«Призрачная нить»: Любовь, сбивающая с ног

Она целовала Его перед тем, как Ему снова становилось плохо. Он жадно любовался Ею, позирующей в Его платье, через тайный глазок в двери. Он жил в собственном мире порядка и самоконтроля, а Она ворвалась в него с помощью силы, не знающей преград. Их стихийная любовь носила характер не только разрушающий, она поистине опьяняла и даже отравляла каждого из них. Но эту мазохистскую связь нельзя было разорвать – любовники были повязаны призрачной нитью одержимости друг другом, токсичностью которой целиком и полностью пропитан этот элегантный готический роман от неразгаданного гения современного кинематографа, Пола Томаса Андерсона. 

Он – английский кутюрье Рейнольдс Вудкок (Дэниел Дэй-Льюис), одевающий звёзд, знатных дам, графинь и наследниц уважаемых семей. Его работы – настоящие произведения искусства, любая девушка мечтает хотя бы примерить одно из его платьев (а кто-то даже быть похороненной в таком). Закоренелый холостяк, упрямый и жёсткий, Вудкок при этом мастер своего дела, он потрясающе талантлив и способен создавать шикарные наряды, отвечающие взыскательному вкусу лондонского общества. Каждый его день расписан по минутам, порядок и самоконтроль всегда преобладали в его жизни. С ведением бизнеса и управлением дома мод ему помогает сестра Сирил (Лесли Мэнвилл), властная и расчётливая женщина, возможно, единственная, к кому Рейнольдс прислушивается и перед кем может склонить голову в знак уважения. После пошива очередного элегантного и безумно сложного платья уставший Вудкок отправляется за город, где в местном ресторанчике на холме его разборчивые глаза встречают Её. Порядок встречает хаос, мастер – свою музу.

Она – иммигрантка из Восточной Европы, работающая официанткой в живописном уголке провинциальной Англии, Альма (Вики Крипс). На дворе 1955 год, в послевоенный Лондон постепенно возвращается мода и роскошные наряды, но для Альмы вся эта атмосфера роскоши и благородства, мир красивых платьев и благородных людей всегда были чужды и обходили стороной. Однако как бы героиня не сторонилась и не пряталась на задворках британской столицы от этого мира, мир сам ворвался в её жизнь в лице проголодавшегося Вудкока. Взглядом, которым Рейнольдс наблюдал за суматошно вальсирующей от столика к столику официанткой, можно было обжечься, а от искренней, неконтролируемой улыбки – ослепнуть. Кутюрье уже тогда понял, что в ней есть что-то особенное, хотя скорее всего он думал так обо всех своих временных пассиях, не задерживающихся надолго в Доме Вудкок – в скором времени они надоедали капризному Рейнольдсу, и Сирил молча указывала им на дверь, утешив одним из роскошных платьев в подарок. Но Альма – не из тех, кто будет молча и податливо подчиняться властному Вудкоку: она всеми силами попытается доказать привыкшему к одиночеству Рейнольдсу, что радости жизни лучше делить на двоих. 

Образ протагониста не является прототипом реального человека с этим же именем, это скорее некий собирательный образ, основанный на длительном и тщательном изучение Андерсоном истории моды. Однако можно сказать, что каркас персонажа принадлежит известному испанскому кутюрье Кристобалю Баленсиаге, признанному мастеру кружева, великолепного кроя и безупречной элегантности. Творивший также в 20-м веке прирождённый художник славился своей аскетичной жизнью отшельника – он всего себя посвятил шитью платьев. Собственно образ Баленсиаги и напомнил режиссёру главного героя «Нефти», которого сыграл Дэй-Льюис. И тогда он связался с одним из лучших (если не лучшим) актёром современности, тем ещё модником в реальной жизни, с идеей будущего фильма. Оба загорелись идеей. 

Одним из заветов Пола Томаса Андерсона, повторяемым режиссёром во многих интервью, является «работай со своими друзьями и знакомыми». Именно поэтому зачастую одни и те же актёры перебираются из фильма в фильм. При написании сценария Андерсон нередко подстраивает некоторых своих персонажей под конкретных актёров, так было, например, с героями Уильяма Мэйси и Джона Си Райли в «Магнолии» или Адам Сэндлер и Эмили Уотсон в «Любви, сбивающей с ног». Всё это, безусловно, помогает актёрам лучше понять своих персонажей, а, следовательно, и лучше воплотить их на экране. ПТА (как уже принято называть режиссёра, да и сам он не против) вообще славится уникальным даром раскрывать актёров с той стороны, о которой не догадывались ни зрители, ни они сами. В его фильмах во всей своей красе и скрытом таланте блистали Марк Уолберг, Том Круз, Адам Сэндлер (которые после этого ни у одного другого режиссёра не смогли достичь таких же высот), лучшие роли в карьере выдали великолепные актёры Филип Сеймур Хоффман (бывшая муза ПТА, трагично скончавшаяся несколько лет назад), Хоакин Феникс и, конечно же, Дэниэл Дэй-Льюис. 

С Дэй-Льюисом они прорабатывали сценарий «Призрачной нити» целых два года: каждые написанные пару-тройку новых страниц Андерсон тут же отправлял актёру. По словам самого Дэниэла, единственного в истории обладателя трёх Оскаров за лучшую мужскую роль, партия Вудкока – его последняя роль в кино. Он уходит и вроде как теперь уже навсегда (в конце 90-х актёр уже прощался с кинематографом, но потом его выманил из отшельничества Мартин Скорсезе для съёмок в «Бандах Нью-Йорка»). И если «Призрачная нить» станет лебединой песнью величайшего актёра, то о лучшей роли для этого он (да и все мы) даже мечтать не мог. Дэй-Льюис научился шить, кроить и драпировать; чтобы войти в образ, он собственноручно сшил дизайнерское платье; долгие месяцы ещё даже до старта съёмок актёр уже вовсю был в образе утончённого и строго кутюрье. На экране мы наблюдаем за персонажем, который отчётливо осознаёт все свои недостатки и достоинства, но главное – мы видим, что он постоянно находится на грани. Дэй-Льюис заново изобретает понятие одержимости, не только своей профессией (как он погружён в создание нового платья или как нервничает во время светского показа своих работ), но и увлечённостью Альмой. Она нужна ему, чтобы отвлечься после тяжёлой работы, набраться с ней сил и эмоций для создания нового шедевра, но вот только Альме такой расклад не нравится. Он нужен ей целиком, а не по расписанию или настроению. У неё есть свои права – право быть любимой, право быть важной, право удивлять любимого ужинами один на один и даже право раздражать его хрустом тоста по утрам. И за свои права Альма будет бороться. 

Магия «Призрачной нити» кроится в том, что при её просмотре от экрана невозможно глаз оторвать. Во-первых, вся та роскошь и благородство, в которой варится дом мод Вудкока, переносят зрителя в Лондон 50-х эффективнее любых вычурных технологий. Невероятная работа костюмеров (просто обязанных получить за неё Оскар в этом году) и декораторов – это живописное великолепие провинциальной Англии и изящные интерьеры восхищают своей проработанностью каждой малейшей детали. От картин на стенах до узоров на платьях, от приготовленной спаржи на тарелке до дождя из разноцветных шариков на праздновании нового года – гармония и безупречность пронизывает фильм призрачной нитью от начала до конца. Во-вторых, восхитительная актёрская игра заставляет неподвижно, словно с тебя в это время снимают мерки, наблюдать за происходящим. Причём изумляет не только предсказуемо великолепный Дэй-Льюис (безупречная игра и настоящий образец актёрского искусства), а во многом даже больше дамы: номинированная на Оскар Мэнвилл своей выдержкой и утончённостью рисует портрет требовательной, но очень чуткой сестры, в то время как уроженка Люксембурга Вики Крипс – и вовсе главное откровение «Призрачной нити». Она одинаково прекрасно изображает очаровывающую покорность и бушующую воинственность, присущую всем по-настоящему любящим людям, которым не всё равно. Крипс и Дэй-Льюис безумно гармонично дополняют друг друга, предлагая зрителям борьбу характеров ещё более волнующую, чем Пол Томас Андерсон показывал нам в своей замечательной «Любви, сбивающей с ног». 

В-третьих, не менее важными в придании картине неповторимой аутентичности и эстетики стали операторская работа и оригинальный саундтрек. За камеру взялся сам режиссёр, он многому научился у своего постоянного оператора Роберта Элсвита, получившего Оскар за работу над «Нефтью», да и сам всегда мечтал попробовать совместить режиссёрские и операторские задачи. Очевидно, Андерсон хотел целиком контролировать зрительское восприятие своего фильма – он тщательно подбирал объективы, плёнку, освещение, чтобы нам при просмотре не казалось, будто бы мы смотрим исторический фильм: «Нить» ощущается как кино, снятое непосредственно в те года, в которых и развиваются показываемые события. Восьмая картина режиссёра стала первой, в которой он выступил в качестве оператора, однако до этого он набивал руку на съёмках музыкальных клипов, в частности для культовой рок-группы Radiohead, чей гитарист Джонни Гринвуд, давний друг ПТА, выступил композитором четырёх последних полнометражных работ режиссёра. 

«Призрачная нить» относится к элегантной, встревоженной музыке Гринвуда ровно так, как Рейнольдс Вудкок надеется, к его творениям будут относиться дамы, для которых они пошиты. Каждый отрывок его симфоний изящно украшает фильм подобно аккуратной ткани, подчёркивающей красоту (и страдания), что таится за ней. Отталкиваясь от основной музыкальной темы – деликатного, но мощного вихря скрипок в четырёх вариациях, словно модель, подбирающая наряды для каждого нового сезона – саундтрек Гринвуда получился шедевром беспокойной любви, стаканом крепкого вина с привкусом яда. Композитор прекрасно внутренним чутьём постигает приливно-отливную динамику отношений Рейнольдса и Альмы, превращая её в музыку, которая для каждого будет звучать по-своему.

И последнее по списку, но первое по важности: несмотря на общие усилия и безупречность на каждом уровне, главная причина успеха и гениальности «Призрачной нити» ― Пол Томас Андерсон. Режиссёр-сценарист, всегда выделяющийся самобытностью, больше не пытается черпать вдохновение у своих духовных наставников, что он делал, к примеру, во время съёмок «Роковой восьмёрки» или «Ночей в стиле буги», теперь автор говорит со зрителем на своём собственном, ни на что не похожем киноязыке, приобретшим очертания и форму после «Мастера» и «Врождённого порока». Его восьмой проект – это чистое мастерство, неподдельное искусство и настоящее кино, при просмотре которого захватывает дух от одних лишь образов, а после – необходимо отдышаться и ещё какое-то время обдумать увиденное, отыскать вшитое послание в столь искусное полотно. Трудно предположить, каким бы должно было получиться платье у господина Вудкока, чтобы он в гордости и восхищении мог спокойно отойти от своих дел, но что касается Дэй-Льюиса – если это его лебединая песня, то достойнее прощания великого актёра, чем в роскошном готическом романе гениального режиссёра, даже вообразить невозможно.