“Любовь питают музыкой”.
В.Шекспир
В середине прошлого века бытовало в первопрестольной присловье: “В Москве – два университета”, подразумевая под вторым – театр с его великой духовной силой. Пролетел-прошумел век над столицей, и сбылось: стоят рядом друг с другом два оплота культуры народа – “Величавая крепость науки” и Академия детства, уникальный музыкальный театр им. Н.Сац, равного которому нет в мире. Как сейчас обстоит дело с наукой, общеизвестно, а вот каков нынешний день театра, без которого немыслимо существование и его ученого собрата, – это далеко не праздный вопрос. Он-то и привел меня на проспект Вернадского, в здание, увенчанное Синей птицей с золотой арфой.
С чего начинается детство? Конечно, со сказки, потому так необыкновенен зал театра в день спектакля “Волк и семеро козлят”: многих зрителей вносят в зал на руках – маминых, папиных, бабушкиных; другие чинно входят сами, разглядывая узорный занавес с блестками, за которым до времени притаилась сказка. Театр исподволь подготавливает детей к восприятию оперы, и первая услышанная ими ария “Я серый волк, голодный волк” предстает живым эквивалентом прочитанного в книжке, становясь тем зернышком, из которого может прорасти неистребимая потребность в музыке, театре с их заманчивой многосложностью языка. Фантазия создателей спектакля (постановка Н.Сац, художник С.Бенедиктов) основывалась на скоморошьих игрищах, святочных представлениях ряженых, давних народных традициях. Вот отчего с такой легкостью ребячье воображение воспринимает заплатанное рядно волшебной завесой, за которой на высоком косогоре стоит самоходная избушка, летает на помеле Баба-Яга. Доверие зрителей – высшая награда артистам, и поэтому укоризненное обращение в финале спектакля одной из маленьких зрительниц к плачущей Маме-Козе: “Видишь, тебя зовут!” можно считать лучшей рецензией на веселую оперу-сказку.
Духовный рост ребенка строится на “великих случаях детской жизни” (А.Грин), и театр, большой мастер на такие случаи, терпеливо растит душу своего зрителя. Так, в музыкальной комедии Э.Колмановского “Белоснежка” первое же появление главной героини заставило дрогнуть многие сердца от предчувствия невыразимо прекрасной сказки: высоко, над головами семерых гномов парила на качелях Белоснежка (Н.Донская), искренности, очарованию и доброте которой веришь сразу. Актриса обладает редкой органичностью, умея на сцене главное – жить, мечтать, думать, благодаря чему наивная назидательность спектакля скрашивается обаянием вымысла.
Ребенок – волшебник по своей природе, и театр утверждает его в этом качестве либо добрым, созидающим мир, либо злым, кромсающим его. Огромна сила эмоционального воздействия спектакля, и потому так важна точная выверенность его главной мысли. Эти размышления об ответственности театра, этической значимости его проповеди не оставляли на последней премьере – рок-притче С.Гаврилова “Гнев”. В одном из интервью постановщик спектакля (он же либреттист и исполнитель главной роли Вождя – Дьявола) А.Ибрагимов заявил: “Я не выношу, когда насмехаются над нашей историей, и поэтому выбрал такой возвышенный жанр – рок-притчу. Этот спектакль – одновременно покаяние и предупреждение, ведь история иногда повторяется. Он обращается в первую очередь к молодым, к тем, кто будет жить в новой России”. Многообещающая декларация. Каково же было ее сценическое воплощение?
Над затянутым паутиной храмом гремит (в записи – удесятеренной мощью, поскольку спектакль идет в Малом зале) густой мужской церковный хор, перемежаемый криками, воплями и прочими звуковыми репликами. Этот микрофонный террор будет терзать уши на протяжении всего спектакля то залихватскими куплетцами “Сегодня я с похмелья”, то ерническим цитированием “Интернационала”, то истеричным самосудом толпы: “Тащи ее в казарму, мы там поговорим!”. Должно быть, для смягчения звукового шквала был включен дуэт нежных влюбленных, проворковавших о голубиной любви – единственном средстве спасения мира. Кара последовала незамедлительно: привязанную к кресту бедняжку изнасиловали под пастырское благословение Вождя в сером капюшоне: “Я мерзости люблю до уровня себя!”.
Оторопь берет от увиденного и услышанного. Я уж не говорю о надругательстве над русским языком в виде таких перлов, как “Жизнь мне брата Александра стучится в пепел” (?). Если это – новый взгляд на историю России, то что же тогда издевательство над нею? И это о народе, спасшем землю от фашизма? Первым вырвавшемся в космос? Построившем мощную сверхдержаву, полстолетия удерживавшую мир от войны: Как тут не вспомнить нашего гения Л.Толстого (чье имя также опакостили упоминанием в начале спектакля, выкрикнув с мещанским злорадством: “А графу Толстому – анафема!”), с возмущением писавшего: “Удивительно скудоумие русских интеллигентов-паразитов, не имеющих ни одной своей мысли, ни одного своего вывода из своего наблюдения и умеющих только рабски повторять то, о чем говорят европейские интеллигенты-паразиты. Удивительно это скудоумие, но еще удивительнее сухость сердца, жесткость и лицемерие этих существ”.
Верна народная мудрость: на злобе и гневе ничего не построишь, а детский театр как раз и направлен на созидание души, первый же помощник тут – музыка, которую А.Блок считал сущностью мира. И театр им. Н.Сац обращается к бессмертной классике, веря, что она дает не только высокое наслаждение, но и заставляет задуматься о вещах вечных, для юного сердца – первостепенных. Так появилась на сцене театра Чио-Чио-сан г-жа Бабочка, опера “Мадам Баттерфляй”, спектакль поразительно чистый, нежный, прекрасный гимн любви.
Выпорхнула из легкого домика изящным белым мотыльком юная гейша (Н.Донская), будто само воплощение юности – доверчивой и отважной, грациозной и целомудренной, беззащитной и мудрой, сродни символу совершенства для японцев – Фудзи, вершина которой розовеет в сиреневых сумерках Нагасаки (художник П.Злочевский). Опера об “эластичной” (без проблем, как сказали бы сейчас), цивилизованной подделке под любовь со стороны американского офицера к юной японке, созданная Дж.Пуччини почти за полстолетия до такого же “эластичного” ядерного опыта, произведенного Америкой над Японией, оставляет неизгладимое впечатление именно в силу доверительно-сдержанного разговора театра со своим зрителем. Лаконизм режиссерского рисунка совершенен (постановка Н.Сац), и потому молодежный зал впитывает спектакль, как искреннее слово друга, сохраняющееся в благодарной памяти на долгие годы.
Главная задача детского театра – “бросить на неизвестную почву семена крупной мечты” (А.Грин). Через судьбу скольких поколений гордо проплыл “Секрет” капитана Грэя под алыми парусами! Повесть, созданная А.Грином в промерзшем, голодном Петрограде начала 20-х годов, обретшая свое первое сценическое воплощение на балетной сцене в Куйбышеве в 1942 году, куда был эвакуирован Большой театр, и воспринятая тогда как олицетворение нашей убежденности в Победе. Сегодня на сцене театра им. Н.Сац она стала радостным утверждением романтики, “прекрасной неправильности” юности, духовным отражением смысла жизни. Эмоциональность хореографического языка, емкость его пластических метафор-символов, мягкий юмор дают возможность балетмейстеру Б.Ляпаеву, переплавив бытовые движения, вскрыть их многозначную суть, превратив в “кружево тайн в образе повседневности”. “Прекрасная обособленность” Ассоль и Грэя (Е.Петриченко и С.Чумаков), выраженная легким и чистым танцем, стала для зрителей Музыкального детского театра, говоря опять же словами А.Грина, “тем нужным словом в беседе души с жизнью, без которого трудно понять себя”.
Нелли ОНЧУРОВА.
На снимках: сцены из спектаклей “Волк и семеро козлят”, “Мадам Баттерфляй”.
Фото А.СТЕПАНОВА.
