Вкус

Массовый вкус, который насаждал в Москве Лужков, сводился к нарядному, кондитерскому, свежеиспеченному прошлому, которое мы, дорогие москвичи, можем прямо сейчас запомидорить намного лучше, чем оно было когда-то в реальности. Ведь оно, прошлое, было старое, оно неинтересно и скромно стояло себе в уголке с трещинами и плесенью, а у нас прошлое совсем новое, торжественное и богатое, с конференц-залом и подземной автостоянкой, налетай, покупай!
Массовый вкус, который насаждает в Москве Собянин, сводится к очень архаичному, вопиюще дремучему в своей наглости будущему – такому типично невежественному и хамскому стеклобетонному будущему из шестидесятых годов двадцатого века, которое думает, что если у него есть небоскреб, космическая ракета и стихи Андрея Вознесенского, то всю остальную рухлядь можно задвинуть куда-то на край сознания и там забыть, ведь у нас тут движение, скорость, современность!
Даже и не знаю, что гаже.
Тем более, что у вкуса номер один и вкуса номер два есть кое-что общее.
То презрение, которое они вместе испытывают ко всякой подлинности, к естественности, к неказистой – и ровно поэтому такой милой для нас – городской жизни.
Эту жизнь надо стереть.
Стереть и заменить ее хабальскими понтами.
Что они и проделали.
И это большое горе, друзья.