3 марта Музей-Центр “Преодоление” имени Н.Островского, в очередной раз гостеприимно распахнет двери перед студентами музыкальных училищ и вузов – участниками Восьмого открытого конкурса молодых вокалистов “Bella voce”. Придумала и организовала этот замечательный конкурс – все сама! – певица Лидия АБРАМОВА.
– Лидия Павловна, еще один конкурс вокалистов… Тех, что есть, недостаточно, что ли?
– Когда я поехала в Италию в 1991 году, то взяла с собой двух студенток – Наташу Орловскую и Анну Казакову. Мы вместе выступали, а итальянцы так хорошо нас принимали и все время кричали “Che bella voce!” (“Какой прекрасный голос!”). Я подумала: да у нас в России таких “bella voce” через одного. Я тогда заведовала вокальным отделением в училище, и у нас было громадное количество голосистых ребят. Но все они получали диплом артиста хора. Это значит “асфальтом” всех подряд “закатать”, попросту обрубить крылья начинающему певцу. Обидно. Ведь тогда им не нужно итальянский язык, оперный класс, сценическое движение преподавать. А у меня было так много талантливых студентов, которые вполне могли бы претендовать на роль солиста. Вот ради них я и придумала конкурс “Bella voce”. У нас в жюри сидят такие корифеи вокала, что получить их одобрение для начинающего певца дорогого стоит. Если в училище ему все время как бы занижают планку, то конкурс, наоборот, ее поднимает. Когда Аню Казакову я привела к Белле Руденко в консерваторию, та удивилась: “Что, у нас есть какое-то училище Ипполитова-Иванова?”. Первой в консерваторию после нашего училища поступила Лариса Курдюмова, ныне солистка Театра Станиславского и Немировича-Данченко. А второй, почти через двадцать лет, Аня Казакова, которая теперь тоже блистает на оперных сценах. Поэтому, когда я вижу искру божью в студенте, то беру с собой на гастроли, вывожу за руку на сцену. И на конкурс посылаю обязательно.
Начиналось все в 1993 году, когда в училище я провела первый конкурс “Bella voce”. Кстати, тогда мало кто верил, что из этой затеи может что-то путное получиться. Но такой уж у меня характер, что я никогда ни перед чем не останавливаюсь. Если я что-то задумала, то обязательно своего добьюсь. У меня в жизни такой девиз: мысль – это уже действие. К тому же имею хорошую комсомольско-партийную закваску и организаторские способности. Нашла и единомышленников – коллектив Музея-центра “Преодоление”. За эти годы конкурс наш не только выжил, но и засверкал какими-то новыми гранями. К нам теперь не только со всей России приезжают, но даже из других стран, например, из Венгрии, с Мальты. Из Италии нам прислали предложение предоставить шесть стипендий для победителей “Bella voce”. Впервые студентам предоставляется возможность поехать на учебу в Италию. Две студентки уже учатся. А из многих наших лауреатов выросли настоящие певцы, которые работают в лучших театрах Москвы, ездят и по миру.
– Вы и сама замечательная певица, и когда-то ваша вокальная деятельность тоже начиналась…
– Я росла в семье Захаровых, где любили петь. Когда моя родня собиралась на праздники, все пели и играли – кто на баяне, кто на балалайке, кто на домре. Мама хорошо играла и до сих пор играет на гитаре. Это было мое начальное музыкальное образование. Но певицей я стала не сразу. Поскольку жила в сельской местности, то закончила только семилетку. Тогда, в 60-х годах, началось повальное увлечение химией. Родители считали, что я обязательно должна получить эту модную и, как они думали, надежную профессию. Поступила в Казанский химико-технологический техникум на отделение органического синтеза и синтетического каучука. До сих пор название помню. Там было столько всяких химий! Четыре с половиной года осваивала эту науку, а потом распределилась на Казанский химический завод имени Ленина и проработала бригадиром, а потом мастером шесть лет. При этом все время занималась самодеятельностью во дворце культуры. Там я и познакомилась со своим первым педагогом Маилом Курбановым. Он подготовил меня в музыкальное училище. Утром я работала на заводе, потом бежала на занятия в училище. И вот уже по рекомендации моего педагога я решила поехать в Москву и продолжать учебу дальше. Поступила в Гнесинский институт, в класс Полины Львовны Троновой.
– А как же родители отнеслись к такому повороту событий?
– Отец, царствие ему небесное, говорил: “Так и знал – человеком не будешь”. Не принимали они все это всерьез. Потом смирились, когда поняли, что я без этого жить не могу. После института стала работать педагогом по вокалу в училище имени Ипполитова-Иванова, где и трудилась до недавнего времени. Не так давно перешла в Музыкальный институт имени Шнитке (бывшее Музыкальное училище имени Октябрьской революции). Одновременно поступила в Московскую филармонию и начала концертную деятельность. Много ездила. Если посмотреть по карте, то я была во всех уголках СССР и с оркестром народных инструментов имени Осипова, и с квартетом народных инструментов Иончикова. Мне это все нравилось. Пела песни советских композиторов, романсы. Пела много Россини, Чайковского, Рахманинова, Римского-Корсакова, Генделя. В студенческие годы пела Чио-Чио-Сан… без грима.
– Судя по внешности, в вас какая-то экзотическая кровь течет…
– Так и есть. Прабабушка турчанка, мама русская, а со стороны отца – польская кровь.
– Знаю, были в вашей творческой жизни и трагические моменты.
– Потерять голос – разве это не трагедия для певицы? А со мной это произошло. Пела в больном состоянии и сорвала голос. Говорят, есть гигиена голоса, надо его беречь. Но у меня так получилось, что во время гастролей во Франции пела шесть концертов в простуженном состоянии, и у меня связка лопнула. Мне кажется, что все испытания, которые посылаются нам свыше, даются сильным людям специально. Победишь или нет…
– А сколько вы не могли петь?
– Три года. И преподавать не могла. Была страшная депрессия. Ходила к врачам, знахарям, и никто не мог помочь. Одна врач сказала: “Деточка, забудьте о пении. Работайте педагогом”. Забыть о пении? Это не для меня. Да и просто неловко было перед моими педагогами, всеми, кто вкладывал в меня знания. Мне бабушка в деревне, когда провожала меня в город, наказала: “Не опозорь нашего рода”. А получилось, что и первую профессию бросила, и голос потеряла. Для родных это было бы ударом. Поэтому боролось как могла. Голодала даже по Брэггу, чтобы голос вернуть. Все бесполезно.
Однажды кто-то из близких друзей посоветовал молиться. А я такая вся пронизанная идеями, член партбюро училища к тому же. Куда идти молиться? Вот взяла ноты “Аве Мария” Баха-Гуно и стала читать эту молитву на латыни. Как-то отвлеклась от своего горя и стала собирать разные “Аве Мария”, сосредоточилась на интересном деле. Сколько можно плакать и переживать! За короткое время у меня в руках оказалось девяносто “Аве Марий”. Сейчас собрала уже около четырехсот! Все композиторы писали музыку на эту молитву, и не по одному разу. У Листа, Верди, Сен-Санса их по нескольку. Видимо, пройдя какой-то сложный путь своей жизни и достаточно нагрешив, им хотелось очиститься, приобщиться к чему-то святому.
– Это же католическая музыка, а вы, наверное, православная?
– Есть православный аналог – “Богородица Дева радуйся”. И наши русские композиторы писали музыку на “Аве Мария”. Серов, Бортнянский. На молитву Лермонтова “Я матерь Божия” очень многие писали, даже Лист. Так вот, это увлечение меня немного отвлекло. Думала, пригодится все это студентам или коллегам. В “Ленинке” мне даже дали справку, что никто никогда не собирал такую необычную коллекцию. Два альбома уже издала, готовлю третий и четвертый.
– А как же с болезнью дело обстояло?
– Уверена, что “Аве Мария” мне помогла. Именно тогда меня познакомили с замечательным врачом, главным фониатором России Юрием Стефановичем Василенко. Он взялся меня оперировать, хотя до этого никто не решался. Сначала он на мне испытывал лазер. Тогда, в 1986 году, я была у него чуть ли не первая подопытная. Но была готова пойти на что угодно, лишь бы вернуть голос. Потом, после операции, я вообще молчала, только ходила с блокнотиком и все писала. Пока была “безголосой”, поступила в аспирантуру. Постепенно голос вернулся, и уже заканчивая ее, дала академический концерт, за который получила оценку “отлично”. Зара Александровна Долуханова тогда отметила: “Вы стали петь мягко, аккуратно, осторожно”. А до того я, можно сказать, орала, форсировала звук, очень любила козырять высокими нотами. Я и сорвала-то его, когда в песню “Вижу чудное приволье” вставила до диез третьей октавы. Поэтому после излечения стала искать другую манеру исполнения. Потихоньку все восстановила и дала себе слово, что первый же концерт я посвящу “Аве Мария”. За годы болезни меня как-то все “похоронили” как певицу. И вдруг звонит Жанна Дозорцева и предлагает принять участие в концерте “Аве Мария” в зале “Россия”. Представляете? Такое совпадение. Я была потрясена этой благой вестью. Хотите, пойте весь концерт, говорит. Я стала готовиться и спела сольник. В общем, с этого концерта началось мое возрождение как певицы. Уговорила нашего знаменитого органиста Олега Янченко записать со мной диски. Теперь каждый год мы поем с ним в Большом зале консерватории. Вот такое чудо со мной произошло. Хотите верьте, хотите нет. За последние годы с программой “Аве Мария” выступала в Англии, Италии, Франции, Ирландии. На Мальте уже четыре раза была. Каждый раз нас принимают в президентском дворце, там обожают слушать наши народные песни и романсы. Особой популярностью пользуется “Пряха”. Вообще-то на Мальте меня все агитируют в католичество перейти…
Ирина ШВЕДОВА.
Фото Сергея ЗРЕЛОВА.
На снимке: выступает Лидия Абрамова; лауреаты “Belle voce” Марина Поплавская, Денис Макаров, Злата Рубинова.
