Красота и загадочность этой актрисы поражают до сих пор. Ее открыл для кинематографа режиссер Александр Птушко. Анастасия ВЕРТИНСКАЯ, отмечающая в эти дни юбилей, сыграла Ассоль в экранизации повести А.Грина “Алые паруса” еще школьницей и сразу стала известна всей стране. Второй фильм с ее участием – “Человек-амфибия”, где она выступила в роли Гуттиэре, а Владимир Коренев был Ихтиандром, тоже имел оглушительный успех.
Анастасия – младшая дочь великого русского актера и шансонье Александра Вертинского, родилась в Москве, куда из Шанхая вернулась их семья, получив советское гражданство. Отец обожал своих дочерей, посвятив им широко известную песню “Доченьки”. Но актерской карьере своим девочкам он не желал. Но жизнь распорядилась по-своему.
– Анастасия Александровна, каким отцом был Александр Николаевич?
– Папа баловал нас до чрезвычайности, любовь его не знала границ. Я вспоминаю нашу жизнь с папой как чистую идиллию. Воспитание он стремился воссоздать по образу дворянских, дореволюционных семей: бонны, манеры и множество чудных домашних праздников – Рождество, Новый год с подарками под елкой, Пасха, дни рождения… А бабушка, мамина мама, Лидия Павловна Циргвава, была строга и терпеть не могла, когда рядом бездельничали. Она прекрасно готовила самые разнообразные кушанья – от грузинских до китайских. Благодаря бабушке я, во-первых, трудоголик, во-вторых, считаю основным своим призванием кулинарию.
– Что из детства вам запомнилось больше всего?
– У папы был мягкий, теплый домашний халат – он его обожал, а еще всегда духи с легким запахом лаванды и хорошие сигареты. Он вставал рано, бесшумно готовил завтрак. Любил убираться в квартире, хотя в доме было кому навести порядок. Папа часто уезжал, постоянно гастролировал, мама училась в суриковской школе живописи. Помню, когда папа возвращался из поездок, я шла вниз (мы жили рядом с Елисеевским магазином), покупала самое твердое мороженое, глотала его большими кусками, чтобы заболеть и остаться дома – потому что дома был папа.
– В школе вы были примерной ученицей?
– Я была двоечницей. Отец поражался этому, но приходил в восторг от того, что я – в него. Мои мысли постоянно летали где-то вдали от алгебры или грамматики. Но я любила уроки труда, когда мы лобзиком выпиливали разные забавные вещицы.
– Стать актрисой вы хотели с детства?
– В раннем детстве, плененная творчеством Галины Улановой, я мечтала стать балериной. Отец даже отвел меня в балетную школу при Большом театре, но педагоги с сожалением развели руками… Став старше, я хотела стать хирургом. И стала бы, если бы не случай. Мама сыграла в фильме Александра Птушко “Садко”. Александр Лукич стал другом нашего дома. Когда мне исполнилось пятнадцать лет, он пригласил меня на роль Ассоль. С этого все и началось. Я просто заболела кинематографом.
– Расскажите о вашем пути в кино.
– Кино в те уже далекие шестидесятые годы настолько захватило меня, что я совершенно забросила учебу. Когда ситуация достигла предела и учителя поставили вопрос ребром, я перешла к школу рабочей молодежи. Бабушка была потрясена: для нее пойти в ШРМ было равносильно тому, чтобы выйти на панель. А мне там было легко – давала автограф на своей фотографии, и мне в дневнике соответственно ставили автограф.
Потом Григорий Козинцев пригласил меня на роль Офелии в фильме “Гамлет”. У меня были дивные партнеры – Иннокентий Смоктуновский, Михаил Названов, Эльза Радзиня, Юрий Толубеев… А потом была Лиза Болконская в “Войне и мире” Сергея Бондарчука и Кити в “Анне Карениной” Александра Зархи. Последнюю картину выбрали на Каннский фестиваль 1968 года. Мы с Татьяной Самойловой поехали во Францию. Но фестиваль того года был отменен из-за студенческих волнений, а так как мы уже были с ней в Париже, то решили погулять по французской столице. Парижане знали и любили Таню, у нее было много знакомых в городе, прпавда, наши суточные быстро испарились, но мы благосклонно принимали помощь французов (очень, кстати, скупых).
– Вы были уже знаменитой актрисой, когда поступили в Театральное училище имени Б.В.Щукина. Зачем?
– Актеру, помимо внешности и природной органичности, обязательно нужны специальные, профессиональные навыки. Да и вообще – лишних знаний не бывает. Именно там, в училище, я познакомилась с 20-летним актером Никитой Михалковым и вскоре вышла за него замуж. В этом браке я родила сына Степана. Однако вскоре после его рождения мы расстались. Теперь уже, когда смотришь на наш брак с Никитой сквозь призму времени, понимаешь, что мы не смогли вместе жить не по каким-то житейским и бытовым причинам. Это был период жажды самоутверждения. Я исступленно, почти маниакально, хотела стать актрисой. Ради этого, мне казалось, я должна пожертвовать всем. А Никита, конечно же, шел своим путем. Ему нужна была женщина, которая жила бы его жизнью, его интересами. Он мне всегда говорил, что назначение женщины – сидеть на даче и рожать детей. И он, конечно, прав… С годами, по мере того, как мы взрослели и умнели, наши отношения стали лучше. Не говоря уже о том, что нас объединяют сын и внуки.
– Никита Сергеевич ведь не единственный ваш муж, насколько я знаю?
– Вы про Александра Градского? Мы с ним не были раписаны. Просто по дурости я какое-то время жила с этим человеком. Ничего плохого и ничего хорошего из этой связи не получилось. Да и не могло получиться…
– Вы играли в нескольких театрах. В “Современнике” у вас были блестяще сыгранные Нина Заречная в “Чайке” и Раневская в “Вишневом саде”. Почему вы оставили эту труппу?
– В определенный момент я поняла, что в “Современнике” для меня все закончилось. Пришла Марина Неелова, и Галина Волчек была увлечена исключительно этой индивидуальностью. И нас всех, кто стоял слева и справа, больше ничего не ждало.
– И вы пришли во МХАТ?
– Да, я вновь окунулась в классику: играла в “Чайке”, “Дяде Ване”, “Живом трупе”, “Тартюфе”. Моими режиссерами были Олег Ефремов и Анатолий Эфрос. Гениально одаренные мастера. Я просто считаю себя счатливейшей актрисой, которой довелось работать с Анатолием Васильевичем. Но он так рано оставил нас. И мне стало неинтересно работать в театре. Когда в конце 80-х мне поступило предложение работать за рубежом, я покинула МХАТ. Преподавала вместе с Александром Калягиным театральное мастерство в Оксфорде, затем работала во Франции с театром “Комеди Франсез”, а также в Швейцарии в Европейской киношколе.
– А как складывалась в это время судьба Вертинской в кино?
– Практически никак. С развалом Союза приказал долго жить и некогда великий советский кинематограф. У меня в 90-е годы было всего две картины: “Жертва страсти” Андрея Харитонова и “Мастер и Маргарита” Юрия Кары. Потом я сыграла у Саши Абдулова в “Бременских музыкантах”. Увы, все мы ходим прод Богом. Папа всегда говорил: “Не гневи Господа. Он сам знает, что и как надо делать в этой жизни”. Поэтому я стараюсь не ворчать на судьбу. Просто честно живу и по возможности помогаю неимущим русским актерам, которые верой и правдой служили стране и его народу, а государству нашему, как оказалось, до них нет никакого дела.
– Вы бы хотели, чтобы ваша жизнь сложилась по-другому?
– Не все и не всегда зависит от человека. Надо просто постараться достойно прожить отпущенное тебе время.
Владимир ВАХРАМОВ.
