательная машина.
Невероятно вредная и разрушительная для нас, но действует она так, как надо.
А как у нас?
А у нас — строго наоборот.
Наша политика вся построена на единственном ресурсе: на личных отношениях.
«Общество» у нас считается разводкой для лохов, пепси-колу мы покупаем импортную, новые кадры считаем по определению подозрительными, и сама идея, что Вася меняет Петю — она для нас страшно травматична.
И даже если тот старый Вася уже совсем ни на что не годится — все равно травматична, ведь иначе мы не умеем.
Двадцать пять лет дон Джанлукка по пятницам встречался с доном Сальваторе в траттории на Малберри-стрит за клетчатой скатертью, и они ели спагетти и решали вопросы.
И вдруг — дона Сальваторе убили какие-то гады.
Обвал.
Дальше — стрельба, хаос, месть, передел, и, может, когда-то потом выжившие снова о чем-то договорятся и снова сядут над той же скатертью.
Такова наша жизнь.
А у рептилоидов-то в «фонде защиты свободы» уже 38 грантодателей и 380 грантополучателей поменялось — и все по-прежнему.
И получается, что наша внешняя политика — это сплошная тактика и никогда стратегия, она вся — это цепочка каких-то реакций и жестов, каких-то быстрых сделок и серых интриг, тому пацану поможем, этого пацана накажем, с этим разрулим, этому пообещаем, этого припугнем, — а что будет дальше, что будет завтра и послезавтра, что будет через поколение, что будет со всеми народами и территориями, которые вовлекаются в эти жесты и сделки как бы по умолчанию, прицепом, — это уже неважный и неинтересный вопрос, по крайней мере, до тех пор, пока снова не начнет все гореть и взрываться.
Что такое Россия в Белоруссии? Это отношения с Лукашенко. Батька плохой, Батька хороший, Батька рыпнулся, Батька пообещал, Батька обманул, — в любом случае он для нас с прошлого века один на этой сцене, а весь остальной тамошний народ — давно и прочно отдан Польше и Литве, ну не будем же мы тратить время на каких-то «обычных людей», ведь они же вопросики-то не решают.
Что такое Россия в Армении? Это «хороший» Кочарян и «плохой» Пашинян. А где-то дальше — султан Эрдоган, который нам то «друг», а то вдруг сбил самолет. И это все. Сменят чуть позже Пашиняна какие-нибудь кочаряновцы — значит, им дадут денег, их дополнительно прикроют от бармалеев. А сменят далекие от Москвы граждане — наоборот, мы рассердимся, да и сдадим их хоттабычам. Но никакого влияния на само то настроение, на то общественное устройство, которое кого-то возносит и выносит — у России нет, ну если только случайно. А есть — две тысячи солдат в плотном вражеском окружении, и что с ними будет — никто не знает.
А что такое Россия в Америке?
Это — «надежды на Трампа».
Но наш любимый Трамп, ныне переживающий такое грустное фиаско, — это же и правда наш брат, в том самом смысле, что у него тоже нет никакой системы, и у него тоже одно только «личное».
Там, где на той стороне крутится-вертится коллективный принцип, четко и слаженно работающий на двадцати этажах, и где никому, ну решительно никому нет дела до Байдена и его сына, где проголосовали за человека, которого и не видели, и не слушали, потому что не в нем вообще дело, а — в блм, миту, дримерз, диверсити, дефанд полис и ТрампГитлер, — там у Дональда Фредовича только он сам, дочь и зять, а дальше сразу какой-то неопределенный, абстрактный народ.
Ох, быть ему на рублевской даче с таким подходом.
И куда мы идем, действуя так?
Во тьму.
Потому что случись что, окажись у нас вдруг на том же месте другая власть — и возможно все. В самом печальном смысле. Мы это видели, знаем.
Что с этим делать?
Ждать и надеяться.
Вдруг не обвалится.
Вдруг повезет.