С Евгением Додолевым & Олегом Дружбинским пообщался Владимир Лёвкин.
«За три метра становилась на колени»
Олег Дружбинский: У нас в гостях знаменитый исполнитель, певец, музыкант, композитор, продюсер, благотворитель и, в общем, легенда шоу-бизнеса – Владимир Лёвкин.
Владимир Лёвкин: Я бы сказал так: «Знаменитый исполнитель песен народов мира для народонаселения нашей страны».
Евгений Додолев: С каких пор «народов мира»? Я что-то упустил?
В.Л.: Конечно, мы же на тайском пели. Ты не слышал наш альбом на тайском языке? Это, вообще, было что-то шикарное. Нам принцесса цветы подарила, и тогдашний посол в Таиланде был просто потрясен этим. Знаешь, почему? Потому что, оказывается, это одна из высших почестей, чтобы принцесса сама подарила тебе цветы.
Е.Д.: Я пошутил бы насчет того, что еще могла бы сделать тайская принцесса, но не буду.
В.Л.: Нет, не стоит. Человек, который нас там сопровождал, жена Премьер-министра, она извини меня, за три метра становилась на колени и на коленях несла букет, причем не сразу все четыре букета, а каждый букет она несла по отдельности, чтобы подарить нам.
Е.Д.: Правильно вы угадали, что на тайском спели, а не на турецком.
В.Л.: На тайском, да. Хотя, с турками тоже было…
Е.Д.: Расскажи, что с турками. Это сейчас актуально.
В.Л.: Небезызвестная песня в нашем исполнении, там просто была цитата из турецкой песни: «Шина-най-наопа, шина-шина-на…», потому что мы готовились к совместному выступлению с турецкой певицей, которая пела эту песню (тоже не воспроизведу имя, так как давно это было). К сожалению, она не приехала, поэтому пришлось петь самим. Эту строчку должна была петь она: «Ой-на-на, уфа-шина-шина-на…»
Е.Д.: Какой это год? Не помнишь?
В.Л.: Скорее всего, это, наверное, 1995 или 1996 год.
Е.Д.: То есть это так называемый «золотой состав». Я, кстати, с Бари Каримовичем поддерживаю отношения только на «Facebook». Задумал книгу про Юру Айзеншписа, списываюсь с ним и говорю: «Хочу, чтобы ты высказал свое мнение о конкуренте, коллеге». Он говорит: «Мы в Германию отправляемся с новым составом». У «На-На» опять новый состав! Они еще в предыдущий Новый год (непосредственно 31 декабря 2015 года) пришли ко мне. Значит, молодняк опять слили… Эта система ротации – я считаю, гениальная придумка Алибасова: сделать бренд, а уже составные этого бренда можно как бы там…
В.Л.: Это уже было.
Е.Д.: До него у нас так не делали, мне кажется. Кто у нас до него практиковал именно ротацию членов коллектива? «Машина времени», скажешь? Это не бойз-бенд всё-таки.
В.Л.: Подожди, это уже после, конечно. «Премьер-министр»?
Е.Д.: «Премьер-министр» уже гораздо позже это сделал. Мне кажется, Алибасов первый. Скажи, был этот прессинг, вы понимали, что могут какого-то молодого привести на твое место, который и двигается лучше, и октав побольше имеет? Каким был этот механизм давления, как его поддерживал Каримович?
В.Л.: Во-первых, у нас был жесткий контракт, реально. Это был, вообще, один из первых контрактов в шоу-бизнесе в нашей стране. Он был очень большой (наверное, страниц пятьдесят точно) и там было оговорено всё: как мы приезжаем на площадку, как мы приезжаем ещё куда-то, расписание практически на каждый день. Это был алгоритм, расписание на каждый день даже тогда, когда мы находились в Москве. Не секрет, что 1996-1997 год – это пик, вообще, всего. Было 900 концертов в году, а точнее − 938.
О.Д.: Ни хрена себе! Это три концерта в день минимум, а то и четыре. Жесть!
В.Л.: Было больше. Еще не считали то, что мы прилетали, выступали где-то на передаче и сразу практически улетали.
Коммерческих концертов было 936, по-моему. Это есть в книге рекордов Гиннесса.
Всё было довольно-таки четко описано. Это был, по-моему, второй или третий контракт. Поначалу он был совсем маленький, потом чуть больше, чуть больше… Последний контракт (года на 3 или 4, по-моему) был очень жесткий, и когда он закончился, я ушел.
«Пришлось танцовщице отдать кокера»
Е.Д.: Личная жизнь оговаривалась в контракте?
В.Л.: Да, там было о личной жизни: «Пожалуйста, никого не светим. Везде ходим вчетвером-впятером. О личной жизни знаете только вы, и, может быть, ваши родители, ваши близкие».
Постоянно были всякие «вбросы» – то у меня негритянка была, то…
О.Д.: А была, кстати?
В.Л.: Это придумка. Она у нас танцевала. Хорошая танцовщица, просто чумовая, конечно, девчонка. Не знаю, почему на меня пал выбор, потому что общалась она (так скажем) с другим человеком (тоже из нашего квинтета).
Е.Д.: Ладно, ты же открыл уже эту дверь, это же не компромат, скажи с кем?
В.Л.: Зачем?
Е.Д.: Смотри, Лёвкин − расист. В его системе координат встречаться с чернокожей девушкой – это уже компромат.
В.Л.: Нет. Мы общались, и даже потом, в конце концов, так случилось, что мне подарили кокер-спаниеля американского. У нас дома кошка жила, и она просто его невзлюбила. Просто страшно невзлюбила, хотя она еще была совсем маленькая, и пришлось как раз танцовщице отдать этого кокера. Нет, я нормальный во всех отношениях, воспитанный ещё в той, другой стране.
Е.Д.: Мы все, здесь присутствующие в той стране воспитаны.
О.Д.: Не все, правда, получали знамя от ЦК ВЛКСМ, да? Было такое дело.
В.Л.: Было восемьдесят лет пионерии. Я был председателем Всесоюзного пионерского штаба (можешь себе представить?) на слете пионеров, и когда в очередной раз должна была быть повешена награда на пионерию, вместо очередного ордена, дали переходящее красное знамя. Вот его-то на Красной площади я как раз и получал.
О.Д.: Я правильно понимаю, что Владимир Лёвкин был почти самый главный пионер Советского Союза? Или просто самый главный?
В.Л.: Я был главный пионер ЦК ВЛКСМ!
О.Д.: А, вот так?! Это должность, которая навсегда.
Как разведчиков, журналистов, музыкантов – бывших не бывает. Как есть, так есть.
Е.Д.: Я думаю, что я здесь единственный исключенный из пионеров. За курение «Partagas». Кстати, насчет курения и питья тоже были ограничения?
В.Л.: Курение и питьё особо не прописывались, но было жесткое правило: «До концерта − нельзя». До концерта – ни в коем случае.
«Кобзон, Макаревич, Гребенщиков приезжают за час»
Е.Д.: Ты, как продюсер, унаследовал эти традиции жестких контрактов? Расскажи, ты – Карабас-Барабас со своими?
В.Л.: Я считаю, что жесткие прописанные контракты – это правильно. Музыкант должен заниматься музыкой. Он не должен заниматься административной работой. Он должен сидеть, творить и сочинять.
Мы с Юрием Шмильевичем были знакомы в коллективе, и после того, как я закончил работу с Каримовичем… Они, кстати, вместе с Матецким пригласили меня на разговор, мы поговорили, остались очень хорошими друзьями, но работать вместе не стали.
Е.Д.: Почему?
В.Л.: Ты знаешь, переход от одного продюсера к другому – очень сложная ситуация.
Е.Д.: Лучше вообще без продюсера?
В.Л.: Да, лучше. Я тогда решил какое-то время плавать сам, и, слава богу. Тьфу-тьфу-тьфу, не жалею ни о каком решении. Я до сих пор плаваю сам, и сам уже продюсер.
Е.Д.: Шмильевич же своих подопечных одевал, выбирал им одежду.
В.Л.: Так у нас же такая же история была!
Алибасов тоже мог где-нибудь на гастролях пойти в магазин, принести кучу пакетов и сказать: «Значит, это вам». По поводу телефонов тоже однажды сказал: «Я вам покупаю мобильные телефоны». Мобильные только появились, были такие здоровые (помнишь?), в карман не помещались. И он говорит: «Я вам покупаю телефоны. Я вам покупаю пейджеры, чтобы я всегда знал, где вы находитесь».
Мы собрались, приехали, подписали контракты, забрали эти телефоны, проплатили какую-то сумму, которая была положена (это стоило, правда, каких-то немереных денег), и потом мы поехали в тур. По окончанию тура почему-то не досчитались цены за телефон и за пейджер.
Е.Д.: То есть он его вычел из гонорара?
В.Л.: Конечно. Классика жанра: «Я вам покупаю…» Про Каримовича, конечно, можно вспоминать очень много и очень интересно, потому что (я честно говорю) я считаю, что это один из уникальнейших людей среди наших продюсеров.
По поводу поиска «На-На» – это правильно, состав должен быть оптимальный, и никуда ты от этого не денешься.
Е.Д.: То есть Лёвкина на слив?
В.Л.: Нет, если честно, я давно хочу сказать… Недавно было двадцать пять лет «На-На», я приходил на концерт. Я не отказываюсь от этого всего, когда есть свободное время. Просто концерты как-то переносились-переносились, и у меня на следующий уже было всё забито, и я уже не мог, а на этот пришел.
Маруське, жене, я сказал: «Я пойду. Почему нет? Всё хорошо – двадцать пять лет».
Просто он даже в афишу меня не внес – вот в чем дело.
Е.Д.: Может, не был уверен, что ты придешь? Может, в этом дело?
В.Л.: Нет. Я же сказал, что я приеду. Ты прекрасно знаешь, что я воспитан в другой стране, и если я говорю: «Приеду», то приеду.
Е.Д.: Кстати, Олег подтвердит, что Лёвкин приезжает за час до эфира.
И для меня это всегда показатель – это за сколько человек приезжает до эфира. Кобзон, Макаревич, Гребенщиков приезжают за час, а Тимати опаздывает на сорок минут.
В.Л.: Давайте не будем обсуждать.
Е.Д.: Почему нет? Это конкретный случай.
О.Д.: Да, мы не обсуждаем профессионализм. Мы обсуждаем личные качества.
В.Л.: Дело в том, что может быть график, может быть, человек себя приводил в порядок, может быть ещё что-то.
Е.Д.: Нет, я считаю, что это составная профессии. Здесь мы не говорим ни про октавы, ни про что-то другое…
В.Л.: Да, и когда мы учились у Иоакима Георгиевича Шароева, то есть я уже учился в ГИТИСе (причем был очень большой скандал с Алибасовым по этому поводу), он говорил: «Профессия режиссера, актера очень сложная сама по себе, потому что мало того, что ты должен быть готов к восприятию материала, ты должен вовремя прийти, а это самое главное».
Е.Д.: Что и требовалось доказать.
В.Л.: Да, а Каримович всегда говорил такую фразу: «Точность – вежливость королей. Я лучше приду на пятнадцать минут раньше и постою, подожду этого человека, нежели я буду опаздывать». Я тоже не могу опаздывать, я себя начинаю плохо чувствовать.
Е.Д.: Ты не Сергей Лазарев. Я понял.
В.Л.: Я Владимир Лёвкин (на всякий случай).
