Недавно я читал про наше все номер 2 — Михаила Юрьевича Лермонтова. Неоднократно рядом с его именем возникало слово «Демонизм». Творчество Лермонтова не зря окрестили «русским литературным демонизмом». Это поэтическое название объединяет в себе общий настрой лермонтовских произведений, пронизывающий их от начала до конца.
Гордость, презрение и одиночество — древние признаки индивидуальности инфернального характера. “И все, что пред собой он видел, он презирал и ненавидел…” (Демон, Лермонтов)
Быть против всего мира, манифестировать богоизбранность русского человека — все это приобрело со временем черты национального характера.
Жалкий и вторичный романтизм своего будущего убийцы у Лермонтова вызывал исключительно насмешку. Майор Николя Мартынов был как шут при короле. Подражал ему во всем и уже этим был смешон.
Лермонтов высмеивал как его литературные потуги, так и нелепый внешний вид.
Но Мартынов терпел. Обижался, ныл, пыхтел и потел, но терпел, пока все это унижение оставались между ними двоими и не перешло в разряд публичного оскорбления.
Но вместо того, чтобы достойно, остроумно и ехидно ответить, как поэт поэту, Мартынов стал угрожать убийством. Разумеется, разговор в формате шантажа с Лермонтовым был невозможен. Ответ на угрозу вроде: «Если не перестанете меня выставлять глупцом и бездарем, я вас убью!», только подстёгивал бесстрашного поэта к новым колкостям и ядовитым шпилькам по отношению к пародийной копии самого себя — к Майору Мартынову.
Причиной дуэли стала случайность —резкая остановка музыки на вечере, которая и дала возможность услышать всему находившемуся в зале обществу те обычные иронические слова, что Лермонтов позволял себе отпускать в сторону майора Николя Мартынова … Возможно, что-то вроде: Наш друг Мартышка — не Соломон! Или Скинь бешмет свой, друг Мартышка!..
Это и стало причиной вызова на поединок.
На дуэли Лермонтов выстрелил вверх
(кстати, на предыдущей дуэли с другим обидчивым идиотом он тоже стрелял в сторону).
Майор же выстрелил прицельно в грудь поэту. Но в отличие от предыдущего стрелка не промахнулся.
Царь Николай I, палач декабристов, узнав о смерти поэта, заключил: «Собаке – собачья смерть».
Военно-полевой суд приговорил майора Мартынова к разжалованию и лишению всех прав состояния за убийство человека. Но по личному распоряжению императора, давно желавшего смерти Лермонтову и сославшего его за поэзию на передовую, приговор был отменён. В результате Мартыш получил три месяца гауптвахты и церковное покаяние. За убийство собаки, возможно, схлопотал бы больше.
Как настоящий убийца Майор Мартынов прожил долгую счастливую жизнь, написал воспоминания о своём преступлении, умер в 60 лет и упокоился в фамильном склепе, находившемся в родовом поместье.
Однако Демонический юмор Лермонтова достал его и с того света.
В 1924 году в усадьбе Мартынова в селе Иевлево расположилась Алексеевская школьная колония. Ученики, ведомые чувством негодования и благородной ярости, решили воздать по заслугам губителю русской поэзии: нашли склеп убийцы возле Знаменской церкви, разорили его, надругались над останками майора и выкинули в ближайший пруд.
Спустя годы группа Гражданская оборона записала песню, посвящённую, как мне хочется думать, юным колонистам, расправившимся с Мартышкой и защитившим, пусть и таким бесовским способом, гения русской литературы:
Когда я с ними, я перестаю умирать
У них открытые руки и цветные слова
Они дышат травой и им на всё наплевать
А майор идёт их уничтожать
Никто из них не примет нас, никто не поймёт
Но майор подскользнется, майор упадёт
Ведь мы — лёд под ногами майора!
Мы лёд под ногами майора!
Пока мы существуем, будет злой гололёд
И майор подскользнется, майор упадёт
Ведь мы — лёд под ногами майора!
Мы лёд под ногами майора!
