Ах, не верьте вы, господа, Петербургу с его туманной, мглистой, болотистой родословной! Здесь все не так, все – обман, все – круги на воде… Здесь все пытается выдать себя за кого-то другого, сыграть на контрасте, заскочить за угол, чтобы вернуться с другой стороны…
Здесь желание осчастливить вдруг превратится в желание уничтожить, а благонамеренный обыватель вдруг обернется чудовищем, пожирающим чужую жизнь, как какой-нибудь пирожок с капустой… Господи, да он еще и чавкает!
– Фу! Опять эта физиология! – недовольно поморщится читатель. – Прямо достоевщиной какой-то повеяло…
Я всегда знал: наш читатель, он за версту все чует! Потому что фильм Эллы Архангельской «Клетка» есть не что иное, как экранизация повести Достоевского «Кроткая». Правда, тут и сценарист Юрий Арабов руку приложил, добавив в общее блюдо свой весомый ингредиент (присочинил современного батюшку, которому исповедуется главный герой). Так ли необходима была подобная сценарная мера? Помогать Достоевскому по части исповедальности все равно что помогать Сахаре по части песка.
В общем, это история об одном развеселом идеалисте… Начитался этот идеалист Шопенгауэра, наглотался идей, выхватил из толпы наугад какую-то несчастную сиротку с целью последующего ее облагодетельствования, наобещал ей дворцы, хоромы, терема, а построил – тюрьму. И остался этой сиротке из этой тюрьмы один только выход на улицу…
Когда она уже бездыханно лежала на мостовой, почему-то все-таки казалось, что смерть эта – тоже обман… Что эта смерть – не вполне смерть, что это такая игра, такой сон, такой театр…
И героиня сейчас поднимется и, наскоро попудрив носик и простирнув перепачканное в крови платьишко, выбежит вместе с другими участниками представления на долгожданные поклоны… И кто-то в восьмом ряду непременно крикнет «браво», и кто-то из амфитеатра непременно примчится с букетиком…
Но она почему-то упрямо продолжала лежать на земле.
