Что с нами будет дальше?
Я думаю, что главный конфликт современной России – конфликт совсем не только политический, а скорее ценностный, – это спор между теми, кто хочет жить в глобальном мире – и теми, кто хочет остаться дома.
Причем надо понимать, что роли тут распределены совсем не так, как в телевизоре и пропаганде – что кремлевской, что либеральной.
На стороне глобального мира одинаково дружно играют и наше начальство – все эти вороватые сенаторы, полковники, министры и губернаторы, – и вроде бы люто ненавидящая их прогрессивная интеллигенция.
И те, и другие – хоть и по радикально различным соображениям – не хотят оставаться здесь навсегда, а хотят чего-то другого.
Например, жить на два дома. Или уехать туда на пенсию, и детей отправить. Или сначала тут немножко повоплощать очередную утопию внешнего происхождения, а потом все равно эмигрировать, когда станет понятно, что «не получилось».
Так или иначе, без внешнего мира (необходимого им хоть в потреблении, как у одних, хоть в идеологии, как у других) – их жизнь не имеет смысла.
Поэтому они – заодно.
И есть партия тех, кто хочет остаться дома.
Это тоже разные между собой люди.
Среди них может быть и «русский бюргер», и «почвенная интеллигенция», а чаще всего – просто те, кого все равно никто нигде не ждет, кому деваться все равно некуда, нет у них никаких Лондонов, Ницц, Черногорий, Тель-Авивов и Берлинов, и надо, значит, жить и защищаться от внешнего мира у себя дома, то есть здесь.
А защищаться в какой-то форме придется.
Внешний мир, мягко говоря, нас не любит – и охотно слопает, если сможет. К тому же внутри (см. выше) у него достаточно симпатизантов, чтобы надеяться на белый флаг.
Так что партия «остающихся дома» – это трудная, непонятная партия.
Ей и власть, в общем, чужая, и, уж тем более, «приличные люди» – враги (извините).
Так вот, возвращаясь к исходному вопросу.
Если в ближайшие годы произойдут резкие перемены – и даже не очень важно, в какой именно форме, – партия глобального мира опять победит (она уже побеждала и в 1917, и в 1991).
Мы тогда, значит, опять проиграем.
Тогда будет плохо.
И, может быть, даже очень.
Ну что же, будем терпеть.
Мы же все равно никуда не уедем.
А если не будет никаких перемен, если получится задержать их, например, до 2024 года, и все это время здесь будет сплошная «закрытость», «самоизоляция», «санкции», «враждебность к цивилизованному миру», «атмосфера ненависти», «импортозамещение», «имперские амбиции», «агрессивный национализм», «ресентимент» и тому подобное, – то надежда есть.
Потому что тогда, может быть, «свое» окончательно войдет в моду.
Может быть, «русское» перестанет быть наглухо запрещено.
Может быть, люди просто привыкнут к тому, что у них есть Россия – а больше ничего нет, и это правильно и хорошо.
Если, повторюсь, ничего не изменится – надежда есть.
