Когда-то, во времена Советского Союза, были весьма в ходу два определения во взаимоотношениях национальных культур – взаимопроникновение и взаимообогащение. С исчезновением СССР “выкинули с корабля современности” и эти два слова, как “совковую” отрыжку. А ведь они, по сути своей, были очень мудрыми. И вовсе не являлись принадлежностью исключительно советского строя. Один из наглядных тому примеров – Американская студия МХАТ – совместный проект нашей Школы-студии при МХАТ им. Чехова и театрального факультета американского Университета Карнеги-Мелон в городе Питтсбурге. От нас руководитель совместной программы Олег Табаков, от них – Элизабет Орион. А результат – спектакли, показанные американскими студийцами на сцене учебного театра Школы-студии МХАТ: “После падения Трои” (адаптация Джона Бартона и Кеннета Кавендера по пьесам Эсхила, Софокла и Еврипида) в постановке режиссера Грэгори Лахейна, “Ночлежка” (по “На дне” М.Горького) в постановке Юрия Еремина – оба спектакля подготовлены в Америке, “Водевили Чехова” (“Медведь” и “Свадьба”) в режиссуре Юрия Еремина, московская премьера, показанная в конце апреля.
Наша газета уже писала об этом русско-американском проекте. Потому напомню лишь вкратце: в Америке набирается студия из числа жаждущих получить актерское образование на основе русской школы актерского мастерства (система Станиславского, психологический реализм). Принимаются как профессиональные актеры, уже имеющие театральное образование, так и неофиты. Обучение платное. Педагоги – наши: Алла Покровская, Юрий Еремин (мастерство актера), Андрей Дрознин, Наталья Федорова (сценическое движение), американские: Элизабет Орион, Ингрид Сониксен (техника актера), Роберт Тейлор, Стивен Саймондс, Майкл Фуллер (сценическая речь) и т.д. и т.п. Ритм, танец, вокал, сценический бой, история театра, русский язык – все пополам: в одном случае преподают наши, в другом – американцы. Первые месяцы обучение идет в Америке, потом все приезжают в Москву, где завершается курс. Занятия – чуть ли не сутки напролет, с раннего утра до позднего вечера. Жажда знаний у студийцев невероятная. Схватывают все на лету. Если что-то не получается, работать будут до седьмого пота, до изнеможения, но добьются нужного результата. (Вот бы нашим студентам такое усердие!). А в итоге – то самое блистательное взаимопроникновение двух актерских школ, взаимообогащение двух национальных культур.
С одной стороны, спектакли американских студийцев по всем параметрам являются студенческими работами и даже участвовали в “Подиуме-97″, с другой – это парад профессионалов, где каждый актер – на особинку, каждый – личность, “штучный товар”, тщательно ограненный руками педагогов. Вместе они составляют превосходный ансамбль, порознь – каждый интересен сам по себе. В этом тоже одно из условий их обучения. Ведь там, в Штатах, они не останутся единой труппой, а разойдутся по разным антрепризам и будут делом доказывать свою самоценность.
“После падения Трои” – спектакль, завораживающий своим пластическим совершенством (сценическое движение – Андрей Дрознин). Разумеется, все несколько стилизовано: предельно лаконичное оформление и костюмы “под Грецию” Максима Осветимского, ритмика речи и ритмика движений, картинная статуарность поз и вспышки темперамента трагических героев, и неожиданно темнокожая Елена (Кэтрин Смит), высокая, хрупкая, прелестно угловатая, с затаенной тоской в широко распахнутых глазах. Мы почти не увидим этих глаз в “Ночлежке”, но глубина драматизма, с каким играет К.Смит роль умирающей от чахотки Анны, заставит зрительный зал неотрывно следить за ее героиней. А ведь казалось бы – Анна самая малозаметная роль, самый анемичный персонаж в пьесе.
“Ночлежка” – вообще удивительный спектакль. Чтобы занять всех без исключения студийцев, Ю.Еремин придумал новых действующих лиц – Горбунью (Мелисса Белл), Глухонемую (ее замечательно играет без единого слова Николь Ричарди – трепетно, проникновенно), кому-то из героев поменял пол: вместо картузника Бубнова появилась резкая, напористая Рыжая (Хлоя Келлер), что-то мастерящая с помощью швейной машинки в своем углу, а развеселый сапожник Алешка превратился в нервную, на грани истерии девчонку-наркоманку по прозвищу “Игла” (Мэг Аранео), перераспределив, чтобы на всех хватило текста, отдельные реплики; а в целом очень тактично перевел действие пьесы в наши дни на американскую почву. И оказалось, что никакого насилия “со взломом” над Горьким не произошло, просто родилось новое, очень современное, драматичное повествование по мотивам “На дне” о сломанных по разным причинам человеческих судьбах, об обездоленных, бесприютных людях, которых можно увидеть сегодня как в России, так и в Америке.
Кто бы мог подумать, что властный, царственный Агамемнон Дэвида Сассмана из “Падения Трои” превратится в злобного, хромоногого калеку Костыля в “Ночлежке”, с хищным оскалом и вечно бегающим, рыскающим взглядом, а в “Медведе” Сассман окажется и вовсе лошадью, резвым скакуном Тоби, чрезвычайно любопытным, сующим свою конскую морду в хозяйские дела.
Питер Тедески в “Падении Трои” играл незаметные роли бессловесного солдата и дряхлого Старика. В “Ночлежке” его Актер стал одним из самых заметных и самых трагических образов спектакля, явив природу действительно талантливой и по своему сильной личности, бездарно загубленной вином и болезнью. Надо было видеть, как загорались глаза Актера, когда заходила речь о театре, его несыгранных ролях, как вдохновенно читал он стихотворные строки, поднимаясь в эти мгновения к горним высям, недоступным людям, лишенным таланта. И его самовольный уход из жизни был осознанным поступком гордого человека, не желающего умирать медленной смертью раздавленного червя.
Пижон, фраер Васька Пепел Карлоса Оризондо естественно, как все, что он делал, сочетал в себе ухватки, манеру поведения представителя “блатного” мира с искренней, чистой любовью к скромной, тихой Натали (Лора Фланаган).
Но самой яркой фигурой “Ночлежки” стал бесспорно Странник (так переименован в спектакле Лука) Стива Ианначоне. В “Трое” этот актер ходил исключительно в “массовке” – солдатом, в хоре. В роли Странника он предстал мощной, неординарной личностью, сполна почерпнувшей от жизни и добра, и худа. Уже один его вид – потрепанная солдатская шинелка, ушанка из тех, что выдавали советским зекам в ГУЛАГах, армейский “сидор” за плечами – говорил куда больше произносимых слов. А взгляд лучился лаской, и голос звучал мягко, маня собеседника открыть душу, излить накопившуюся в сердце горечь. Лучом света озарил его приход мрачные своды ночлежки, повеял свежим воздухом, домашним теплом. Не обманом, не лукавой ложью (Лука – лукавый человек, как обычно трактуется этот персонаж) завоевывает Странник Ианначоне доверие ночлежников. Он искренен во всем, что говорит и делает, только, видно, есть у него веские причины умалчивать о своем прошлом, каким бы оно ни было. Пожалуй, такого Странника (он же Лука) у нас еще не было. Во всяком случае мне не доводилось видеть. И не потому ли постановщик “Ночлежки” Ю.Еремин поименовал этого героя просто Странником, опустив его собственное имя.
Необычно трактуется режиссером и актрисой Алексией Рейн роль Настенки, Насти, как она здесь именуется. Высокая, красивая, с гордой посадкой головы, не выпускающая из рук книжки, эта женщина по своему интеллектуальному уровню явно превосходит многих ее окружающих. И уж, конечно, она свободнее, независимей Барона (Эндрю Кимброу), которого не боится и не уважает. Своей профессией “ночной бабочки” даже гордится и, уходя на “работу”, тщательно одевается, а Глухонемая сосредоточенно рисует ей черным карандашом на голых ногах несуществующий чулочный шов. Деталь, но как точно характеризует она характер, сущность человека.
По нашей российской традиции, идущей еще от первой постановки “На дне” во МХАТе фигуры Сатина и Барона всегда трактовались как наиболее значительные в спектакле. В режиссерском контексте американской “Ночлежки” они отошли на задний план (Барон – Эндрю Кимброу, Сатин – Джей О’Берски). На мой взгляд – вполне закономерно. Даже здесь, на дне жизни, деловая, предприимчивая Америка не терпит, не уважает людей праздных, пустых болтунов, они ее не интересуют. Поэтому главными героями “Ночлежки” стали те, кто хоть как-то пытается работать, изменить свое нынешнее положение делом, а не попрошайничеством.
Отсюда учащенность ритмов, напряженность пульса всего спектакля, его стремительность, динамизм.
Продиктована “условиями игры” и постановка Ю.Ереминым водевилей Чехова – “Медведя” и “Свадьбы”. В “Медведе”, где всего-то действующих лиц трое – он, она и слуга, режиссер занимает всех студийцев, давая каждому сыграть по кусочку роли госпожи Поповой и господина Смирнова. Только старый лакей Лука (Джастин Айк) да еще вымышленный конь Тоби (Дэвид Сассман) не имеют дублеров. Калейдоскоп ипостасей взбалмошной молодой вдовы, предстающей в девяти лицах, и семь граней характера агрессивного, бурбонистого соседа-помещика, пасующего в конце концов перед женским обаянием, легко и изящно разыгрывают актеры.
А в “Свадьбе” тоже новые действующие лица: из безымянных шаферов, кавалеров, лакеев и прочих возникли конкретные бабушка, лакей, кухарка, охранник, а из одной акушерки Анны Мартыновны Змеюкиной забавное трио – Змеюкина (Мэг Аранео), Мартыновна (Кэтрин Смит) и Анна (Николь Ричарди) – действующие “в связке” (в прямом смысле – связанные единым поясом): синхронно двигающиеся, говорящие, танцующие, кокетничающие с кавалером; уморительный Дымба (Джейсон Карвелл) в облике “древнего грека” – босой, в тоге, с лавровым венчиком на голове…
Внешне и этот спектакль сознательно “американизирован”. Но, как и в “Ночлежке”, сущность, душа произведения остаются авторскими: горьковская боль, горечь, сочувствие своим героям, чеховская ирония, его заразительный смех, водевильные легкость и изящество.
Завершен многомесячный учебный марафон, обогащенные русской школой актерского мастерства уезжают домой американские студийцы. И можно не сомневаться, что процесс взаимопроникновения и взаимообогащения двух национальных культур станет для них надежной опорой на всем дальнейшем творческом пути. Удачи вам, друзья, и много, много хороших ролей, где бы ни довелось работать.
Наталия БАЛАШОВА.
Фото Михаила ГУТЕРМАНА.
На снимках: “Ночлежка” – Анна – К.Смит, Странник – С.Ианначоне; сцена игры в карты; “Свадьба” – Апломбов – Д.О’Беркли, Дымба – Д.Карвелл.
