ИЛЬЯ ШАТУНОВСКИЙ,
Главный мемуарист “НВ”
Если бы в газетах не проходили опечатки, их было не так интересно читать. Одна не к месту выскочившая или потерявшаяся буковка может сделать печатное издание необычайно популярным и позабавить читателей больше, чем добрый десяток фельетонов и юморесок. В дни коронации нашего последнего монарха петербургская газета в официальном отчете сообщила: “На голову императора была возложена корова”. В чем дело? А в том, что наборщик вместо буквы “н” вытащил из наборной кассы букву “в”, которая и превратила “корону” в “корову”. В следующем номере редакция поспешила извиниться. И опять под руку наборщика попалась эта проклятая буква “в”. “На голову императора была возложена ворона”, – прошла опечатка в поправке. Смех на всю Россию!
Ну, а Италия, к примеру, до сих пор смеется над опечаткой, имевшей место еще на два с половиной века раньше. В 1648 году профессор Флавини, желая подкусить своего оппонента, процитировал “Евангелие от Матфея”: “И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в своем глазе не чувствуешь?” Так вот в слове “oculo” (по-латыни “око”) наборщик потерял первую букву “о” и “oculo” превратилось “culo” (по-латыни, извините, жопа). Представьте себе изумление адресата и широкой научной общественности, когда вполне благопристойное евангельское поучение в печатном варианте прозвучало так: “И что ты смотришь на сучок в жопе брата твоего, а бревна в своей жопе не чувствуешь?”
А уже в нашем веке в одной молодежной газете вкралась опечатка, за которую виновным могли не только вставить бревно в задницу, но и оторвать диаметрально противоположный орган и бросить на съедение свирепым псам.
Вскоре после того, как я пришел в редакцию, меня назначили дежурить “свежей головой”. Мне объяснили, что весь день я должен отдыхать и явиться к самому концу работы, чтобы на свежую голову внимательно прочитать материалы, уже завизированные отделами, вычитанные корректурой, выверенные сотрудниками бюро проверки, залитованные цензурой и подписанные главным редактором в печать.
Как обычно, газета задерживалась. Полосы мне принесли на рассвете и все сразу. Четвертая полоса, с которой я начал чтение, была еще ничего: спортивный блок, информация, фотоочерк. Ну, а дальше пошел сплошной железобетон. Всю третью страницу занимала речь Вышинского в ООН, вторую – убивала четырехколонная пропагандистская статья, а когда я добрался до первой страницы, почти целиком отданной рапортам товарищу Сталину, глаза мои стали слипаться – шел пятый час утра. Читаю последний рапорт и чувствую – уже сплю. Начал снова – в голове сплошной туман, ничего не понимаю. Ущипнул себя за локоть, и тут мой взор скользнул на заключительной фразе: “Товарищ Сталин – мудый вождь всех времен и народов – уверенно ведет нас к сияющим вершинам коммунизма!” Сильно натер ладонями уши, подпрыгнул на стуле, опять взглянул на текст. Увы, мне не приснилось, в слове “мудрый” была пропущена буква “р”! Выскочил в коридор и чуть не сшиб курьершу тетю Дашу, которая несла пачку уже отпечатанных экземпляров газеты. Я выхватил из ее рук газету, взглянул на первую страницу, у меня захватило дух.
– Проходит страшная ошибка! – закричал я не своим голосом, влетая в кабинет главного редактора, который уже убрал все бумаги со стола и вызвал шофера. У него затряслись руки и заклинила отвисшая челюсть. Впрочем, он выпил два стакана холодной воды, сообразил, что промедление смерти подобно, и тут же взял ситуацию в свои руки. Остановил ротационный блок. Весь отпечатанный тираж пустил под нож. Вернул с вокзалов и аэропортов матрицы, подготовленные к отправке в другие города. И срочно собрал у себя членов редколлегии, еще не успевших разъехаться по домам. А вся дежурная служба сидела в приемной и с ужасом ожидала решения своей участи.
Два часа редколлегия за закрытыми дверями пыталась вникнуть в этимологию только что пущенного в оборот слова “мудый”. Хорошо, если там, на самом верху, расценят это, как абракадабру. А вдруг Маленков и Берия посчитают, что “мудый” – производное от оскорбительного, но мало кому понятного слова “мудак”? (Мой товарищ известный туркменский писатель Сейитнияз Атаев, долго ломал голову, стараясь перевести это слово на родной язык и перевел в конце концов, как “дурак с большими яйцами”. Других толкований этого слова я не встречал). Значит, в редакции засели враги народа, которые совершили неслыханное преступление, обругали площадной бранью самого товарища Сталина!
Когда дежурных вызвали в кабинет, на редакторском столе уже лежали листы ТАСС, гранки, верстка, полосы в разной степени готовности вплоть до подписной. Дежурные говорили сбивчиво, неуклюже оправдывались, пугались, невозможно было что-нибудь понять.
Главный взглянул на часы:
– Пора браться за следующий номер. Но мы во всем разберемся. Виновные не уйдут от ответа. А пока никаких разговоров. Если кто-нибудь станет болтать об этой ошибке – немедленное увольнение.
В последующие дни мы ожидали погрома, вызовов в НКВД, арестов. Но все было на удивление тихо. Не думаю, чтобы там на Лубянке и на Старой площади не узнали об ужасной ошибке, прошедшей в самых первых номерах. Но, видно, нашелся человек не “мудый”, а “мудрый”. Правильно решил, что разборка немыслима без огласки, и вся страна в конце концов узнает, что товарища Сталина в популярной газете назвали чуть ли не мудаком. Так лучше сделать вид, что вообще ничего не было.
А мы, связанные железным словом, помалкивали. Понимали, что любые разговоры на эту запретную тему будут истолкованы как антисоветская пропаганда и агитация. А это уже не какое-нибудь “Евангелие от Матфея”, а Уголовный кодекс РСФСР, 58-я расстрельная статья.
Ну, а теперь, спустя полвека, данный нами обет молчания утратил свою силу. Я бы мог рассказать о таинственном превращении товарища Сталина из “мудрого” в “мудого” и обратно гораздо раньше, да забыл. А вот теперь вспомнил.
Мой путь в журналистике был усыпан не столько розами, сколько выговорами разной степени тяжести. Несколько выговорешников я скорбно влачу на своих плечах до сих пор: организации, от которых я получил втык, исчезли, так и не успев реабилитировать меня в глазах широкой читательской общественности. На этом печально-траурном фоне есть в моем личном деле светлое пятнышко: благодарность “за бдительность, проявленную во время дежурства”. Я горжусь этой благодарностью. И не только потому, что вернул великому вождю всех времен и народов утраченное было имя мудреца, но и потому, что обнаружив опечатку, избавил многих моих коллег от совсем не туристского круиза в Магадан.
Товарищ Сталин – мудый вождь всех времен и народов
