С июня в музее-усадьбе Останкино проходит фестиваль “200 лет Останкино – 850 лет Москве”. В рамках фестиваля выступала Коллегия старинной музыки Московской консерватории. Были представлены комическая опера Д.Бортнянского “Сокол”, сказочно-мифологическая опера одиннадцатилетнего Моцарта “Аполлон и Гиацинт” и мировая премьера в XX веке героической оперы А.Гретри “Браки самнитян”, поставленной специально на останкинской сцене.
Мой собеседник – художественный руководитель Коллегии Олег ЧЕРНЫШЕВ.
– Олег Константинович, как возник ваш коллектив, каковы его цели, задачи?
– Коллегии старинной музыки Московской консерватории пять лет. А началось все немного раньше, когда я работал в ГИТИСе.
На одном из курсов мы с режиссером Александрой Фладос предложили факультативно поставить оперу Монтеверди “Коронация Поппеи”. Идея казалась привлекательной, но были большие сомнения – смогут ли артисты, специализирующиеся на музыкальной комедии, “потянуть” такую работу и будет ли это интересно. За полгода мы сделали спектакль и доказали, что это реально. Пришлось, правда, самому заниматься постановкой голоса, выучивать с певцом-актером каждую фразу. Так незаметно зазвучал аутентичный вокал. Затем инструменталисты с “нетрадиционными” приемами игры – клавесин, редкие инструменты… Спектакль вызвал резонанс и заинтересовал таких “мэтров”, как Георгий Ансимов и Борис Покровский, на премьере присутствовал профессор Московской консерватории, заведующий кафедрой истории зарубежной музыки Михаил Сапонов. Тогда и возникла идея создать аутентичный коллектив в консерватории. Три ведущих солиста – Маргарита Удальцова, Ирина Бонь и Константин Дулеев – с тех пор неизменно наши основные певцы.
За пять лет мы поставили семь опер, побывали в пяти странах, представили более ста камерных программ.
– Коллегия – что это: факультативный курс в консерватории или оперно-концертный коллектив?
– И то, и другое. Коллегия – это музыкальное общество, исполнительский коллектив, факультативно-учебный курс и научно-исследовательский центр. Collegium musicum существовали в средневековье. Это были собрания любителей музыки для совместного музицирования с обязательными разговорами (о музыке), спорами, докладами и …совместными трапезами. В Германии Коллегии организовывали Телеман, Кунау, Бах. В Англии они назывались консортами, в Италии и Франции – академиями.
С начала XX века происходит возрождение интереса к забытой старинной музыке. В Германии и других странах при университетах были основаны Collegium musicum нового типа, целью которых стало исследование и исполнение образцов старинной музыки. Со временем стали обращаться к старинным инструментам, восстанавливать утерянные технические навыки игры на них, возрождать редкие типы голосов, такие, как контр-тенор. Это способствовало возникновению нового направления в исполнительстве, получившего название аутентизм (аутентичный – исходящий из первоисточника, соответствующий подлинному).
– Можно ли вашу постановку “Аполлона” назвать аутентичной?
– Аутентичное исполнение – это, прежде всего, специфическое звучание: особая техника игры на музыкальных инструментах (“легкий”, безвибратный звук), “мягкое” пение и, по возможности, соответствующая акустика. Неправильно понимать аутентизм как чистую реставрацию. Во-первых, в музыке это просто невозможно, хотя бы потому, что “слух” сегодня другой, воспитаны совсем на иной музыке. Во-вторых, цель у аутентизма иная: не столько создать копию, сколько возродить утерянную традицию, оживить сами приемы и формы музыкального общения.
“Аполлон и Гиацинт” – это первое сценическое произведение Моцарта. Ему было тогда 11 лет. Сегодня все исполняют его, как оперу, хотя первоначально это были три музыкальные интермедии к латинской драме.
Текст написал учитель школьной латыни. Целый год он готовил пьесу, стараясь сделать ее длиннее, труднее и, неизбежно, запутаннее, ведь главная цель – показать, как хорошо обучены ученики, какой трудный текст они могут выучить. А чтобы этот “открытый экзамен” был хоть немного привлекательным для приглашенных гостей – заказывали музыку для антрактов местному вундеркинду – Моцарту. Что он понял в “головоломном” латинском тексте, не ясно даже исследователям. Но образы получились весьма оригинальные. Самовлюбленный Гиацинт стал каким-то устрашающим, нервозным. Мелия, кажется, стала похожей на его (Моцарта) родную сестру. Аполлон – на молодого принца.
В то время пьеса писалась для единичного представления, но, исполняя оперу многократно, мы столкнулись с проблемой, как это ставить.
Известно, какая практика существовала в то время при каждой постановке новой оперы. Как много менялось в спектакле: добавлялись новые номера, целые сцены сокращались, иногда меняли и сюжет. Существовал даже жанр оперы-пастиччо (“паштет”), позволявший использовать музыку разных композиторов.
Мы решили оставить музыкальные номера Моцарта в неприкосновенности, в полном объеме и с тем латинским текстом, с которым они звучали. Пьесу же “заумного грамотея” мы стараемся представить так, как ее могли, по нашему мнению, понимать сверстники гения. Очень хотелось сделать спектакль доступным нашим детям. Эта музыка должна принадлежать им.
Получилась “новая театральная версия”. Кто-то ее воспринимает как экспериментальную, кто-то – как нахальную. Что ж, театр, даже и аутентичный, и существует для того, чтобы искать, спорить, убеждать.
– А “Браки самнитян” Гретри? В какой степени ваша нынешняя постановка соответствует тому, что звучало 200 лет назад с таким успехом на Останкинской сцене?
– Сегодня наша цель – дать хотя бы примерное представление о том, что было тогда. Многого мы сейчас просто не знаем, рукописная партитура этой оперы, хранящаяся в музее, неполная, нет начала, нет третьего акта, несколько номеров не соответствуют изданной партитуре. Подтекстовка невосстановима… Сохранились некоторые инструменты того времени, но они пока неотреставрированы и являются “немыми экспонатами” музея.
Эскизы костюмов не сохранились. Единственное представление дает знаменитый портрет Ковалевой-Жемчуговой в роли Элианы. Из бутафории, правда, дошла до нас колесница, но она тоже нуждается в реставрации.
Но сохранилась Память: любимая опера Екатерины II, любимая роль Ковалевой-Жемчуговой, открытие театров Кускова и Останкина.
“Браки самнитян” несомненно, явление русской культуры. Ни одному французу, я думаю, не придет в голову это ставить, а для нас – это часть нашей истории.
– Какие отношения сложились у вас с Останкинским музеем?
– В коллективе музея есть люди, про которых говорят “они на своем месте”. Прежде всего хочу отметить Лию Александровну Лепскую, заместителя директора по научной работе. Она стала “душой проекта”. Общение с ней внушило мне уверенность, что постановка героической оперы сегодня возможна. Лия Александровна издала каталог всех спектаклей, поставленных на Шереметевских сценах. Для людей-практиков – это настольная книга.
Деревянная акустика зала XVIII века – “живительный источник”, очищающий наше ухо от современного электрозвука.
Возникший контакт требует развития, много предстоит сделать, чтобы Опера зазвучала.
Дело в том, что никогда Жемчугова и ее современники не пели в Останкине в состоянии “вокзала”, в котором он сегодня находится. Это другой вариант, не театральный. Во времена Шереметева гордились, что могут из театра сделать “вокзал” (бальную залу) пока люди погуляют в парке.
В театре была оркестровая яма, нижний ярус, амфитеатр, несколько рядов декораций, была полная машинерия XVIII века с машинами моря, ветра.
– Как вы решили проблему с декорациями?
– Денег нет, но добрые люди находятся. И худо-бедно “наскребли” с помощью “Библиотеки русской культуры Ольги Ковалик”. Есть надежда, что их помощь позволит эту работу завершить.
– Случаются ли у вас конфликты внутри коллектива?
– Конфликты бывают там, где работают за деньги. А где их нет, нет и почвы для конфликтов.
– Как вы считаете, будет ли развиваться аутентичное направление в России?
– Я в этом уверен на сто процентов. Россия всегда отстает лет на 20 – 30, а потом стремительно догоняет. Молодежь – вот главный показатель. На Западе интерес к аутентизму такой, как раньше был к Beatles. Чем меньше это направление популярно сегодня, тем больший интерес оно вызовет завтра. Я так думаю.
Беседу вела Елена ЖИТИНА.
Фото Михаила КОВАЛЕВА.
На снимке: сцена из оперы “Браки самнитян”.
