Владимир ДОБИН – главный редактор “Новостей недели”. Одна из самых больших русских газет за рубежами России издается в Тель-Авиве шесть раз в неделю на 48 полосах; по четвергам – 360 полос (с тематическими приложениями). Добин – автор стихотворных книг “Христос”, “Полдень”, “Поздний свет”, “Горькое вино”. В Москве в конце 80-х работал в “Московском комсомольце”, ответственным секретарем газеты “Совершенно секретно”. В Израиле с 1992 года. Живет в г. Ришон-ле-Цион.
– Вопрос на болезненную тему: как ты относишься к антитеррористической операции в Чечне?
– На это даже те, кто живет в России, отвечают вразброд. Мне из-за рубежа не вполне удобно высказывать свои мнения. Ведь это внутреннее дело России. А я уже израильтянин. Хотя мне небезразлично происходящее. Мы тоже воюем с исламскими экстремистами, но мы не бомбим арабские города и не равняем с землей деревни. Действия военных вызвали и в России критику. Может быть, справедливую?
– Я вспоминаю стихи Бориса Слуцкого про другую, Великую Отечественную войну: “Тебе, видать, не нравится она – попробуй перевоевать по-своему”.
– Мне кажется, россиянам все же полезно пристальней вглядеться в израильский опыт антитеррора. Вижу здесь непочатый край для сотрудничества. Кстати, русские евреи в Израиле мечтают о политическом сближении с Россией, ее сбалансированный, а не проарабский, курс на Ближнем Востоке более логичен, чем прежний, советский. У вас и у нас террористическая проблема, это ясно. Вчера слышал, где-то в Московской области дворничиха нашла на улице пакет. Пакет в руках взорвался. Эти пакеты мы находим у себя тоже. Но у нас никакая дворничиха не возьмет пакет в руки. Детей воспитывают с колыбели: ничего, что лежит на земле, подымать нельзя, это смерть. У нас никто не посмотрит, что внутри чужой сумки, оставленной без присмотра. Тут же вызовет полицию. Почему ваши колонны в Чечне постоянно попадают в засаду? Одна из причин – утечка информации. Боевики заранее знают, где и когда пройдет колонна. Было бы то же самое у нас, мы давно бы погибли.
– Ты почти девять лет назад круто изменил свою жизнь. Не то репатриация, не то эмиграция, а лучше сказать, смесь того и другого. Ты поддался исторической волне или принял индивидуальное героическое решение – переселиться на историческую родину?
– Тоже болезненная тема. Первоначальный толчок – общая волна. Самосознание, что ты не вполне русский, молчало, пока скопом шли к коммунизму. И не было выбора. Заговорило, когда оказалось, что можно начать новую жизнь. И для этого не надо сидеть в лагере, не надо становиться диссидентом. Просто свободно уехать. Но надо спешить, потому что казалось: эта возможность ненадолго, шлагбаум вот-вот закроют, железный занавес опять опустится.
– Ты не верил в прочность российской демократии?
– Нисколько. Лицезрел речистых демократов, от самых ярких до таких, как Станкевич, они были на виду, но ничего не добивались реально. Была б уверенность, что Россия пойдет демократическим путем, многие нынешние израильтяне не оказались бы здесь. История, не давая определенности, выпихивала людей в неизвестность. Я-то в Москве занимался любимым делом. Но перспектива отсутствовала. Был страх за детей… Появились фашиствующие организации и издания, которых никто не запрещал. Я четко знал, что в ближайшие десять лет нормального будущего не жди. Это была не робость перед общими трудностями. Одно дело преодолевать трудности, когда твердо знаешь: это твое. А когда сотни и тысячи ощущают себя чужими, они снимаются с места.
– И что оказалось на новом месте? Какими были первые впечатления?
– Очень красивая страна. Узенькая полоска земли. Семнадцать климатических поясов. Море, горы, пустыня. Хамсин. Я приехал весной. Все цветет, все благоухает. Библия права: рай – здесь. Очень разные, даже трудно себе представить, насколько разные, люди. Из 157 стран, как бы 157 национальностей. Между мной и марокканским евреем отличий больше, чем между французом и англичанином. Первые несколько лет страх…
– Опять страх?
– Да, и необычайно острый. Потрясающий страх. Вокруг настоящий капитализм. Не тот, который сейчас в России. Очень жесткий. Пример ты выбрал не показательный. В отличие от многих, я получил место сразу. И работаю по сию пору. Без перерыва. Появился в редакции, спросили: когда выходишь на работу? Вышел через две недели. Начал простым сотрудником, сейчас главный. А кто-то не вписался в новую жизнь. И через год, и через пять. И никто не виноват. Тем не менее мне кажется, Израиль раскрывает тех, кто хочет раскрыться. Выявляет таланты и возможности. Некоторые приходят к еврейскому богу. Кто-то вдруг начинает сочинять, рисовать, лепить.
– Может, на почве тоски по потерянной отчизне?
– Этот мотив присутствует. Однако – знаю по редакционной почте – многие объясняются в любви к новой родине. То ли это желание почувствовать себя дома, то ли такие чувства рождает действительность.
– Ты по сути делаешь то же, что в Москве: редактируешь русскую газету. Говорят, что выходцы из России не однородная масса, они делятся на слои, подчас мало симпатизирующие друг другу.
– Верно. Есть алим хадашим, новые репатрианты. По мироощущению новые и по тем льготам, которые им дает государство. В основном это выходцы из России, так как эмиграция из США, Европы, Азии в последнее время малочисленна.
– Ты относишься к этому слою?
– Да. Второй слой – живущие здесь уже давно. У них нет трагической раздвоенности, той тоски, которая гложет новых, чьи корни в России, дружеские связи в России. Неудивительно, что все смотрят русское TV, три программы, читают русские газеты. А знаешь, сколько в Израиле русских газет? Более 150 только крупных, не считая местных и рекламных. Ведь новые переселенцы в основном пожилые люди. Они не говорят на иврите, общаются друг с другом. А сколько русских театров! Бесконечное количество. Владельцы залов удивлены: на русский спектакль аншлаг. А на ивритские не могут народ собрать.
– Ты объясняешь это тем, что русские евреи почувствовали себя здесь более русскими, чем чувствовали себя в России?
– Они чувствовали себя евреями в России, а здесь они стали просто русскими. И знают, что из-за этого никто на них косо не посмотрит.
– Говорят, что некоторые косятся…
– Ну, это большая редкость.
– Есть ли в Израиле антирусские настроения?
– Мне с ними сталкиваться не приходилось. Стихи, которые шлют в газету, пестрят русскими березами. Конечно, если с сирийской территории полетят ракеты, закупленные в Москве, это не сблизит наши страны. В моем городе Ришон-ле-Ционе большая русская колония. Не только русские евреи, но и собственно русские, их немало. Огромная русская библиотека. Изумительный симфонический оркестр. Здесь живет знаменитый израильский певец Евгений Шаповалов. Ришон-ле-Цион означает”первый в Сионе”. На гербе города виноградная лоза и слова “Мы нашли воду”. Воду здесь нашли в конце прошлого века переселенцы из России.
– Взаимопроникновение культур видно прежде всего в языковых параллелях. Русское “алфавит” восходит – через греческий – к первым финикийско-еврейским буквам: алеф и бет.
– Аминь – библейское слово. Мессия, аллилуйя. “Белеет парус одинокий”. А что такое парус? Парус на иврите – “развернутый”. Лоция, лоцман – от “леоцы” – выводить. Иврит проник не только в русский литературный язык, но и в тюремный жаргон.
– Каким образом?
– Во второй половине XIX века среди народовольцев, а потом эсдеков, было немало евреев. Они быстро сообразили, что в тюрьме иврит непонятен охране и может стать языком конспиративным. Пример – “шмонать”, “шмон”: обыскивать, обыск. Проверку с обыском проводили в 8 утра. “Шмоне” на иврите – “восемь”. Евреи говорят: язык – рана, из которой мир все течет и течет…
– Это уже поэзия. Ты как русский поэт раскрылся в Израиле. Прочти новое.
– Ветер пахнет хлебом и прохладой.
Ляжешь в стороне – и вмиг уснешь.
О забытом вспоминать не надо –
Это просто прошлогодний дождь.
Все зарубки сколоты. Далёко
Та земля, куда возврата нет.
Почему же бьет в глаза из окон
Тот же самый несказанный свет?
Владимир ПРИХОДЬКО, спец.корр. “МП”.
Ришон-ле-Цион – Москва.
