Подруга прислала письмо – настолько яркое, что я попросил разрешение его обнародовать, навстречу Оскару, ткскзть: /em>
Прочла интервью Звягинцева Ксении Соколовой на Снобе. Там Ксения зачитывает ему отзыв Беломлины (оба не знают, кто она такая), оговорившись, что отзыв перепостила ТНТ. Звягинцева это страшно поражает, и он немедленно заявляет, что женщины защищают своё племя (и героиню фильма Лилю как часть своего племени). Вообще интервью в некотором роде выдающееся. Ты знаешь, я симпатизирую Андрею, он мне приятен. Но не его кино. И вот это интервью для меня всё поставило на свои места. Я никак не могла понять, как отягощённый рефлексиями человек может издать свои дневники или сделать выставку «Левиафан. Процесс». В этом есть что-то столь простодушное и наглое, что я бы легко поверила, что это NN сделал. Поверила бы и посмеялась. Но это делает Звягинцев… Странно. И вот в интервью эти странности кончились. Он совершенно серьёзен. Он свидетель и визионер. Свидетель мира и визионер веры. Он не желает слышать Беломлинскую – раз она считает «так не бывает», то она дура, нам не по пути, с человеком ещё и не такое бывает. Он не допускает мысли, что к его драматургии могут быть претензии. Он назначает свою правду библейской и даже выше. Он говорит исключительно патетически, и без лицемерия, с подлинным волнением, его пронзает этот пафос. Одним словом, Шура, думаю, ты узнал уже этот портрет. Шура, он графоман. И больше ничего. Какая восхитительная, в чём-то совершенно набоковская история! Если не гофманская. Вообрази, если бы от всей русской литературы человечеству бы остался только Георгий Марков. Рано или поздно пришлось бы Георгия Маркова наградить. За нашу необъятную географию хотя бы.
