Все события в этой исповеди подлинные. Во всяком случае, так утверждает герой, в прошлом — создатель & руководитель известнейшей российской PR—конторы, эмигрировавший недавно в Штаты. Орфография сохранена.
Пролог. Осень 1998
Сезон выдался суматошный. Юмашев, с подачи которого была создано и наше агентство, и ряд аффилированных структур, дергал меня по два раза в неделю, и мы все стояли на ушах.
В октябре кадровые волны постдефолтного цунами докатились до пиар-индустрии, и мы обнаружили в курительной три новых симпатичных физиономии. Будучи главой компании, я владел прерогативой отравлять сигарным дымом кондиционированный воздух своего кабинета, но всех остальных за курение вне переговорных штрафовал сладострастно ($500). Поэтому в «курилке» всегда был аншлаг. И эта троица — рирайтер Ксения, референт Нана и айтишница Инесса — сосала фильтры Marlboro Light беспрестанно (звалось это у них «пАйдем пАкуурим»).
Известен эффект New-Kid-In-Town, воспетый калифорнийскими нытиками The Eagles: новенькие однозначно привлекают внимание. Коню понятно, юных курильщиц, которые так мило тактильничали на лестнице, заметили враз. Но с Инессой я познакомился случайно. Это знакомство не только аннулировало мою карьеру, но и, развалив наш холдинг, опосредованно повлияло, полагаю, на судьбы государства Российского.
У меня Несь (так звали ее друзья) занималась тем же, чем до этого в гламурной медиа-империи, — протирала джинсы в IT-дирекции. Мне надо было распечатать перед приходом Лени Милославского Power-Point’овскую презентацию жирного предвыборного проекта. А секретаршу я отправил за сливками Meggle (эта дура посмела плеснуть мне в утренний кофе Parmalat и попала на сотню баксов). Зашел к айтишникам, а там лишь она. Вернее, Она. Славная мышь в серенькой спортивной кофточке и черных мешковатых джинсах.
– Инесса, помоги, пожалуйста.
И вот в тот момент, когда она склонилась над клавиатурой секретарского компа (компьютер. — Ред.), в пяти дюймах от моей чакры, меня вставило. В полный рост! «Образ совершенной красоты и мистического смысла». Й-о-о, как же раньше я не разглядел?! Ни этих невероятных ресниц, ни идеального овала детского лица, ни скульптурного носика. В этой косолапой брюнетке не было ничего исконно женского. Но неуловимая андрогинность волшебным образом превращала ее в самое прекрасное и трогательное создание во Вселенной. Не похожее ни на что двуногое. Впрочем, вру: она напоминала популярную богемную красотку, тогдашнюю подружку Димы Диброва, с которой мы рассекали на яхте во время «Кинотавра». Неправдоподобно светлая кожа, контрастирующая с черными кудрями. Столь же неправдоподобный бюст, ошеломляющие размеры которого нивелировало абсолютно ангельское личико.
Несь была категорически асексуальна: у нее явно не хватало каких-то хромосом, призванных сформатировать IT-богиню в женщину. Легкая сутулость (таскать такую грудь!) и заметная косолапость (восточные единоборства!) окрашивали ее «детскость» в чарующие тона. Однако детоподобность эта напрочь была лишена эротического оттенка. Не нимфетка, не старлетка, а просто неземное божество. Не мальчонка, не девчушка, а неведома зверушка.
Кстати, позиционирование у единственной девицы в IT-дирекции было — мальчуган. Угловатая пластика. Низкий голос. Стрижка не подразумевала никакого ухода (нечто из песенки Texas: She has a halo, her hair is a mess). Она носила внушительного размера ботинки и явно великоватые ей кроссовки. Мятые джинсы. Тренировочные костюмы. В ее гардеробе не было юбки. Когда ее приглашали на свадьбу, она занимала платье у подружки. На вопрос, отчего такая печаль за волшебными ресницами, отвечала: /p>
– Отчего же мне радоваться, если я родился в теле девочки. С грудью. И вокруг кишат психи.
Одним из психов, очевидно, был я.
Зима 1998/1999
То, что башню у меня может влегкую снести, я понял сразу. Она вырубила меня бесподобной наивностью. Пригласил ее пообедать.
– Спасибо, я только что…
В презумпции, что я предложил сходить в наш буфет на первом этаже! Допустить такое?! Сказать это гурману, который в памятные всей нашей пиар-братии 1994–1997 годы чуть ли не каждый week-end летал в Парижок, чтобы побаловать себя ужином (не в пафосном Maxim’s, посещаемом наглыми лохами из свиты застенчивого Мамута и восторженными япошками, а в интимном Mousieur Lapin или специализированном L’Escargot)?! Не говоря уже о корпоративной конспирации: посещение едальни совладельцем организации в компании юной айтишницы, нормально, а?
Подумал: или хитра, как сто ростовщиков, или тупа клинически. Позднее оказалось — дура дурой. Но я был дезориентирован ее знакомством с трудами Шопенгауэра. Несь меня завораживала всем: нелепой походкой, ослепительными гримасками и тотальной неразгаданностью внутреннего устройства. Красивей существа я не видел. Ни в Голливуде, ни в Киеве.
– Я ничто. Я серый, негениальный менеджер.
Так она говорила. А я восхищался томиком Жан-Поля Сартра в ее дешевом рюкзачке.
– Твои комплименты — мне упрек: я всю свою недолгую жизнь пыталась доказать, что во мне есть что-то кроме красивого лица.
Так она говорила. А я продолжал восторгаться блистательной улыбкой Богини.
– Определись. Иначе все это пустой треп. Скажи — я хочу от тебя: а, б, в. Я прикину — чем могу помочь.
Так она говорила. А я, признаться, и сам не знал, нужна ли мне ее помощь. Чего я реально и «чисто конкретно» желал? Да попросту сложить ее в коробочку. Сделать вещью. Домашним животным. Подругой двух моих добрейших сук (ризеншнауцера и спаниеля). Потому что в постели с ней делать было нечего, лишь щекотать друг друга подушками.
Занимаясь виртуальной вивисекцией Инессы, я терял бизнес. Перестал ездить в Кремль и тусоваться. Не ходил по баням и упускал заказ за заказом. Забывал поздравлять со знаменательными датами Принимающих-Решения и — что самое опасное — их жен. Сотрудники подозревали, что я отхватил ведерко «розового фламинго» (кокаин высшего качества. — Ред.) и сел на «колумбийскую диету». Те, что посмышленей, сваливали, как крысы с «Титаника». А тупые еще больше просаживали оставшуюся де-факто без капитана конструкцию.
Младший партнер, понимая, что если я не возьмусь за дело, то он пролетит с profit-share, организовал консультацию у кремлевского психоаналитика, к которому заманил меня хитростью. Дядька встретился со мной три раза, развел на солидный гонорар и вынес вердикт. По его версии, девочка оккупировала валентность дочери. Жена родила, когда нам было по 19, и ребенком я не занимался, понятное дело. Лишь в старших классах стал баловать. И то — исключительно деньгами. Даже на дни рождения Маша получала от меня лишь конверты (не говоря о том, что лет до 12 я вообще забывал ее поздравлять). Мне чадо было неинтересно: оно лишь отнимало время у жены. Время, которым я планировал распоряжаться самостоятельно. Поэтому в дочери меня многое раздражало. Хотя я всех детей люблю. Ну, кроме мальчиков, конечно.
Раз никудышный я отец, надо с комплексами разбираться. И действительно, рассуждал я: мне ведь не хотелось употреблять Инессу по прямому назначению. Не из-за привкуса ли инцеста? Хм, может быть. Короче, поскольку работой заниматься я стал неспособен, то решил наверстывать упущенное и — по Машкиной терминологии — «включил папу». Тем более что летом она собиралась поступать на журфак.
Очень кстати Несь меня отгрузила:
– Все, хватит. Исчезни. Не быть тебе в моей жизни, чтобы отравлять ее негативом.
Сардиния. Лето 1999
Пришлось продать гостиницу в Праге и лондонский ресторан жены. С долгами кое-как разделался. В мае известный всему отечественному истеблишменту Демьян свел меня с Березовским. И мы получили заказ. Но работа не клеилась. Мозгов в конторе нашей не осталось. А мои были заняты брюнеткой по имени Инесса. Я не мог отделаться от ощущения, что произошла ошибка. Хотя ошибкой была сама Несь. Ошибкой природы.
Каждый раз, когда мы сталкивались в лифте, я желал, чтобы охранник испарился, как нашкодивший джинн. А девчонку хотелось схватить за шкирку, как глупого полущенка-полукотенка. И трясти, трясти. Пока полушария местами рокировку не исполнят.
Будь что будет. Бросив холдинг на произвол судьбы (точнее, оставив убогому менеджменту), я сразу после вступительных экзаменов уехал с дочерью и ее бывшей одноклассницей на Сардинию.
Рассекали мы на водных мотоциклах по бухте Baja Sardegna. Пили теплое местное вино на вершине маяка Cala di Fara. Обедали в Romazzino.
Первого сентября я объявил себя исцеленным. По всем параметрам. Итальянское солнце выжгло воспоминание о наивных глазенках Инессы. А кьянти заменил в конфигурации моего метаболизма латиноамериканские примеси. Впереди были выборы. И в поисках стратегических заказов я собирался вцепиться в красавца-царедворца Шабдрасулова со вновь обретенной хваткой.
Развязка. Осень 1999
Вернувшись в Москву, первым делом пообедал с Демьяном. Не без пользы. Бюджеты — есть! Я — вновь на капитанском мостике. Корабль — на плаву. Собрал своих гоблинов, в одночасье расформировал event-департамент, сократил вдвое оклады техперсоналу, арт-дирекцию переподчинил издательскому агентству, а «журиков», отвечавших за «размещалово», посадил на процент. Перед руководителями подразделений держал речь:
– Любезные вы мои. Если кому-то кажется, что я вдруг стал белым и пушистым, прошу — заявление по собственному. Полярный волк тоже белый да пушистый. Клыки на ваших шейных позвонках восстанавливать буду. Захрустят в ритме Ramm-stein.
Нагнав на осчастливленных изжогу, рассказал им лаконично о придумке Олега Митволя, на которую повелся Береза, — «Единство». В президенты‑2000 планировался тогда Сергей Шойгу. Приказ был — работать со знакомыми губерами (губернаторы. — Ред.).
Я снова стал самим собой. Нет, я даже не капитан. Я — адмирал. Остатки флота выстраивались грамотно. Ветер — попутный. Победа будет за нами.
Увы, крушение было ближе, чем линия горизонта: Несь нанесла мне сокрушительный удар. Она всплыла в корпоративной сети поздно вечером. Тексты, которые она обрушила на расплавленные итальянским ультрафиолетом и размягченные обещанными мегазаказами извилины, были мало правдоподобны. Беда была в том, что в них хотелось верить: «Как ты появился, все перевернулось», «Сам дьявол смутился бы, встретив тебя» и т. д. Короче, бдительность я утратил. Расслабился. И тем вечером проигнорировал ночные терки у Волошина. Мне этого, конечно, не простили. А главное, я упустил шанс, на который рассчитывала вся группа: продавить-таки нашу задумку — лепить президента РФ из министра МЧС.
Я вновь потерял работоспособность. «Единство» выстраивали без нас. Долгов на конторе было столько, что, посовещавшись с партнером, мы забанкротили все три структуры. После новогоднего отречения Ельцина от престола стало ясно — ловить нечего.
Оставив квартиры (одну жене, другую Машке), я переехал жить в Жуковку. В Москве у меня не осталось дел. Про Несь я снова дал себе зарок забыть.
Дачное. Февраль 2000
Отворяю окно в кабинете. Одеваю бушлат. Расчехляю Remington. И выбираю мишень. Вот высокая ель на границе участка — ее ветви нависают над соседним участком: ту дачу год назад купил саратовский банкир у вдовы моего приятеля из Минпечати.
Я представляю, что эта ель — нет, не чье-либо лицо — записи наших диалогов на неведомом сервере. И я выбираю отяжелевшую от перезрелого снега лапу ели и воображаю: это тот message («хочу тебя удочерить, Богиня»), который я любой ценой обязан удалить.
Вдруг слово и вправду — не воробей? И воробьи эти жиреют. Превращаются в хичкоковских птиц. И склюют меня совсем.
Почти не целясь — люблю так! — нажимаю на спуск. Bang! Припас ушел в сторону соседского флигеля для прислуги. Там 19‑летняя жена банкира кувыркается с охранником. Даром что на пятом месяце. Стреляю еще раз, закусив губу. И загадав желание. Не мой день. Ушло туда же. Третья попытка. Тот же результат. Такая полоса. И когда она закончится?
Сейчас снова припрется банкирская супруга Люся. В шиншилле за $150 000, прикрывающей голое беременное пузо. На шпильках — по рыхлым-то сугробам! Благоухающая только что вылитым на шею стаканом шанели. Будет опять, сбиваясь с «ты» на «Вы», верещать, что я на нее покушался. Что потеряет «из-за психа» ребенка банкирского. Что приедет Слава (забываю всю дорогу, как финансиста зовут) и «разберется».
Раскраснеется, сопли от морозного воздуха потекут. А предложишь, оскалившись, стакан козьего молока с инжиром, растает в момент. Начнет животик смуглый демонстрировать. Эксгибиционистка. На софе развалится, начнет пулять глазами с той же меткостью, с какой я — по сучкам (ударение на последней слог… хотя хотелось бы — на первый).
Потом прифигачит мрачный ревнючий охранник:
– Вы сотовый забыли. Вячеслав-Ляксанрыч звонил, беспокоился. Просил связаться.
И будет меня буравить глазенками бандитскими, как будто паяльник пропихивать. Да не переживай, кому телка твоя нужна на этой территории: у меня даже ризеншнауцер — и то не кобель.
Но пока все спокойно, Pink Floyd децибелит, стрельбы продолжаются. Только без результата. Сучок мохнатый — на месте. Строку с сервера мне не изъять. Неосторожно было давить Send — так подставился.
Так проходят уютные вечера. Я, елы-палы, самодостаточен и не желаю более растрачивать себя на социальные ритуалы.
Досыл. Весна 2001
В ненастный апрельский день мне позвонила дочура и очень неприятным голосом сказала, что есть разговор. Ну вот, подумал, залетела. Но Мария, приехав, первым делом прошла к моему компу. И, захлебываясь слезами, продемонстрировала мне несколько сайтов, на которых была опубликована моя переписка с Инессой («удочерю» и т. п.).
– Так значит, вот кто твоя дочь? Твоя любимая дочь? Познакомишь со старшей «сестренкой»?
Оказалось, что каждый желающий может обзавестись своим убогим сайтиком (например, на narod.ru). И размещать там что душе угодно. Инессиной душе угодно было обнародовать детали дешевого «служебного романа», оказавшегося затянувшейся полукриминальной повестью.
В принципе, я изначально готов был к тиражированию этой ерунды. Сам надрезы делал ржавым штыком. Напои их всех моей кровью, Несь. В сетевом болоте, населенном глазастыми и слепыми рыбами, нет Жизни. Оттого каждая алая капля живой соленой влаги привлекает не только хищниц с мощными плавниками, но и всю чешуйчатую мелочь. Слетаются пираньи. Готовы лизнуть пульсирующей жидкости, не для них предназначенной. Ну-ну. Лакайте эритроциты с кокаином. Насладитесь коктейлем из гемоглобина и абсента. Смотрите, только не подсядьте. Абстиненция от этого замеса бывает неприятной. А меня Безымянный не оставит в беде.
Мне всегда и во всем везло. Врагов моих наказывали свыше. А мне дарился новый шанс. Но Инессу на Небесах, видимо, не признавали. Всесильный отворачивался от меня всякий раз, когда я приближался к созданию, казавшемуся мне божественным. Я лишался легкости и драйва. Да, мы не просто разные. Мы — противоположные. И это не та разнозарядность, которая сливается в одно. Ни-фи-га. Несовместимость абсолютная. Колибри с полуострова Юкатан не может вступить в коммуникацию с лосем из сибирской тайги. Ну никак. Разве только нагадить ему на рога.
Я честно пробовал менять систему координат. Двигал оси. Прикидывал да вычислял. И так. И этак. Бесполезно. Два инварианта, увы. Первое: Инесса — по-любому — Лучшее-Что-Создала-Природа. Второе: меня там нет.
Подумал вот: если заменить «инварианты» на «варианты», смысл поменяется. На противоположный. Всего-то пара букв. Такой пустяк. Как и вся наша жизнь, в суЧности.
Надо сваливать, решил я. И уехал в Бостон, где и организовал скромный фонд на средства некой лондонской тусовки.
Осень 2004
Приехав по поручению нынешнего патрона в Киев, я не без изумления обнаружил в предвыборном штабе Виктора свою бывшую сотрудницу Ксению. Она, между прочим, тоже была изумлена. В отличие от меня — неприятно. Но мы пообщались. Узнал много нового. В том числе и про себя. Айрис Мердок с ее «Черным принцем» отдыхает.
Не без злорадства экс-рирайтер рассказала мне, что в душе Инессы я вызывал столь же сильное чувство, что и сам по отношению к ней испытывал. Только с другим знаком. Богиня, оказывается, ненавидела меня. Люто. В ее очах я почему-то персонифицировал все то, что было ей нелюбо (и чем, кстати, я не отличался): позерство, самодурство, плейбойство, цинизм.
И естественно, Богиня не верила ни одному моему слову. Бедная, бедная Несь, так и не осознавшая, какой шанс она прощелкала! Безвозвратно.
Ксения сказала, что Инесса погибла. «Ложный бог наказывает, истинный — yбивает».
Февраль 2005
В скромном версальском поместье Вова Жечков познакомил меня со своим тезкой и земляком по фамилии Григорьев. И тот предложил в принадлежащем ему мегаиздательстве опубликовать мемуары, как бы посвященные Богине, но приоткрывающие предвыборные таинства всех наших мадридских дворов. Однако заметил:
– Согласитесь, Микеланджело Антониони был прав: «Допустим, некий мужчина любит некую женщину. Но мужчина никому не рассказывает о своей любви. Так существует ли она на самом деле?» Не надо писать, что она умерла, не дожив до 25. Грустно как-то. Ну, приукрасьте действительность. Ведь не в этом же суть.
А в чем суть-то?
И зачем она мне живая?
Записал Ян ДОЛГИХ.
