Быков тут на днях, облив грязью Кашина, высказался отчасти и на мой счет заодно:
«И вот это, кстати, одна из причин того, что Кашин умудряется сохранять добрые отношения практически со всеми людьми, которые встречаются ему на жизненном пути: и с лоялистами, и с нынешними поклонниками Стрелкова, и с когдатошними репортёрами «Русской жизни»…
А я не сохраняю. Я о сегодняшних эволюциях, о сегодняшних метаморфозах моих когдатошних товарищей по работе, например в «Русской жизни», думаю даже не с ужасом, а с брезгливостью, и с такой брезгливостью несколько энтомологической. Ну, если Кашину хочется с ними дружить — может быть, ему это нужно, может быть, для него это такой источник информации».
Мы с Быковым дружили двенадцать лет – правда, это было до того, как он начал рассказывать, что никогда не поедет в оккупированный Крым, зато принялся ездить в Киев отмечать начало АТО, а потом и в Одессу к Саакашвили после 2 мая и проч., – и у меня в памяти, конечно, остался не совсем тот человек, который теперь рассказывает про энтомологическую брезгливость.
Ну что делать.
Мне хорошо понятен это психологический эффект, похожий на присоединение раскаявшихся коммунистов-оппозиционеров к генеральной линии партии в тридцатые годы.
Надо было не только признать правоту товарища Сталина – но и с гневом и ужасом отмежеваться от тех отщепенцев, с которыми когда-то, как теперь стыдно даже вспомнить…
Вот так и у Быкова, который так много лет добивался благосклонности либеральной интеллигенции, так переживал, что этой благосклонности нет, что он для них какой-то не совсем свой, вызывающий у них насмешки, – и вот теперь, когда товарищ Сталин простил, когда товарищ Сталин полюбил и приблизил, и пригласил вместе отметить АТО и победу над ватниками и колорадами в Доме Профсоюзов 2 мая…
Теперь думать о метаморфозах прежних товарищей и правда гадко-гадко.
Но это его дело.
А я вам расскажу другую историю – не про него, а про себя.
Когда мы в 2012 году начали делать вторую версию «Русской жизни», и я, конечно, позвал Быкова в ней участвовать – помню, мы встретились в его любимой рюмочной на Никитской, – он неожиданно отказался, сказав, что не может работать в том же издании, где есть Максим Соколов.
- Почему?
Ну, тут был стандартный ответ про брезгливость, про «за гранью добра и зла» и тому подобное, который тогда на меня еще не распространялся, а только на Соколова.
Я удивился, конечно, и расстроился – все-таки если Соколов мне всегда был симпатичен, но с ним у меня были отношения дальние, на дистанции, то с Быковым мы вроде как бы были вась-вась, и тут вдруг какие-то странные либеральные закидоны (это тогда еще было непривычно, поскольку только что началось).
А потом прошло несколько месяцев.
Произошел какой-то большой политический скандал, в котором мы с Соколовым оказались по разные стороны, слово за слово, какие-то едкие реплики, как это часто бывает у нас в интернетах, – и, в общем, мы с ним распрощались.
И вот тут и произошло самое главное – то, про что я хотел рассказать.
Я почувствовал облегчение.
Недостаточно «приличный», недостаточно «рукопожатный» Соколов – больше не мешал мне сотрудничать с высокоморальным, разборчивым, этически чутким к политической непристойности Быковым!
Я Быкову рассказал об этой ссоре – чувствуя все то же приятное облегчение – и тот сразу вернулся к нам.
Боже, Боже, какая же стыдоба.
Какая похабщина.
Но ничего не поделаешь – так оно было.
И вот на этом – «там, у них» все и построено.
На чувстве общности и радости пребывания среди своих, когда мы все хорошие, все моральные, все взялись за руки – слава Украине! Путин палач! – а плохих вычистили и забыли.
Никогда не примазывайтесь к сильненьким, к модненьким, к высокоморальненьким.
Не суетитесь вокруг них, не дорожите их коллективными мнениями, не предавайте ради них то, что раньше было вам близко.
Это я не вас учу.
Это я – себя.
