– спел напоследок Юрий Шевчук, заканчивая единственное выступление в ГЦКЗ “Россия” 17 ноября.
Певец унес благодарное удовольствие от общения с московской публикой и охапку цветов. Мы…
Скандежь “Юра, Юра!” галерка начала до концерта. Вызывали, словно духа. Шевчуковский витал в этот вечер окрест полным хозяином – лишний билетик страждущие выпрашивали уже в подземном переходе у метро “Китай-город”.
Воспитанный питерский рокер, Юра появился, едва истекли театральные десять минут.
Такого рева навстречу редко удостаиваются зарубежные и отечественные звезды.
Скромняга в интеллигентских очках, неброском свитере и темных брюках не заставил себя долго упрашивать:
– “Рожать не сладко…”
Песня еще не дозвучала, а с галерки уже понеслось “браво”. И на следующую – “Меня сомнения грызут” – кто-то крикнул:
– Не сомневайся, Юра!
Пожалуй, самым примечательным было то, что дословно вторили певцу не один, не двадцать и не сто человек – практически весь зал, и лысеющие рокеры, и юные девицы школьного возраста: “Я получил эту роль, мне выпал счастья билет”. Кажется, гость ГЦКЗ вкладывает в свой звучный рык весь восторг от встречи с москвичами. И хотя следующая композиция заканчивается словами: “Манит теплый хлев – я выбираю лес”, зал не собирается никуда отпускать Шевчука, чествуя сорокалетнего парня по-домашнему.
Он сам назвал этот проект квартирником, то есть попыткой общения в кругу друзей-приятелей, запросто. По замыслу лидера группы “ДДТ”, это должно выглядеть как откровенный диалог со зрителями, чтение стихов и вообще – дать прочувствовать слушателям сокровенные мысли и вибрирующий нерв каждого произнесенного слова, песенного и разговорного.
По части последнего проблем не было никаких. Народ подобрался не случайный, свой, понимающий. Правда, перебравшая пива галерка теряла порой нюх и принималась хлопать в самых неподходящих местах. Только Юра также по-домашнему осаживал поклонников:
– Можно не хлопать?..
И притихшее племя младое поневоле еще более внимало строчкам “Умирали пацаны страшно…”. Немногие артисты в чеченскую кампанию отважились на вылазку в кавказское пекло. Шевчук был там, пусть только на одной стороне. Но и этого хватило поэту, чтобы навсегда возненавидеть войну, как самое страшное зло на свете. Фразы из блока фронтовых песен хлестали, как пули по стенам искореженных зданий Грозного и бронированной обшивке российских танков. Мне вспомнилось сразу все виденное там не однажды, но, по-моему, многим из сидящих в мягких креслах тоже вдруг стало неуютно и тревожно от песен, царапающих душу колючей проволокой:
– То ли небыль, то ли быль
То ли вечность, то ли вонь…
Настроенный мажорно зал приглушил было свою экспрессию, но сам Шевчук раскачивает толпу даже невеселым “…да как сели мы на Родине в плену”, после чего припев поется всеми, по-русски раздольно, растворив поминальную скорбь в двухстах граммах надежды на лучшее.
Некоторые песни народ узнает по начальным аккордам, а иные поет с одобрения Шевчука самостоятельно: “Что нам ветер на это ответит…”
Как сказал один коллега из народного издания, состоялся концерт художественной самодеятельности в большом клубе. Строго говоря, так и было. Маэстро то сбивался в аккордах, то слова забывал, а к некоторым из самых яростных по вокалу фрагментам подъезжал с некоторой опаской, делая долгую паузу перед голосовым разбегом.
Однако зал словно не замечал огрехов, непростительных для профессионала. Оттого, наверное, что большинство невольно отождествляло себя с героем очередной песни, мало интересуясь формой – более содержанием текстов, темы которых сродни сюжетам сермяжной расейской повседневности. Взять хотя бы новую вещь о деревне Лебедевке в канун конца света или песню на актуальную тему – “Я завтра брошу пить”.
“Жажда – тема моей аннотации”, “Поднимая тост за одиночество”, “Еще несколько миль до старости” и “Страна швыряла прошлой ночью мутной сволочью” – вперемешку, как дождь и снег осенней погоды, горький смех и улыбка со слезой. И яростный возглас “Сво-бо-да-а-а!”,
Москва не так давно успела выслушать откровения под гитару Макаревича и Розенбаума. Первый подстраховал собственный дебют в шансоне акустической группой поддержки, второй наоборот – ударился в нарочито глубокий минор под электронные примочки.
Шевчук, не мудрствуя, остался самим собой. Хоть и лукаво. То есть, как он признался в разговоре с журналистами по окончании концерта, это выступление являлось контрольной проверкой зрительской реакции на новую программу, которую группа “ДДТ” готовит к весне будущего года и с которой коллектив пройдет маршем по стране от края до края, буквально от Северного полюса до самого дальнего юга.
Безо всякой натяжки: такого единения артиста со зрителем не удостоился ни Андрей, ни Александр. Разве что публика была побогаче, а иные цветы – в корзинах.
Хотя по качеству оформления и стройности программного изложения концерт питерского барда не выдерживает никакой критики – не было ни того, ни другого. Достаточно сказать, что лишь под занавес артист вспомнил, что надо было забросить в зал предложение задавать любые вопросы в письменном виде, на которые музыкант собирался отреагировать по ходу действия:
– Честно говоря, какая-то неприятность вышла. Про записки я забыл. Но вы пишите, я их дома прочитаю и как-нибудь потом отвечу.
Но слушателей и этот ляпсус никоим образом не обидел – искренность дорогого стоит, к тому же Юра нашел оригинальный способ извиниться за некоторую рассеянность, вместе с залом продекламировав одну из песен: “…Только ели, ели, ели, зеленея, греют вид”.
Так что “на вид” Шевчуку никто ничего не поставил. И минуту спустя массы забылись в коллективном исполнении “Последней осени”. Появившийся на подмогу гитарист Вадим просолировал музыкальные проигрыши и подсобил вокалом. Галерка и партер тоже не молчали, “Россия” разошлась не на шутку: ответом на вопрос “Что такое осень?” был слаженный многоголосый унисон и ритмичный топот, сотрясавший стены переполненного зала. А виновник бескрайнего загула подбадривал в микрофон:
– Давайте хором, как у меня на кухне.
Девушки, опьяневшие от домашней, многолетней выдержки музыкальной настойки, спотыкались – спешили засвидетельствовать свою любовь Юрию “Невскому”. Он, подустав петь, терпеливо собирал букеты цветов разных оттенков и объемов, не забывая ответить на каждый поцелуй. Наконец, отвесив глубокий поклон, Юра ушел.
Но не тут-то было: народ продолжал требовательно стоять и бисировал до тех пор, пока встреченный громовым ревом певец не спросил:
– Что, еще спеть?
Риторический вопрос потонул в оглушающем и без усиления “да”. Вскоре, понимающе кивая в такт словам “…Боже, сколько правды в глазах государственных шлюх…”, народ грянул про Родину-уродину.
Вы когда-нибудь видели флаг России в концертном зале, не на торжественном политическом мероприятии – в угарной атмосфере бесшабашного представления? Мне тоже как-то не доводилось. А Шевчук запросто вздыбил, как Медного всадника, российский триколор прямо в партере. Не руками – своими песнями, которые развернувшие знамя молодые люди горланили стоя до конца вечера.
Кстати, молодежная аудитория преобладала. А те, что постарше, резвились под стать молодым:
– Юра, еще!
Он выдал еще, собрав остатние силы в голосовых связках, и – кода на протяжном призывном крике. В ответ – еще более мощный отзвук. Он кланяется и просит отпустить – нет, зрители продолжают стоять, аплодируют, ждут и никто – оказывается, такое у нас бывает! – не торопится в гардероб.
Шевчук бухается на колени, отвешивает поклон, крестится и, преисполненный искренней благодарности, поет “Не стреляй!”, затем хрипло говорит в микрофон:
– Спасибо вам, ребята. Желаю каждому мира, хлеба, свободы. Что еще… Зарплаты… Всего!
Тогда артист, испросив разрешения – “Давайте без гитары, а?” – выдает заключительный аккорд:
– Ой, да не вечер, да не вечер…
Пела, кажется вся Россия. Без кавычек.
Сергей СНОПКОВ.
Фото Алексея ПЕРЕКАШКИНА.