Алексей Кортнев: «Писать надо для людей своего возраста и близких взглядов»

Рубрики: [Интервью]  [Музыка]  

О САМООЩУЩЕНИИ

- Очень трудно ответить, бывает по-разному. Сейчас я больше всего, наверное, глава семьи. Первые мысли, которые меня посещают, — это мысли о детях. Очень сложное хозяйство: пятеро детей, квартиры, выплаты ипотеки и так далее. Поэтому, конечно… Хотел сказать, что никаким сочинительством не пахнет, но нет — как раз в полусне в голову приходят фразы. Но сейчас это стало гораздо реже происходить, чем раньше. Прежде всего, я существенно реже стал просыпаться с бодуна. Да, утреннее вот это треморное творчество совершенно куда-то испарилось. И потом, наверное, печень стала хуже помогать мозгу.

О КОНКУРЕНЦИИ МЕЖДУ СВОИМИ ПЕСНЯМИ

- В концерте существует очень большая конкуренция между песнями, они друг друга выпихивают, выживают, и чем ты дольше играешь, тем труднее становится пробиться молодым песням, написанным недавно. Все уже занято вещами, которые проверены десятилетиями, публика их требует. Публика терпеть не может нового. Поэтому, когда мы пишем новое, я, наверное, просто инстинктивно стараюсь написать кто-то конкурентоспособное, а стало быть — простое, мелодичное, ритмичное и так далее.

О СОЦИАЛЬНОЙ ЗАВИСИМОСТИ

- Я, честно говоря, просто знаю, что я очень социально зависимый человек, и вся херня, которая сейчас происходит вокруг, меня страшно подавляет, мне вообще не хочется писать. Поэтому сейчас мы с моим коллегой Сережей Чекрыжовым, например, пишем, там, песни для новогоднего фильма. У нас есть чудное, по-кавээновски сформулированное задание. Мой друг Саша Жигалкин сказал: «Леха, мы снимаем четырехсерийный фильм, глупый-глупый, к следующему Новому году, там должно быть много песен. Времени у тебя — две недели». Мы за две недели с Сережей сочинили семь песен, по два дня на каждую. Я к такому очень расположен — это как капустник писать, легко идет, другие ценности выходят на передний план, ты не задумываешься о качестве каждой строки. А то некоторые песни для «Несчастного случая» я писал по полтора-два года, вот эти четыре четверостишия. Например, на диске «Тоннель в конце света» таких песен очень много: скажем, «Две бабочки-однодневки» написаны за час целиком, а «Вокруг оси» — за два года. И сама песня «Тоннель в конце света» тоже сочинялась ужасно медленно. Когда-то в далеком детстве песню «Уголочек неба» мы с Сережкой сочинили так же: первый куплет, условно говоря, в мае, а второй куплет — в феврале следующего года. А, скажем, «Бабушка, помнишь?..» — очень быстро. Я очень хорошо помню, как это сочинялось. Было счастливое время, я был студентом МГУ, жил на даче у бабушки, бабушка была жива и здорова, у меня было детское ощущение — вот ты на даче в шортиках, гуляешь и сочиняешь песни.

О СЕМЬЕ

- Я вырос в достаточно чопорной семье, в которой были очень любовные отношения, объятия, лобзания с мамой, с папой, нежные слова, но все это никогда не переходило какой-то границы — хорошего вкуса, что ли? Всегда в какой-то момент эта бесконечная любовь — а я всегда был уверен в родительской любви ко мне — маскировалась улыбкой, шуткой, подтруниванием надо мной. И сейчас в моей семье происходит точно так же. Все это переносится в тексты, естественно.

ОБ АУДИТОРИИ

- Мне кажется, что это «мы» — как это ни плоско прозвучит — это мое поколение. Конечно, в моем поколении есть люди, которые очень далеки от меня, и есть те, кто мне очень близок. Мне кажется, писать надо для людей своего возраста и близких взглядов. Сочинять — особенно песни, особенно развлекательные песни — пятидесятилетнему для двадцатилетнего не нужно. Поэтому мне кажется, что мое «мы» просто меняется с возрастом. Мне очень лестно видеть на концертах молодых людей. Но все равно у меня есть внешняя опора, и эта опора — мои друзья, в основном университетские. Особенно приятно, когда приходят, не предупредив, не попросив никаких пригласительных, — я просто вижу перед сценой своего сокурсника, иногда даже с семьей и детьми.

Мои «мы» — это те «мы», которые прожили, собственно, 25 лет, начавшихся с Горбачева и закончившихся Путиным. Удивительным образом период, когда Россия якобы «опустилась на колени», совпал с самыми лучшими годами моей жизни и жизни группы, в которую я вложил душу. Мы двадцать пять лет были на коне, мы плясали и пели в стремительно нищающем свободном государстве. А потом все изменилось кардинальным образом, и «мы» заметалось.

О «САМОЦЕНЗУРЕ»

- Для меня вообще писать о том, что сейчас происходит, мучительно тяжело. Я никогда не умел выдавать мгновенную рефлексию, «утром в газете — вечером в куплете», этакие фельетоны. Иногда я пытался писать фельетонами — и в результате за последние два года мы сочинили и забодали три написанные до конца песни. Это стыдно петь со сцены. Мы написали песню, когда были скандалы вокруг РПЦ: Pussy Riot, часы патриарха… Очень мощный антиклерикальный текст, я знаю, что это был бы… ну если не хит, то сильный номер. Признаюсь честно, я его слизал у Фила Коллинза с песни «Jesus He Knows Me». То есть в результате песня вышла совершенно другая, но она именно про то, что Бог есть любовь, «Ролекс» и «Мерседес». Мы ее сделали — и в это время какие-то козлы порубили иконы топором где-то на Донетчине. И стало понятно, что если мы сейчас выйдем с этим номером — мы объединимся с этим безумием. Другой пример: написали песню, ужасно смешную (я ее когда-нибудь опубликую), в период митингов, когда было эйфорическое ощущение, что вот — мы выходим на улицы, мы протестуем! Я насмотрелся на протестующих и сам в этом принимал участие, и друзья мои, самые близкие, лезли на трибуну. Я сочинил песню:

«Интеллигент, дитя сырой природы,

Выходит на трибуну, возбужден…»

Очень смешная песня. Тут народ посадили, митинги начали запрещать, и стало понятно, что эту песню тоже невозможно петь, потому что уже не смешно. Если бы у митингов были хотя бы какие-то позитивные результаты, эта самоирония и насмешка над собой были бы оправданными. А поскольку мы проиграли, то выйти и поплевать на наши же могилы невозможно. И сделанная песня — аранжированная, не записанная, но готовая — идет на фиг. Мы приходим на очередную репетицию и говорим: «Все, это мы не делаем».

О РЕАКЦИИ НА СОЦИАЛЬНЫЕ ПЕСНИ

- Какие метаморфозы происходят с нашей песней «Путин и Христос»! Двенадцать лет мы ее поем со сцены, реакция колеблется от восторженной (причем ты уже не понимаешь, чем восторгаются — то ли первым, то ли вторым планом текста) до гробового молчания. В какие-то моменты, когда особенно подкручиваются гаечки, молчание в зале гробовое, ни один человек не аплодирует. На первых исполнениях песни «Я офигеваю, мама» в зале опять же была гробовая тишина. Прошло примерно полгода, люди убедились, что нас не посадили и не запретили, и начали страшно хлопать и кричать «браво». Те же самые люди.

О РАЗМЕЖЕВАНИИ В ОБЩЕСТВЕ

- Да, у меня есть несколько товарищей, с которыми мы совершенно перестали общаться. Но не из-за того, что они изменились, — просто раньше у нас не было этой темы, оселка, на котором это заточилось. Скажем, с моими университетскими друзьями у нас бывали разные взгляды на те или иные вопросы — но темы не были настолько болезненными и животрепещущими, чтобы отвернуться друг от друга. А сейчас такое происходит, и еще как. И это при том, что я вообще не могу поссориться с человеком — вернее, я не могу изменить свое мнение о человеке, какое бы преступление он ни совершил. Не потому, что я святой или очень добрый, а потому, что слабый: мне проще доказать себе, что он не виноват, что его заставили, — и мое отношение к нему не поменяется. Скажем, я долгие годы был в приятелях с журналистом В. Сейчас я этого журналиста, как правило, вижу в чудовищных телевизионных программах, где он произносит вещи, которые мне претят. Но когда мы встречаемся с журналистом В., он для меня по-прежнему милый, улыбчивый, очень остроумный человек, с которым мы все еще близки, и когда мы начинаем говорить о песнях — он мой лучший товарищ. А когда журналист В. зашел к нам в гримерку, мой другой друг, Павел М., залез под стол, чтобы случайно с журналистом В. не поздороваться. Сделал вид, что у него потерялся ботинок, залез под стол и вылез только тогда, когда В. ушел.

Линор ГОРАЛИК, colta. ru, 25.02.15


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий



««« »»»