Фургал, который если не убивал, то к мокрым делам наверное имеет касательство, ибо не стал бы тем, кем стал; Навальный, к которому навалом вопросов и генеральная черта которого — демагогия без капли тормозной жидкости; азербайджано-армянский конфликт, по степени абсурда являющий собой продолжение романа «Уловка-22»; даже Медведев, уже давно бесполезный, как ведро без днища, с его идиотскими оговорками, — весь этот хтонический ужас происходит из бесконечного диалога закона и вседозволенности — диалог, в котором априори не может случиться согласия.
Дальний сродник Аббаса Джумы мыслитель Сократ, который умнее сурковых и павловских стократ, эдакий Кушанашвили баснословных времен, предупреждал, что государство погибает тогда, когда перестает отличать хороших людей от дурных.
Вот мы и дожили до эпохи губернаторов, каждый второй из которых вор или убивец, и до Навального, который выглядит так, будто проиграл пари парикмахеру, портному и Богу.
Все эти люди заслуживают того, чтобы поднять их на фуфу, а я не поражен адинамией, чтоб всерьез их обсуждать.
Все эти люди, не исключая армян и азербайджанцев и тех, кто из духа голого-полого противоречия встал на защиту Сафронова, отличает абсолютная, граничащая со священным безумием уверенность в собственной правоте; вот что страшно.
Но много страшнее — как страшнее Берия украинского журналиста Гордона — история про двухлетнего Павлика из Дмитрова, которого избивал отчим.
Я могу эффектно послать и вашу оппозицию, и вашу власть, но я не знаю, как справиться с жизнью, когда узнаю про такие истории, доказывающие, что расчеловечивание достигло запредельной отметки.
Истязать детей, крох беззащитных — это и есть конец света, это не иррациональная сторона бытия, это армагеддон, распад, разложение, триумф антропоморфных, зло в его самом отвратном изводе; это страшнее Карабаха и дела «Нового Величия».
Об этом должны башка и ретивое болеть, а не о бутадах Навального или эскападах Собчак, рожденной для греха свального.
Я смотрю на это дитятко, сбежавшее из каменного мешка в пижамке и бредшего по обочине посреди неприветливого мира в поисках мамочки, которую тоже не мешало бы четвертовать, — и мне не хочется жить, и я проклинаю всех нас.
В пекло ваших губернаторов и вашу оппозицию.
