Может, в песнях «Ласкового мая» вы и не услышите биения сфер, зато там нет приблатненной абракадабры и претензии инвентаризировать мир с его подлым устройством.
Бари К. Алибасов, ворвавшийся в «Прямой эфир» с Борисом Корчевниковым со знаменитой полуухмылкой преклонного интеллектуального ерника, все всем убедительно объяснил.
«Ласковый май» появился ровно тогда, когда должен был: страна кичилась своими грубостью, неотесанностью и превратно понимаемой брутальностью.
Я захватил те времена, я подтверждаю, что сантименты казались чем-то неловким, чтобы не сказать непристойным; любые проявления сердечности, нежности, трепетности были обречены на погибель.
И в эти пасмурные дни грянула песнь песней – «Белые розы», гимн защиты беззащитности, пропетый с виду непорочным, добродетельным пацаном, улыбкой убивавшим наповал.
Я сказал стране, что гений тот человек, который придумал группе такое название.
Разумеется, этим человеком оказался Андрей Разин, в отношении которого справедливо ощущение, что этот человечище не пропадет нигде и никогда.
Группа, с подачи испитого Сергея Кузнецова, «который был человеком, пока не превратился в утюг», должна была называться «Мама».
Как по мне, случись такое, то есть если б победило это название, был бы грандиозный сусальный перебор, синдром выжженной земли.
И без того группу укоряли в избыточной медоточивости и циничной манипуляции детками пубертатного возраста и теми взрослыми, что истосковались по нежностям.
Разин переиначивал под себя все каноны шоу-бизнеса.
Я даже не про то сейчас, как разом грубо и изящно он выдавал себя за племянника М. С. Горбачева.
Просто в его картине мира эстрада – это не кусок жизни, а кусок торта.
Но в конце концов именно ему и Шатунову мы обязаны тем, что время от времени похожи на людей: «смежил глаза, вызывая из неостывшей памяти лицо твое».
Разин мнимо простой деятель, а про Юру – особь статья. Юрий Шатунов умеет казаться легким – и не быть поверхностным (впрочем, это касается всех правильных пацанчиков – и меня, и Борю Корчевникова).
Я давно с ним знаком, и много раз ему говорил, что не понимаю, как он пережил ту истерию, в которую окунулся, будучи еще дитем форменным, и при этом вымахать в парня несуетливых ума и поведения, и сохранить редкое обаяние.
Он был совсем мальцом, когда ему пришлось учиться жить за троих и познать, что такое есть «строгое приятие судьбы».
Он сохранил себя, лицо и не превратился в фефелу, насколько это вообще было возможно.
Он был в шаге от карикатуры на самого себя, но в день, когда «Прямой эфир» России организовал телемост, воссиял на экране, принял от меня поздравления с Наступающим и подтвердил, что благодарен за все, что с ним происходило, но главное для него – его семья, его детки.
Гадать, что бы было с ним, кабы не было «ЛМ», он не будет, потому что конспирология и сослагательность – это не его. Если Разин с пулеметной скоростью жонглирует именами, датами и, самое главное, цифрами, Шатунов сдержан, как китайский премьер.
В мире победивших демагогов сложно считать это чем-то плохим.
Шатунов живет в Германии, счастливо женат, улыбнулся только тогда, когда я по телемосту передал привет и новогодние поздравления жене и детям.
Когда речь заходит о группе, Шатунов негаданно заявляет, что 30 лет – это, вне всякого сомнения, здорово, в конце концов, учитывая, каким он рос, самое деликатное слово здесь – «сорванец», все могло разрешиться плачевно, но! В последнем счете это всего лишь работа, он мог и на заводе работать, и в армии, и у таксиста такая же работа. Притязания его были, да и есть, невелики, и он всегда хорошо понимал смысл поговорки «У кого щи жидкие, а кому жемчуг мелок», и он всегда знал меру во всем.
«Хотя нет, не всегда» – поправил он себя и улыбнулся.
Любые оценочные критерии весьма умозрительны, не надо оценок, надо вот о чем.
Я ведь Мафусаил в чистом виде, я застал то время, когда бесполая мымра кричала в телевизоре, что в СССР нет секса, мы знать не знали ни кто такой Марк Аврелий, ни как обрести взгляд на собственную жизнь со стоических вершин, мы были грубы, недалеки и передвигались в кильватере, томились не от духовной жажды, это все потом, нам всем не хватало человеческой интонации.
И вдруг появляется этот мальчуган, взывая к милости к розам белым, а через них – к нам, падшим, ошалевшим от такой трепетности.
Не песня то была, а эпик про судьбу, многослойная попса с позолотой, про чувства, которые все стеснялись обнаружить, а паренек взял и всех нас раскрепостил, узников неласковой страны, которая на поверку жаждет ласки не только в мае.
Боря Корчевников подтвердит.
