Свободная территория под пятой статуи свободы

Борис Николаевич Ельцин, помнится, облетел на вертолете Статую Свободы два раза. И сразу же, по его словам, почувствовал себя в два раза свободнее. Став президентом, он принялся насаждать на российской почве “свободу по-американски”, по принципу “никто никому ничем не обязан”: граждане ничего не должны государству, государство – гражданам. Так продолжалось вплоть до самой чеченской войны, когда вдруг выяснилось, что российские граждане должны отдать государству ни больше ни меньше как свои жизни во имя совершенно неведомых им целей. А государство по-прежнему не должно им ничего. А если не считать этот “досадный” эпизод, то свобода у нас полная. Полнее – только в сумасшедшем доме. Помните, как у Галича: “А у психов жизнь – так бы жил любой, Хочешь – спать ложись, а хочешь – песни пой…”.

Но я не об этом. Российской свободой мы и так все сыты по горло. Поговорим лучше о свободе американской. Почему об американской? Да разве непонятно: Америка была и остается символом и светочем Свободы для всех порабощенных и угнетенных диктаторскими режимами народов. Истинная мекка Свободы.

Вот мне и захотелось разобраться: что это за свобода, говоря словами классика, свобода для кого и от чего? С этой целью мне пришлось пообщаться со многими американцами, а также с гражданами различных национальностей, приезжающими в Америку, так сказать, на заработки.

“ПРОЛЫ И ЖИВОТНЫЕ СВОБОДНЫ”

Оруэлл

Вряд ли стоит говорить о свободе в широком смысле применительно к “простому американцу”, отбывающему 8 часов на предприятии, а затем проводящего остаток дня, вперившись в экран телевизора. О судьбе этих людей нам не велел печалиться основатель современного промышленного производства, “автомобильный король” Генри Форд. “Напрасно, – убеждал он интеллигенцию, – вы сочувствуете рабочим, стоящим около конвейера на моем заводе и выполняющим день за днем монотонную и однообразную работу. Подавляющее большинство людей страшно довольны, когда они ОСВОБОЖДЕНЫ от необходимости самим думать и самим принимать ответственные решения”.

Такой работник не знает и не желает знать, где, например, находится Аргентина (как ни странно, не слишком обременял себя подобными познаниями и экс-президент США Рональд Рейган), не ведает, кто исполняет обязанности премьер-министра дружественной Британии, а уж о России и вовсе имеет самое туманное представление. Кстати, когда в советские времена нам говорили, что советские студенты читали Хемингуэя и Фолкнера больше, чем американцы, это была не коммунистическая пропаганда, а чистая, как слеза ребенка, правда.

Он ни на минуту не сомневается, что национальная сборная США – чемпион мира по футболу, хоккею и баскетболу одновременно и вообще, что все американское – лучшее в мире. Он каждое утро поднимает звездно-полосатый флаг у своего дома (более 70% американцев проживают в собственных домах) и встает при звуках национального гимна перед началом бейсбольного матча. С ним все ясно. Он – 100-процентный американец.

“А ВЫ ХОТИТЕ ВЫДАТЬ СВОЮ ДОЧЬ ЗА НЕГРА?”

Иное дело – американские университеты. По самому своему предназначению они – теплицы для свободной мысли. И что же? Нет более несвободного места на свете, чем университет Соединенных Штатов. Мрачная антиутопия Оруэлла “1984″ обретает там черты зримой реальности. Жизнь в университете регламентируется не только и не столько официальными циркулярами, сколько неписаным “кодексом жизни”, который получил название “политически-корректное поведение” (PC). Любое отклонение от него квалифицируется как “преступномыслие” и карается незамедлительным исключением из университетского сообщества.

Что это такое? Например, негра нельзя назвать негром, нужно сказать “афроамериканец”. Нельзя публично или хотя бы намеком выказать свое неодобрительное отношение к гомосексуалистам, которые 100-тысячными толпами шастают через Нью-Йорк, называя сие мероприятие маршем протеста против дискриминации сексуальных меньшинств. Вообще к разного рода “меньшинствам” – сексуальным, религиозным, этническим в университетах отношение прямо-таки трепетное – не дай Бог чем-нибудь их обидеть. Все это дало повод для появления саркастического афоризма: “Самое угнетенное “меньшинство” в Америке – это англо-саксонское протестантское большинство”.

Началось это еще с конца 60-х гг. как реакция на когда-то действительно имевшее место притеснение “афроамериканцев” (стараюсь быть PC). Виталий Коротич рассказывал, как на каком-то приеме к нему подошел прославившийся на весь мир “правозащитник” Мартин Лютер Кинг и без долгих предисловий огорошил его вопросом: “Хотели бы вы, чтобы ваша дочь вышла замуж за негра?”. То ли у Коротича в то время не было дочери, то ли по недостаточному знанию английского он “не уловил” суть вопроса, однако с ответом он несколько замешкался. “Вы расист”, – незамедлительно заключил Кинг и ушел не попрощавшись. Вообще, расовые проблемы – тема скользкая. Ни в коем случае нельзя, например, доказывать, что вы не расист, поскольку у вас, мол, есть друзья – негры. Скажут, значит вы обращаете внимание на цвет кожи. А всего лучше от этих тем держаться подальше.

Другой бич современной “просвещенной Америки” – это так называемые “сексуальные домогательства”. Что это такое – закон точно не определяет. Ну а там, где нет юридически безупречной формулировки, открывается поле для безграничного правового произвола. Типа печально знаменитой статьи советского Уголовного кодекса об “антисоветской агитации и пропаганде”. Так и в Америке. Преподаватель приглашает студентку в кино – преступник. (Мне известен случай, когда с одним из аргентинских профессоров незамедлительно расторгли контракт после того, как одна из студенток пожаловалась, что тот осмелился пригласить ее поужинать, а на следующий день после отказа вновь обратился с аналогичным предложением.) Профессор приглашает аспирантку зайти в кабинет, где на видном месте висит фото из “Плейбоя”, – преступник. А уж про написание безответных любовных посланий и говорить нечего – абсолютный и так сказать “доказанный материалами дела” состав преступления.

Мой приятель, читавший курс лекций в Йельском университете, рассказывал, какой ужас он испытал в день своего прощания со студентами и преподавателями. Его пригласили на “барбекю”, и он совсем уже собрался следовать к месту пикника общественным транспортом, когда вдруг в его квартире раздался звонок от одной из студенток, завоевавшей незадолго до этого титул “мисс штата” или нечто в этом роде. “Подожди, я сейчас заеду за тобой на машине”, – сказала она. Мой приятель, выполнявший в свое время “спецзадания” в Афганистане, по его словам, похолодел. “Все кончено, – решил он. – Сейчас я сяду к ней в машину, она завезет меня куда-нибудь в лес, оттуда выйдут агенты ФБР: обвинения в “домогательстве” и в лучшем случае – штраф на миллионы долларов”. К счастью, ничего подобного не случилось.

Впрочем, возможны исключения. В американском научном и культурном сообществе есть несколько “священных коров”, которым позволено все. Живой классик американской политологии Роберт Даль, наверное, мог бы высказать публично свою неприязнь к сексуальным меньшинствам, явись у него такая потребность. И, наверное, его бы не изгнали из университета. Может быть, просто “политически корректно” предложили бы уйти на пенсию. Мстислав Ростропович и Иосиф Бродский могли позволить себе то, что в отношении других, менее именитых, наверняка классифицировалось бы как “сексуальные домогательства”. Солженицыну дозволялись “политически некорректные” высказывания в отношении “свободного Запада”. Но это – редчайшие случаи.

Система всеобщего доносительства пронизывает американскую университетскую жизнь. Студенты выставляют оценки преподавателям. Причем делают это анонимно. Профессора выставляют оценки друг другу. Делается это вроде бы из лучших побуждений – демократия. Однако никто не ведает, какими соображениями люди при этом могут руководствоваться. Во всяком случае, профессор десять раз подумает прежде чем поставить лодырю неудовлетворительную оценку на экзамене. Как знать, не повредит ли это его карьере?

Корпоративная солидарность в американских университетах, конечно же, не доходит до той степени абсурда, которая свойственна, например, японским фирмам, но все же ощущается здорово. Когда один профессор из Швеции сказал, что он не собирается идти со всем коллективом на бейсбол и вообще не понимает, что находят американцы в этой игре, ему сразу же дали понять, что если он желает продлить свой контракт, подобных высказываний лучше не допускать, и если на первый раз ему и прощается, то только делая скидку на его незнание местных обычаев.

“В НЕВЕЖЕСТВЕ – СИЛА”

Ну да ладно, везде свои причуды – скажет читатель. Но уж чего не отнять у Америки – так это свободы получения информации. А вот и нет! И здесь Америка – чемпион мира по несвободе. Формально, разумеется, можно пойти в Библиотеку Конгресса США и получить там какие угодно сведения. Нет никакой цензуры и Главлита. Но… на бессчетном числе телеканалов вы не увидите даже малейшей попытки проанализировать происходящее в стране и в мире. Есть, правда, CNN с его непонятно кем отобранным видеорядом новостей, да один канал государственного телевидения, который мало кто смотрит. На остальных – музыка, боевики, различные шоу, реклама и иная “развлекуха”. Кстати, именно эта “модель” “народного телевидения” сегодня служит “источником вдохновения” для г-на Сванидзе и других руководителей российского государственного телеканала. Такие газеты, как “Вашингтон пост” или “Нью-Йорк таймс”, читают лишь в крупных городах, в провинцию они не доходят. Вот и результат: цензуры нет, но о том, о чем знать “не положено” (с точки зрения правящего класса), американец не знает. И что особенно важно – и не желает знать, в отличие от советского гражданина эпохи застоя.

И ВСЕ-ТАКИ ДЕМОКРАТИЯ!

Есть и еще один вид несвободы – несвобода от бюрократии, адвокатов и преступников. Бюрократическая машина в Соединенных Штатах громоздка и чудовищна и многократно превосходит все то, с чем мы знакомы по советским временам. Американцы чтут законы. Законов много, и чтобы их по случаю не нарушить, необходимы адвокаты. Они могут все. Могут, например, отсудить 5 млн долл. у компании “Макдональдс” за чрезмерно горячий кофе, которым вы обожглись, случайно пролив его себе на колени (реальный случай). Без адвокатов в Америке не обойтись. При покупке дома, при заключении брачного контракта, при конфликте с начальником. Услуги их стоят дорого. Могут, фигурально выражаясь, “раздеть”.

Преступники могут раздеть в прямом смысле. В крупных городах есть районы, вроде Центрального парка в Нью-Йорке, куда вам совершенно официально посоветуют не ходить. Там решаются показаться только очень отважные, очень хорошо вооруженные и очень хорошо охраняемые люди. Власть Закона там заканчивается.

Но есть еще одна разновидность свободы, которую отмечал еще Токвиль в своей знаменитой книге и которой американцы продолжают пользоваться в полной мере. Это – свобода объединения в различного рода ассоциации для защиты своих прав. От какого-нибудь Общества защиты пушных зверей до могущественнейшей Ассоциации любителей стрелкового оружия, имеющей свое лобби в Конгрессе и никак не желающей допустить установление реального контроля за продажей и ношением оружия. И эта свобода – основа демократии в Америке. Ибо она позволяет отстаивать конкретные права в конкретной ситуации. Американцы – прагматики. Им нет дела до “угнетенных и обездоленных” всего мира. Но постоять за свои права они умеют.

Николай КОТИЙ


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

ВОПРОСЫ МИНУВШЕГО МЕСЯЦА
Чечня: уроки и выводы


««« »»»