У ведущего этой программы помимо главного – светлой головы, в которой и родилась идея “Обоза”, – есть еще масса достоинств, как то: коротко стриженный мужественный затылок, которым он до последнего времени был повернут к зрителям во время интервью с музыкантами, а также клевые черные очки, которые в кадре не снимаются и вызывают в народе нездоровый интерес – а что у него с глазами? Свидетельствуем: глаза голубые, добрые, проницательные. Итак, мы представляем ведущего “Обоза” Ивана Демидова.
– Судя по передаче, ты очень лояльно относишься к попсе. Если вспомнить твое интервью с Добрыниным, немножко скандальное его начало, ты можешь объяснить, почему попса тебя побаивается, что ли, ждет каких-то издевательств?
– Этот шлейф идет издалека, от “Взгляда”, когда мы давали только рок. А давали мы рок не потому, что мы любили его, вернее, не только поэтому. Это была правильная конъюнктура – рок был запрещен, но при этом основная масса молодежи ждала пробивную музыку, ту, которая пробьет эти стены. И поскольку мы в политике были такими, мы и в музыке должны были быть такими. За мной тянется работа наших музыкальных редакторов, которые были направлены на рок и достаточно резко разговаривали с попсой. А попса чувствует неуверенность в себе, потому что она не прошла через народную любовь. Почему Алла Борисовна так уверена? Потому что она пришла народным героем. Почему рокеры все уверены? Они стали популярными без участия официального телевидения. Ну, и потом, попса в принципе боится независимых структур, потому что “ну их в баню, они все там такие крутые, а мы уж вроде как проклятые”. Это все тянет за собой либо озлобление, либо такое испуганное отношение.
…Я закончил школу жизни на телевидении, я бы так это назвал. Вырос в далекой Самаре, где с четвертого класса ходил на местную телестудию, играл спектакли, читал новости в детских передачах, ставил в старших классах уже какие-то полурежиссерские работы. Потом с родителями переехал в Москву. Два года прослужил в десантных войсках в Литве. Вернулся и пошел на телевидение осветителем, просто потому, что очень его любил. Потом из общего телевидения полюбил конкретно молодежную редакцию и пришел работать туда администратором. Проработал четыре месяца, как раз начинался “Взгляд” с осени, через полгода я был ассистентом режиссера “Взгляда”, а еще через полгода стал режиссером. Мы тогда просто жили в Останкине, потеряв окончательно здоровье в свои 25 лет, приходили сюда утром в среду и уходили из этих аппаратных в субботу вечером.
…Я просчитываю не только как жить будут зрители, но и как жить будет телевизионная тусовка, придем ли мы к многочисленным каналам, появится ли через год здесь МТV. Это вообще отдельный и очень интересный разговор, как телевидение готовится к этому и готовится ли вообще. Вот мы готовимся: и ВИД, и каждый для себя морально. Я, например, готовлюсь, к тому, что придут сюда ребята и скажут: “Вот мы купили все, что здесь находится, вообще мы из штата Оклахома. Давай поговорим, старик?”.
– Ты боишься этого момента?
– Нет, я к нему готовлюсь. Совершенно не боюсь. Они на самом деле больше совки. Я делал “Взгляд” из Франции, Америки, Финляндии. У нас нормальные люди, мы не слабее их по большому счету. Только многого не хватает, но если мериться вчистую, то еще не известно, кто сильнее.
– Ты как-то принципиально заявил, что не снимешь в кадре черных очков, и ты ни разу не называл своего имени в эфире. Почему? Вообще говоря, это похоже на кокетство…
– Дело в том, что я мог в том феврале сесть спокойно в кадр собой и начать вещать: понравился бы я кому-нибудь, не понравился, привыкли бы потом, не привыкли – но я имел на это право по своему весу на телевидении. Я мог пойти и по другому пути: взять другого ведущего и делать снова “звезду”. Я работал на “звезд” – Любимова, Листьева – и я знаю, что надо быть с этими людьми другом, очень сильным другом, чтобы знать все их сильные и слабые стороны и как-то это выруливать… на это у меня просто не было сил. У меня очень трепетное отношение к телевидению, я не считал себя вправе садиться и вести эту программу. Если бы я решил, что буду “звездой”, тогда бы я месяца на два занялся бы речью, танцами, прическами, а времени на это не было. Поэтому опять же был просчитан ход, который одновременно привлекал бы внимание и был бы удобен мне просто для работы. Ну, а очки я не снимаю, потому что стиль уже выбран.
– Это только из-за стиля, или, может быть, это страх уличной популярности?
– Мне нравится фраза о том, что нужно без страха принимать популярность, хотя она несет с собой массу неудобств. Меня устраивает вариант, когда я спокойно иду по городу, спокойно заглядываю куда угодно, спокойно могу дойти до сцены “Олимпийского”, и, только надев очки, услышать, как взревел зал…
Ольга ВОЛКОВА.
