Как-то, побывав в Мичуринске, я помог работникам картинной галереи имени А.М.Герасимова уточнить один документальный факт. Александр Михайлович, уроженец Козлова (ныне Мичуринска) имел мастерские у себя на родине и в Москве. Автору знаменитых в свое время полотен “Ленин на трибуне”, “И.В.Сталин и К.Е.Ворошилов в Кремле”, “Портрет В.М.Молотова” четырежды присуждали Сталинскую премию, он был бессменным президентом Академии художников СССР. А еще Герасимов был известен своей многолетней дружбой с К.Е.Ворошиловым. Климент Ефремович часто бывал у него в московской мастерской и старался не пропускать сеансов, когда художнику позировали молодые натурщицы.
Так вот, осматривая мичуринскую галерею, я разговорился с экскурсоводами. Узнав, что я журналист, они рассказали мне такую историю.
В годы войны Герасимов часто приезжал в Мичуринск, у него здесь в услужении была одна женщина, которая недавно умерла. Она говорила что в начале июля 42-го сюда в гости к Александру Михайловичу пожаловал Ворошилов. Старушка сама готовила еду, накрывала стол, потом прибиралась за компанией, в которой были и натурщицы. Пир продолжался несколько дней.
– Мы собираем документы и свидетельства о жизни и творчестве художника, – пояснили экскурсоводы, – и самый факт приезда Ворошилова в Мичуринск к Герасимову был бы немаловажен для наших научных изысканий. Но, кроме умершей старушки, других очевидцев мы не нашли. Не знаем, можно ли верить этой старушке?
– Можно, – сказал я. – В июле 42-го мне доводилось видеть Ворошилова в этих местах. И конечно же, он мог найти время навестить своего старого приятеля.
– А как это было?
А было так. Лагеря, где формировалась наша стрелковая дивизия, находились в дремучих тамбовских лесах. С утра до вечера – учения с полной боевой выкладкой. Форсированные марши. Рытье окопов полного профиля. Гимнастерки дубели от пота. Гнус. Жажда. Страшная жара. Пили вонючую жижу из ржавых комариных болот. Голод. На весь день одна заплесневелая селедка, брикет горохового концентрата, горсть сухарей и ложка рыжего тростникового сахара…
Но вот однажды нас неожиданно вернули с занятий. Подходя к своему расположению, мы вдруг учуяли давно позабытый запах жареного мяса. За поворотом лесной тропинки стояла походная кухня. Румяный повар огромной шумовкой раскладывал по солдатским котелкам настоящее мясо и настоящую картошку! Откуда взялся этот царский обед? Прилетела на ковре-самолете сказочная скатерть-самобранка? Открылся долгожданный второй фронт? Или наши начпроды сошли с ума?
Возник политрук Парфенов.
– Сейчас здесь будет Ворошилов! – не своим голосом закричал он.
Ворошилов? Как может оказаться он в этой лесной глухомани? Неужели сейчас мы увидим своими глазами легендарного героя гражданской войны, нашего первого маршала, ближайшего соратника великого Сталина?
Не успели мы осмыслить эту новость, как снова услышали голос политрука:
– Внимание! Идут! Всем встать! Смирно!
Сначала появились цепи автоматчиков, человек пятьдесят бравых откормленных молодцов в комсоставской форме: яловые сапоги, ладно скроенные гимнастерки, широкие офицерские ремни. А где же Ворошилов? Ах, вот он в центре, сразу и не заметишь. На нем такая же форма, как и на его охранниках, никаких орденов, только в петлицах матерчатая маршальская звезда едва различимого защитного цвета. Почему же он не предстал перед нами во всем своем портретном блеске? “Неужели трусит? – мелькнула крамольная мысль. – Но кого же он боится? Вокруг на десятки километров, кроме наших солдат, никого нет”.
На пять часов утра были назначены маневры. Нашему полку повезло, мы сидели в обороне, а два других – наступали. Наступающие не очень понравились маршалу, он возвращал их на исходные позиции, а это 15 километров назад и столько же обратно. Под вечер дивизию собрали на лесной поляне, и Ворошилов обратился к нам с речью. Стоя на грузовике с опущенными бортами, он призвал нас беспрекословно слушаться командиров, крепить железную воинскую дисциплину и не щадить своей жизни в боях со смертельным врагом.
Мясом нас больше не кормили. Утром выдали традиционную селедку, брикет концентрата и горсть сухарей. На Кочетовке, товарной станции Мичуринска, дивизию посадили в эшелоны и через два дня на улицах Воронежа мы вступили в бой. Выполняя приказ маршала, мы дрались не щадя жизни, и после первых ожесточенных боев дивизия потеряла уже половину своего состава. А в это время маршала гостил у закадычного друга-художника. Натерпевшись страху при посещении нашей дивизии, Климент Ефремович отдыхал душой, пил водку и ловил обольстительные взгляды молоденьких натурщиц. А солдат Шатуновский словил пулеметную очередь, переломавшую кости на обеих ногах, и обостренный хронический остеомиелит на всю жизнь…
Как говорится, маршалу – маршалово, а солдату – солдатово.
В этом, собственно, и вся разница.
Илья ШАТУНОВСКИЙ.
