Сейчас, по прошествии астрономического времени, про то баснословное выбегание на поле можно высокохудожественно солгать, что я сим сумасбродным фортелем хотел изменить молекулярный состав умов и сердец людишек.
Но в ставшей притчей во языцех истории, которая никак не тянет на доподлинную притчу, высокохудожественного не больше, чем жантильности в Дэниэле Крейге.
Ни за что ни про что удалили вратаря Овчинникова, который даже не коснулся игрока хозяев (португальцев), в футболе это называется «фол последней надежды», и я ринулся сообщить арбитру, что он… даже не знаю, какое в ваши чертовы политкорректные времена мне дозволено употребить словцо… «педик», видимо, нельзя, сойдемся на «негодяе»… и всыпать ему горячих, хотя бы пендель отвесить.
Природа этого выдающегося кунштюка — мальчишеское неприятие несправедливости, но лютая проблема обнаружилась не тогда, когда меня нагнали и отмутузили королевские гвардейцы (именно они, а не полиция, охраняли порядок на европейском ристалище), и не тогда, когда меня швырнули в холодную, паренек я бывалый, — а тогда, когда выяснилось, что в Португалии, уже входившей в ЕС, такой проступок, у нас проходящий по ведомству административного нарушения, причисляется к уголовному деликту, не гражданскому, и за мой, патриотического делибаша, делинквент замаячил каменный мешок на два года.
И перетрухнул я не потому, что бла-бла-бла, а из-за родных, для которых я есмь единственный кормилец (еще раз для Эрнста, Цекало и прочих: кормлю я 24 человека).
Мне повезло с судьей, однако: Его Честь оказался совсем молодым и неотразимо смешливым парнем.
Он спросил, что у меня с головой, что такое «грузин» и за каким чертом я рисковал ради самых бездарных на свете футболистов (что было в те времена и на том чемпионате особенно абсолютной правдой).
Переводчик попался туповатый, мне пришлось упростить речь до уровня инфузории туфельки. Я поклялся, что боле никогда, пропел оду Португалии — и вместо двух лет тюрьмы получил десять дней и 8 тысяч евро штрафа (который уплатили друзья).
Местная газета, одна из, вышла с большим моим фото и подписью аршинной: «В отличие от российских футболистов этот парень, их болельщик, хотя бы бегал».
Так я стал единственным россиянином, сидевшим в тюрьме за наш футбол.
В Москве меня встречали как триумфатора.
