Кому на Руси жить?

Прогноз погоды в «российском доме» не представляет затруднений: еще Гельвеций заметил, что знание некоторых принципов легко компенсирует незнание некоторых фактов.

 

А принципы таковы: на протяжении уже двух столетий в нашей стране вслед за «оттепелью» либеральных реформ неизбежно ударяют крепкие «заморозки», которые одни называют наведением порядка, а другие — выкорчевыванием так и не созревшей демократии. Вот и теперь на смену ельцинской олигархическо-медийной демократии приходит бюрократическо-силовая властная вертикаль, подразумевающая неуклонное «сокращение политического многообразия», если воспользоваться изящным эвфемизмом посла США в России Александра Вершбоу.

Иные политологи утверждают, что коль скоро, в отличие от США, Великобритании, Германии и других стран, настоящей демократии в России не было и при Ельцине (ее вообще никогда не было), то в любом случае мы ничего не теряем. Это примерно то же самое, что убеждать человека, никогда не отличавшегося отменным здоровьем, наплевать на свой организм, а лучше — покончить жизнь самоубийством. Из политической теории известно, что демократия — это непрерывный процесс обретения гражданами все новых прав, свобод и возможностей (по мере все усложняющихся общественных потребностей), а отнюдь не некое застывшее состояние, которого отдельные государства достигли «окончательно и бесповоротно». В этом ее коренное отличие от «развитого социализма»: демократию нельзя построить, но можно и нужно развивать.

Другие авторы говорят о восстановлении «субъектности государства», подразумевая обретенную способность Кремля контролировать административные, финансовые и медийные ресурсы, что якобы позволит ему (или уже позволяет) действовать не из олигархических видов, а в общенациональных интересах.

Не будем уточнять, кто и в чьих интересах оставил уникальный центр радиоэлектронной разведки в Лурдесе и базу ВМФ в Камрани, открыл «зеленый коридор» американским военным в Центральную Азию или, допустим, «подарил» ветеранам накануне 60-летия Победы закон о «монетизации» льгот. Цитируя Никколо Макиавелли, «было бы поступком человека самонадеянного и дерзкого рассуждать об этом»; оставим эти темы отважной газете «Завтра». Столь же «самонадеянно и дерзко» задавать риторические вопросы в духе людей из «Комитета-2008». Каким образом, например, перспектива разгрома международного терроризма связана с упразднением выборов по одномандатным округам (то есть с прерыванием единственной «пуповины», связывающей власть и общество, которую не заменит заведомо импотентная Общественная палата)? Или почему, скажем, назначение губернаторов изничтожит коррупцию (вспомним: во времена Николая I всех чиновников назначали, однако единственным, кто не крал из казны, был князь А. С. Меншиков — правнук «светлейшего» мздоимца петровских времен, — на которого при дворе смотрели как на загадочное явление природы, вольной в своих прихотях). Не станем задавать эти вопросы, потому что «вертикаль» — это выбор президента. А в суперпрезидентской республике, каковой является Россия, «воля президента — высший закон»; с этим обстоятельством и отважной газете «Завтра», и людям из «Комитета-2008» придется смириться.

К тому же авторитарный режим, если называть вещи своими именами, имеет не только очевидные издержки, но и потенциальные выгоды. Во времена «Николая Палкина» общество терпело безобразия чиновников, утешаясь тем, что Россия стала великой военной державой, гарантом мира и стабильности на континенте. Неуклонно расширяя свои владения, император лично вдохновлял и организовывал гигантские технологические проекты вроде строительства Петербургско-Московской железной дороги. Но как только отгремели отнюдь не победоносные залпы Крымской войны, общество возопило: /p>

— Долго ли еще терпеть?!

Вот и сегодня приходится слышать: «Ладно, шут с ней, с демократией, но, может быть, путем «закручивания гаек» нам удастся возродить нашу былую военную мощь, дабы остудить американских геостратегов вроде Збигнева Бжезинского, еще недавно дрожавших от наведенных на них советских ракет СС-18, а теперь имеющих наглость утверждать, что мировое сообщество не потерпит размещения военной базы России в Севастополе? Возможно, за счет жесткого государственного регулирования экономики нам удастся реализовать более амбициозные цели, чем такая: через 20 лет сравняться с Португалией по ВВП на душу населения?

И наконец, как знать, не станет ли в условиях авторитаризма наш не привыкший к демократии народ хоть и не свободным, но по крайней мере сытым?»

На самом деле все это иллюзии. Представление о сильном государстве у российских элит не имеет ничего общего с концепцией государства эффективного. Если послушать высокопоставленных чиновников Минфина и МЭРТ, то государство не способно ни управлять принадлежащими ему унитарными предприятиями, ни проводить промышленную политику, ни реализовывать прорывные инновационные проекты. Странно, что эти чиновники так мало уважают своего президента. Ведь еще в конце 1999 года Владимир Путин, в то время премьер-министр, писал, что, если Россия не осуществит прорыв в сфере высоких технологий, она будет отброшена на обочину цивилизации. И что же? За время, прошедшее с тех пор, доля России на мировых рынках высокотехнологичной продукции еще больше сократилась: если раньше счет шел на проценты, то теперь — на доли процента. В свете этого факта странно выглядит утверждение министра финансов Алексея Кудрина: «Сегодня экономика намного перспективнее, чем была в Советском Союзе». За годы либеральных реформ катастрофический урон понесли и продолжают нести именно те отрасли, в которых при советской власти был накоплен гигантский интеллектуальный и технологический потенциал: космическая техника, авиастроение, судостроение, химическая и нефтехимическая промышленность. В этих условиях лозунг удвоения ВВП означает призыв к ускоренной распродаже природных ресурсов, которые, по «оптимистичной» оценке того же Кудрина, еще 50–100 лет будут основной статьей российского экспорта.

В исполнении правительства промышленная политика сводится к бессистемным попыткам поддержки отдельных отраслей, причем объем выделяемых на это средств никак не связан ни с реальным состоянием отрасли, ни с перспективами ее развития, которые вообще никем не планируются. Так, сравнительно недавно правительство решило выделить 6 млрд. рублей на поддержку гражданского авиастроения. Но никто из правительственных чиновников толком не объяснил, посредством каких механизмов она станет осуществляться, а главное, будет ли она достаточной, чтобы переломить кризисную ситуацию в этой отрасли. В годы советской власти мы выпускали 300–600 гражданских самолетов в год («бесперспективная» экономика!), а сегодня производим единичные экземпляры летательных аппаратов, которые к тому же все больше не соответствуют стремительно растущим европейским стандартам Международной ассоциации гражданской авиации («перспективная» экономика!). По оценкам специалистов, «ожидаемая продолжительность жизни» российского гражданского авиастроения составляет три-четыре года; за его неизбежной кончиной последует смерть и военного авиастроения, которое сегодня работает почти исключительно на экспорт.

Любопытная деталь: как раз в то время, когда шли бурные дискуссии о судьбе российского авиапрома, пришло сообщение о намерении ведущей российской авиакомпании приобрести самолеты Embraer в Бразилии. Следуя этой логике, России следовало бы в обмен на самолеты поставить в Бразилию кофе, футболистов, а заодно и тренера национальной футбольной сборной.

К сведению интересующихся, Бразилия освоила производство наукоемкой продукции (включая даже космические ракеты VSB-30) вследствие того, что тамошние элиты озаботились реализацией крупных общенациональных проектов, направленных на поддержку ряда «избранных» отраслей, которые бразильцы были вынуждены развивать буквально с нуля при отсутствии фундаментальной науки и технологических заделов. Наши же «неолибералы» с упоением Герострата губят то, что создавалось трудом многих поколений, делая это под лозунгом борьбы против политики «назначения победителей». Заметим, кстати, что качественный рывок в бразильской экономике был осуществлен не в период авторитарного военного режима, а в условиях демократии.

Этим я вовсе не хочу сказать, что среди бразильской политической элиты нет ни воров, ни прохиндеев, ни даже «неолибералов». Но там, по крайней мере, есть государственные люди, думающие о стране и ее будущем, понимающие, что представления о «невидимой руке рынка» примитивны и не соответствуют реалиям XXI века, и, главное, готовые хотя бы часть своего времени уделить проблемам страны, а не только приумножению личного благосостояния.

Одним из инструментов эффективной промышленной политики во всем мире является бюджет. Между тем в России правительство и парламент принципиально не рассматривают бюджет в подобном качестве. Председатель Государственной думы Б. В. Грызлов заявил: «На самом деле экономическое благополучие страны не очень сильно, даже мало, зависит от бюджета». 

И здесь слово не расходится с делом. Утвержденный Государственной думой проект бюджета на 2005 год следует назвать «бюджетом ожидания черного дня»; единственная задача, которую он решает, — это обслуживание внешнего долга и предотвращение обвала российской экономики в случае падения мировых цен на нефть. Правда, партизанская война в Ираке, перманентная нестабильность в Венесуэле, резкое повышение спроса на нефть в Китае, распродажа ЮКОСа и так далее не дают никаких оснований полагать, что такое падение может произойти в ближайшее время.

Еще один вклад правительства и Государственной думы в теорию и практику бюджетного процесса — создание огромного Стабилизационного фонда (который к концу 2005 года достигнет 719,2 млрд. рублей). Само его наличие ведет к серьезным финансовым потерям, поскольку в настоящее время эти деньги находятся на счетах казначейства и медленно, но верно съедаются инфляцией. По данным председателя Счетной палаты Сергея Степашина, 9 млрд. рублей уже сгорели. 4 октября 2004 года правительство приняло постановление, которое разрешает Минфину хранить средства Стабилизационного фонда в долларах США, фунтах стерлингов или ценных бумагах правительств 14 стран при условии, что рейтинг этих бумаг будет не ниже «ААА». Высокая надежность означенных бумаг подразумевает их низкую доходность — 3–4% годовых. При этом правительство продолжает политику внешних заимствований у международных финансовых организаций (МВФ, Всемирный банк) на самые различные цели (реформа ЖКХ, строительство отдельных трасс и тому подобное), причем процент по этим займам значительно выше, чем доходы от размещения средств Стабилизационного фонда. Кроме того, на рынке по-прежнему вращаются российские евробонды с доходностью 7–8%, которые правительство почему-то не хочет выкупить, очевидно, оставляя их на память о тех славных днях, когда политика внешних заимствований проводилась значительно более широко и смело (канун августа 1998 года).

Справедливости ради следует отметить, что отдельные страны, например Норвегия, тоже имеют «заначку», которую там называют фондом будущих поколений. Но, во-первых, в этих странах низкая инфляция, а потому нет угрозы потери средств, а во-вторых, они расходуются на создание новых технологий, развитие науки, образования — словом, инвестируются в будущее.

Правительство не знает, куда девать деньги, и фактически направляет четвертую часть бюджета на поддержку и без того процветающих экономик западных стран, в то время как бюджет России совершенно недостаточен не только для обеспечения безопасности страны и развития ее экономики, но даже для элементарного выживания.

Возьмем такую статью бюджета, как военные расходы. В бюджете на 2005 год они составляют 529,1 млрд. рублей, или $17,6 млрд. А США планируют потратить на оборону $401,7 млрд. Любопытен и такой факт: военный бюджет России превысил военный бюджет Индии ($16,7 млрд.). Однако с этим бюджетом Индия имеет достаточно современные Вооруженные силы, закупает у России самолеты, танки и даже недостроенные авианесущие крейсеры, в то время как в Российской армии ощущается острая нехватка качественного стрелкового оружия, средств связи, приборов ночного видения, не говоря уже об армейских вертолетах, которые эксплуатируются по 20 и более лет. Что же касается Военно-морского флота, то, если его «развитие» будет продолжаться нынешними темпами, Россия к 2010 году окончательно утратит статус морской державы и, таким образом, в геополитическом плане откатится в допетровскую эпоху, став предельно уязвимой для враждебных внешних сил. Которые, если верить президенту Путину, не прочь отхватить от нашей страны куски пожирнее.

Если же говорить о пресловутом единстве России, то его могла бы на деле обеспечить лишь современная транспортная инфраструктура, развитие которой, по словам президента, это «больше, чем экономическая задача». Между тем расходы, предусмотренные в 2005 году на дорожное строительство (без учета внешних заимствований), с учетом инфляции сократились по сравнению с 2004 годом на 3,7%. В 2004 году объем финансирования дорожного хозяйства, включая все субсидии и субвенции из федерального бюджета, составил около 180 млрд. рублей. При этом необходимое финансирование для приведения дорог в нормальное состояние должно составлять не менее 300 млрд. рублей ежегодных ассигнований.

Средства, выделяемые по линии федеральных целевых программ на самые насущные потребности, в разы меньше необходимого минимума. Вот, например, подпрограмма «Переселение граждан Российской Федерации из ветхого и аварийного жилья». Она в числе тех немногих, которые финансируются в объемах, выше запланированных. При этом ежегодно количество ветхого и аварийного жилья возрастает, поскольку современный уровень строительства всего на треть перекрывает выбытие жилого фонда. В 1987 году в стране было 20 млн. кв. метров ветхого и аварийного жилья, в 1995-м — 35 млн., в 2000-м — 50 млн., в 2004-м — 91 млн. кв. метров; в срочном отселении нуждаются 5 млн. человек. Для его осуществления к 2010 году потребуется примерно 69 млрд. рублей в год, в общей сложности 345 млрд. рублей. Это менее половины той суммы, которая будет собрана в Стабилизационном фонде. Правительство бережет эти деньги в ожидании «черного дня», забывая, что для людей, на голову которых вот-вот обрушится крыша собственного жилища, этот день может наступить в любой момент.

Словно для полноты сюрреалистической картины происходящего правительство раз за разом ставит задачи, реализация которых заведомо подразумевает достижение результатов, противоречащих провозглашаемым целям. Возьмем, например, создание рынка доступного жилья, о чем немало говорил президент Путин. На деле упрощение сделок по купле-продаже недвижимости и устранение ряда бюрократических препон на пути развития ипотеки (на это направлен внесенный правительством в Государственную думу пакет из 27 законопроектов) при отсутствии расширения предложения на рынке жилья — а оно невозможно в условиях господства в этом бизнесе монополистов, тесно спаянных с властными структурами — приведут к повышению цен на квадратные метры, сделав жилье еще более недоступным. Хотя уже сегодня, по словам одного из руководителей российского жилищно-коммунального комплекса, на те деньги, которые приходится платить за квартиру в Москве, можно купить три квартиры — в Лондоне, Мадриде и Риме. Характерно, что апогей дискуссий по «доступному жилью» сопровождался резким взлетом цен на рынке, причем чиновники, не вовлеченные непосредственно в процесс законотворчества, с обезоруживающей прямотой заявляли, что жилье и дальше будет дорожать.

Отдельные члены кабинета теоретически допускают возможность траты средств Стабфонда на решение неотложных инфраструктурных проблем, равно как и на инновационные проекты, но при этом подчеркивают, что, во-первых, такие проекты «крайне рискованны», а во-вторых, инвестиции в них «инфляционно опасны». Вообще же, по их мнению, борьба с инфляцией и «институциональные реформы» важнее поддержки отдельных отраслей, хотя бы и самых перспективных. Характерно, что задачу побороть инфляцию любой ценой правительство ставило в период, предшествовавший дефолту, который в значительной степени и стал следствием данной политики. А ведь президент Путин неоднократно говорил совсем о другой стратегической цели: преодолеть технологическую отсталость российской экономики, осуществить ее структурную перестройку! 

Недавно один плодовитый либеральный политолог на страницах правительственного издания констатировал: Россия уже не способна производить ничего, кроме нефти и другого сырья, однако право поставлять нефть в США еще надо заслужить: его придется оплатить отправкой российских солдат в Ирак. Такого рода рассуждения психиатры могли бы назвать «синдромом Цфасмана» — по имени руководителя знаменитого джазового ансамбля конца 30-х годов, который не уставал повторять, что «хорошее глиссандо получается только тогда, когда за него платят доллары», и неизменно начинал политинформации для своих музыкантов словами: «Америка — это вам не кот наплакал. Америка это… одним словом… Да!» Этот «синдром» — культ доллара, преклонение перед Штатами и ощущение собственной никчемности — уже давно поразил российские элиты.


Николай Гульбинский


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Следует призыву сердца
Созданы друг для друга
Томми развеял мифы
Уинслет не признается
Он все-таки натурал
“Золотой глобус” для авиатора
Утешилась на плече стилиста
Лекарство против страха
Профессионалы или присяжные?


««« »»»