Психология украинства строится во многом на том, что Россия должна Украину постоянно вожделеть. Желать. Страдать по Украине. Хотеть её.
“А я не дамся”.
“Я ушла, а ты по мне страдай”.
“Ты меня хочешь, а я тебя, противный мужлан, не хочу, хочу европейского, чистенького, а не тебя, вонючего.”
“Страдай без меня”.
Безразличие – самый сильный кнут в этом случае. Нет, не хотим. Плевать. Да делай ты, что хочешь. Пшла. Отстань ты сама от меня. Ушла и ушла, чего ещё, чего ты ноешь?
Именно такое настроение, по-моему, у нас в народе, если речь о большинстве.
Но телик старательно подпитывает украинские иллюзии: “Братский народ”, “вернись, я всё прощу”, “не оставим и не бросим”, “будем бегать вслед до посинения”.
В конце концов, доходит уже до того, что на экране одни украинцы, изображающие русских, до драки в кровь спорят с другими украинцами, изображающими европейцев.
То, что народ, переживший девяностые, чеченские войны, теракты, – вместе с мнением этого народа – выносится за скобки, ведет к дурному.
Но, похоже, просить это прекратить – бесполезно. Не прекратят. А потом будут удивляться: “ведь всё так чудесно шло, мы же такую удачную схему придумали”.
