Уже три недели читаю везде про какой-то «госпереворот».
Логика следующая: жили мы, жили двадцать лет при «кровавом режиме», и вдруг он сам против себя устроил конституционный переворот, смысл которого состоит в том, что у Думы будет на три копейки больше полномочий, у президента — чуть меньше, запретят чиновникам иметь чужие паспорта, и еще, может быть, Путин когда-нибудь возглавит Госсовет — или не возглавит.
Страшные, шокирующие перемены.
Впрочем, понятно, откуда идет возмущение.
Произошло покушение на святое.
На ельцинскую Конституцию, принятую как раз после настоящего переворота в 1993 году, когда люди, которые теперь находятся в вечном трауре, — по выражению Константина Леонтьева, правили бесстыдно, с танками, военной цензурой в газетах и комендантским часом. Как раз на этом милом либеральном фоне они тогда и Конституцию приняли, очень удачно получилось.
А теперь все стало плохо. Теперь госпереворот.
Ну а если всерьез, то за эти недели, благодаря такому поводу, у нас образовалась отличная дискуссия на всю страну о том, каким должно быть государство, и что про него стоит сказать в его главном документе — обозначать ли там факт существования русского народа, и нужен ли там Бог, и уместно ли там говорить про семью etc.
Отличная, потому что свободная.
Так, я с изумлением обнаружил, что даже архиереи РПЦ — политически не самые вольные граждане, мягко говоря, — вдруг стали высказываться не так, как диктует линия партии и правительства.
Словом, произошло некоторое общественное раскрепощение, — и это прекрасно. А еще лучше то, что общество, начав свободно говорить на важнейшую тему, оказалось весьма консервативным, и намного консервативнее государства.
Так и должно быть. Люди стали задумываться о Конституции, — и, подобно американцам, сразу же вспомнили про национальные, религиозные и семейные ценности. Про все хорошее.
А где-то в сторонке воет коллективный Ельцин-центр.
Оплакивает свой поруганный 1993 год, рассказывает, что Бог должен быть только в сердце, а русских не существует, ну и боится страшного-страшного Госсовета, конечно.
Циничные комментаторы могут сказать: так-то оно так, но ведь любые дискуссии — они так, для шума, а реально-то чиновники интригуют насчет своих полномочий.
Циничные комментаторы глуповаты.
Интриги чиновников забываются молниеносно, и не имеют значения ни для кого, кроме них.
А вот открытая вновь способность громко и свободно говорить о серьезных вещах — о том, что такое Россия, и кто в России живет, и во что верит, — в любом случае будет иметь долгие последствия.
Пусть все перевороты будут такими.
