В минувший week-end российский кинохит-97 “Брат” был показан по телевидению и вызвал очередную волну эмоций. В прямой эфир, последовавший за демонстрацией ленты (ведущий – Леонид Парфенов), были приглашены исполнитель главной роли Сергей Бодров и режиссер-постановщик Алексей Балабанов.
Им пришлось обреченно выслушивать идиотские вопросы типа “Почему положительный герой – наемный убийца?” или “Как вы относитесь к лицам кавказской национальности?”. И оба терпеливо отвечали, пока та часть зрителей, которая считает, что кино все же – суть некоторая абстракция, тихо теряла веру в человечество. Утешала только мысль, что пишут письма в газеты и звонят “в эфир”, за редким исключением, “особые люди”, которые, будем надеяться, не составляют большинства населения, хотя и являются наиболее социально активной его частью. Картина вызвала растерянное недоумение тех обывателей, которым необходима четкая авторская позиция, чтобы разобраться, “что такое хорошо, а что такое плохо”. При отсутствии оной подобные зрители вовсе не понимают, на что намекают творцы от кино.
Надо отдать должное НТВ (именно они купили для премьерного телепоказа картину, которой еще года не исполнилось) – после волны, вызванной “Искушением Христа” Мартина Скорсезе, отважная телекомпания вызвала новый переполох в среде тугодумов.
После того как “Брат” оказался единственной российской лентой, отобранной для показа придирчивыми представителями Каннского фестиваля, прошел, как, впрочем, и обычно, когда чему-то отдается предпочтение, досужий слушок, что фильм слабый, а французы – дураки.
Несмотря на то что картина не является РС (политкорректной), что для тупых иносранцев важнее всего, ее, тем не менее, предпочли, потому что, в отличие от отечественной чернухи и “соцреализма”, “Брат” – отличный фильм. Отличный от других. “А я ухожу от вас в кино, хоть и выдумка оно…” – поет Александр Градский, отражая со свойственной ему гениальностью всю суть кинематографа. Настоящее кино должно быть выдумкой, а не потугой на стопроцентное совпадение с действительностью, поскольку действительность редко радует логической завершенностью и хорошим вкусом. Об этом, кстати, говорит и Александр Сокуров. Копировать действительность – нелепо и опасно. Грех это. Ислам, будучи по сути своей очень “расейской” религией, например, запрещает изображать живых существ. Жизнь, как правило, дарит вполне бездарные однообразные сюжеты, которых редко касается рука истинного Творца. А в кино хочется уйти потому, что там жизнь имеет шанс обрести логическую завершенность.
“Брат” дает возможность увидеть окружающую действительность со всеми ее тяжелыми нравственными проблемами сквозь призму отстраненности. “Это ведь кино…” Об этом регулярно напоминает Балабанов, цитируя хрестоматийные боевики, где убийцы-профессионалы сами, медленно и с расстановкой, отливают пули отработанными уверенными движениями. Герой Сергея Бодрова, якобы прошедший войну штабным писарем, тем не менее приобрел массу полезных навыков, которые с голливудской легкостью применяет в течение всего фильма.
Любопытно, что многие киношники говорили о том, что фильм, дескать, учит молодежь убивать (так как главный герой – хладнокровный и грамотный убийца). Даже кинопрофессионалы не хотят смириться с мыслью, что массовая культура отражает процессы, происходящие в обществе (потому и пользуется спросом), а вовсе не формирует их. И если киногерой вызывает симпатию у зрителя, значит, он либо обладает недюжинным обаянием играющего его актера, либо исповедует некоторые положительные ценности. А то, что симпатичный герой оказался убийцей, говорит лишь о том, что заповедь “не убий” вовсе не интериоризована нашими соотечественниками.
У каждого народа свои ценности.
“Американский герой никогда не будет стрелять в спину и бить лежачего”, – писала, анализируя “Брата”, Вида Т. Джонсон. Не похож Данила Багров на героя голливудского боевика. Ведь американский положительный герой должен непременно доказать свое физическое превосходство, побившись на кулачках с врагом в интерьере какого-нибудь заброшенного заводика. Ему легко простят нарушение федеральных законов (втайне многие американцы мечтают пошустрить, но, как отмечает Вида Т. Джонсон, “американский ковбой после того, как очистит город, становится законопослушным”); прощают ему бравые американцы и бабскую истеричность (редкий супергерой не поплачет, как Рэмбо, и не устроит, хоть раз за фильм, менструальный припадок с битьем посуды или крушением мебели), как простят ему и то, что он уничтожает себе подобных в промышленных масштабах, как герой Арнольда Шварценеггера в фильме “Коммандо”. Лишь бы его дело было правым.
“Даже такая несомненная цитата из голливудских фильмов в “Брате”, как неспешное приготовление героя к кровавой перестрелке, приведенная к месту, с хорошим юмором и иронией, не делает его похожим на американские образцы, а русский киллер в исполнении Сергея Бодрова изначально не похож на американского хладнокровного профессионала, мастера высочайшего класса (вспомним героя Чарльза Бронсона), а еще меньше – на Клайда, неврастеничного грабителя и убийцу из “Бони и Клайда”, – таково мнение Владимира Войны, обозревателя агентства “Craetors Syndicate” из Лос-Анджелеса. – В американских фильмах даже симпатичный зрителю герой, попирающий христианский нравственный закон, как правило, должен искупить грехи собственной смертью. Он погибает в финале, подтверждая высшую справедливость, идею неотвратимости Божьего наказания. Социальная функция Голливуда состоит в том, чтобы пропагандировать христианские ценности, между тем как русское кино сегодня не сковано подобными императивами. Как к этому относиться, другой вопрос, но факт тот, что свободы от нравственных обязательств у последнего куда больше, и русский режиссер может себе позволить роскошь вольно трактовать такие пороки, как насилие, проституция, безудержное пьянство, супружеское прелюбодеяние, воровство и так далее, в то время как американский постановщик не имеет на это права. Он находится под неусыпным контролем прессы, он рискует потерять зрителя, если проявит амбивалентность в вопросах морали. Да ему просто денег на такой фильм не дадут…
Причем в фильме Алексея Балабанова взрываются трафареты Голливуда до такой степени радикально, что сам его выход на американский экран стал бы проблемой, прояви авторы фильма к тому желание. Либо им пришлось бы специально переозвучивать фильм для американского проката, выхолащивая самую сильную его сторону – чисто русский юмор.
…Фильм “Брат” – истинно русский фильм, он выразил популярное в России представление о “герое нашего времени”, он основан на чисто русских мифах и представлениях, в том числе на идее собственного превосходства перед остальными народами”.
Каким же требованиям должен удовлетворять современный русский герой, чтобы попасть в разряд положительных? Нельзя сказать, чтобы Бодров претендовал на лавры секс-символа. И в кино, и на телевидении (как соведущий программы “Взгляд”), он скорее похож на заторможенного пэтэушника с особой тягучей речью урлового подростка. Написанная им диссертация про что-то венецианское какого-то ХVI века никак не вяжется с его внешним обликом. Короче, нет тут шарма Олега Меньшикова… Зато есть другие качества, делающие его привлекательным. По мнению известного кинокритика Сергея Лаврентьева, “это первый артист… который воплощает в себе наше время”. Герой Бодрова удивительно органичен, никогда не теряет присутствия духа и абсолютно невозмутим.
Он многое умеет:
– заступаться за обиженных,
– прощать,
– достойно удалиться, если его не хотят,
– заботится о матери и женщинах-подругах,
– шутить даже тогда, когда ему плохо…
Словом, очень напоминает настоящего мужчину. Мужчину-отца, а не мужчину-сына, коих абсолютное большинство рыщет вокруг в поисках большой материнской груди, одетой в гигроскопичную, как памперс, жилетку, и принадлежащую юной деве, которой прежде чем стать матерью, предстоит отшлифовать свои материнские инстинкты на вечно мятущемся самце.
Мужчина-отец – безусловно дефицит в современной культуре, а герой Бодрова просто поражает своим как бы отцовством. Он по-отечески решает проблемы своего подонковатого старшего брата, отправляет его к матери, потому что матери “трудно одной”; считает нужным давать деньги женщинам; готов опекать тех, кто отнесся к нему по-человечески. И все это без лишних слов и совершенно спокойно. Данила Багров – цельная натура, которая отрицает ряд заповедей, исповедует базовые семейные ценности и не лишена душевного благородства.
По мере утверждения цивилизации количество ценностей неуклонно возрастало. Так, например, эпоха классицизма утвердила чувство долга в качестве безусловной ценности, эпоха Возрождения пыталась утвердить в качестве ценности личную свободу, а эпоха капитализма вместе с деньгами утвердила как ценность карьеризм, предательство во имя высших государственных интересов, гуманизм как форму любви к человечеству за счет любви к ближнему и т.д.
Из-за могучего арсенала ценностей, которым должен служить наш цивилизованный современник, институт семьи выродился в материальный союз, дети с родителями утратили всякое взаимопонимание, а любовь превратилась в товарно-денежные отношения, где каждая особь имеет свою рыночную стоимость. Все эти беды капиталистического мира подробно описал Эрих Фромм, так что несогласные с этими тезисами могут обратиться к первоисточнику. Но Россия всегда была другой и в цивилизованный мир так и не вписалась, зато оставалась верной своим ценностям (аскетизм, бескорыстие, предпочтение нематериального материальному).
Данила Багров, достойный представитель своего народа, “как и массовый зритель, тянется к тем, кто его талантливее и “умнее”. Например, он рискует сорвать данное братом “задание”, заказ на убийство, в самый ответственный момент подготовленного нападения. Он ведет себя настолько легкомысленно, чисто по-русски, что забирается в том же подъезде дома в чужую компанию (вслед за своим кумиром Вячеславом Бутусовым. – Ред. ИД “Новый Взгляд”), где поют хорошие песни и ведутся “умные” разговоры: в эти минуты заказное убийство ему “до фени”. Эта сцена, по-моему, одна из самых смешных и острых по драматизму в фильме.
Наконец, для героя “Брата” своеобразным ритуалом становятся визиты к знакомой продавщице кассет в поисках дисков с песнями группы “Наутилус”, которые он открыл для себя и крепко полюбил, и он так рад знакомству с режиссером телевидения, который работает с любимыми им рок-музыкантами и певцами… Ну, а зритель готов еще сильнее полюбить героя за эту его “неголливудскую” возвышенность и тягу к прекрасному”, – пишет Владимир Война.
В эпоху смут и перемен выживают лишь базовые ценности, согласно которым семья ценнее Родины и абстрактного гуманизма, а десять заповедей – пустой звук, поскольку во имя их соблюдения приходится жертвовать собственным выживанием и интересами своего потомства. Окружающий мир превращается в джунгли, где каждое живое существо – потенциальный враг или добыча, а скромный обыватель, выходя на улицу, должен быть готов к смерти прямо как самурай. Но при всем при том остается все же место мыслям о высоком. Можно быть хладнокровным убийцей, но при этом блистать бескорыстием.
А если человек живет один раз, то терять ему нечего, и есть у него в арсенале только его личный опыт, а все наработанное предыдущими поколениями будет спать в подсознании до лучших времен. Именно регрессия к базовым ценностям называется беспределом, разгулом бандитизма, падением нравов, поскольку все наработанное человечеством за долгие годы своего существования вдруг исчезает и никто не хочет заботиться о пенсионерах, если это не его родители, о чужих детях и вообще о чужих проблемах.
Михаил Задорнов любит рассказывать, как однажды во время его концерта зазвонил мобильный телефон и бритоголовый братан на весь зал пробасил: ”Не беспокойся бабушка, я еще жив”. Это и есть поколение “братьев”, живущее по понятиям: у них есть любимые и любящие бабушки, девушки, друзья из пацанов и у них не дрогнет рука, когда они будут всаживать вам пулю в лоб, чтобы завладеть вашей собственностью. Жизнь надо принимать такой, какая она есть, и пытаться адаптироваться к ней, вместо того чтобы восклицать: “Какой кошмар, чему мы учим молодежь!”
Балабанов взял за основу ту действительность, которую он видит, и без лишних эмоций превратил ее в отличный фильм. “Кино на самом деле является искусством в меньшей степени, чем зрелищем, – утверждает он. – Кино – это зрелище. Люди приходят смотреть нечто такое, что убедительно, мощно и сжато по времени от полутора до двух часов”.
Так, за 96 минут экранного времени режиссер рукой мастера набросал портрет эпохи, вовсе не с целью кого-то воспитать, а, видимо, из потребности осмыслить “объективную реальность, данную нам в ощущениях”. Даже Америка в лице все той же Виды Т.Джонсон признала несомненные его достоинства: “Фильм, очевидно, и дальше будет вызывать разноречивые мнения о том, каким должен все-таки быть новый русский герой и насколько этот герой русский или американский. Несомненно одно, что образ героя хорошо задуман, и сам фильм снят профессионально, с четко выстроенной историей. Он заслуженно получил главный приз фестиваля (“Кинотавр”. – Ред. ИД “Новый Взгляд”), а Сергей Бодров-младший опять же оправданно получил приз за лучшую мужскую роль”.
Мало кто из критиков оценил роль музыки в “Брате”. Бутусов – давний приятель Балабанова, поэтому музыку в фильме, видимо, следует воспринимать как самостоятельный персонаж, а самого Бутусова числить соавтором фильма, поскольку частые контакты и многократные обсуждения не могли не оказать влияния на произведение в целом.
Для себя я открыла, что по второму разу лента смотрится с не меньшим интересом, поскольку можно догнать мелкие детали и реплики, которые ускользнули при первом просмотре. А классику, в отличие от сиюминутного, можно переваривать многократно. Следовательно, “Брат” станет классикой.
Бодров в своем герое поймал что-то очень живое. Он умеет вживаться в “информационное поле” и отображать настоящую живую личность, цельную, законченную. Его игра не лицедейство, а переживание. Сам же он, судя по ответам, прозвучавшим в упомянутом ночном эфире, еще находится в стадии становления, поэтому теле-“живьем” сильно контрастирует с киношной монолитностью.
Программа “Взгляд” тоже не вполне и не во всем для него. То есть, он ее, бесспорно, украсил своими забавными интровертированными суждениями, но она его – вряд ли. Ему, похоже, отведена иная роль в этой жизни. Кажется, что будущее у него – блистательное, но лишь если ему удастся избежать вязких влияний потерянно-сытого окружения. Додолев так вообще считает, что потенциально С.Б., будучи как бы тормозом и амбивалентным не-то-актером-не-то-сыном-не-то-братом, – культовая фигура. (Впрочем, искренне восхищаясь трендом и талантами Евгения Юрьевича Додолева, замечу, что у него в “культовых” ходят многие: и покойный Юлиан Семенов, и процветающий Иван Демидов, и даже непонятный и непонятый Костя Кинчев…).
Короче, “новая волна” российского кино живет и здравствует, а ее исторической задачей является создать не за счет внешней мишуры, а за счет внутренней энергетики такое кино, которое могло бы не только тронуть чем-то до боли знакомым и близким, но и сподвигнуть пытливый ум на поиск давно утерянной национальной идеи. Сделать то, что, увы, не смогли в свое время питерские и уральские рок-н-ролльщики.
М.ЛЕСКО – специально для “Музыкальной Правды”.