Старцы

Русская культура устроена так, что в знаменитом монастыре обязательно должно быть два старца.
Первый старец – красавец.
Он похож на волшебника, у него торжественный, но в то же время и добрый вид. К нему ездят доктора наук и академики,
рок-музыканты и филологические девушки в огромных очках, смешавшие Блока со Шмеманом, – а он никого не наказывает, никого не ругает, а только прощает и понимает. У него и евреи крестятся, и бесплодные рожают, и начальники раскаиваются, и бывшие эзотерики делаются ортодоксами, хоть и продолжают немножко шаманить. Он так любит грешников, что у него матери перестают лупить детей, а дети перестают презирать матерей. Он даже готов допустить, что ад – это воспитательная страшилка, а католики – христиане.
И каждому дарит конфетку, а то и целую шоколадку – чтобы не унывали вы никогда, солнышки вы мои глупые.
А второй старец – трудный.
Его любимые прихожане гавкают и кукарекают, и плотная баба, ритмично стучась головой об пол, кричит ему чужим низким голосом: ненавииииижу тебя! ненавиииииижу! – пока из нее не сбегает хвостатый. Вокруг трудного старца гуляют ряженые с шашками и в штанах с лампасами; он не признает паспортов, пенсий, пин-кодов и налоговых номеров. Он со ста шагов различает масона, всегда готов поговорить про иудейское иго, а когда к нему приходят влюбленные, надеясь на благословение, – он предлагает им уйти в монахи (но это софт-вариант), а чаще все-таки мудро решает, что им полезно будет жениться, но не друг на друге, а на каких-то других, незнакомых им людях. Он хромой, он косой, и борода у него редкая и клочками.
А его лучший подарок – поджопник.
Русская культура не говорит нам, почему старцев обязательно должно быть два.
И почему вообще Россия устроена так, что либо филологические девушки едят шоколадки, либо черти носят штаны с лампасами и кукарекают в самый ответственный момент.
И, самое главное, она не говорит нам, за каким старцем Бог.
От кого из них польза, а от кого – благодать.
Но мы можем легко догадаться.