Танец с тремя апельсинами: Алексей Слаповский

Рубрики: [Интервью]  [Книги]  

Писатель Алексей СЛАПОВСКИЙ широко известен в узких кругах. По его сценариям последние 10 лет снимаются самые честные, живые сериалы: «Участок», «Остановка по требованию», «Ирония судьбы. Продолжение.» и пр. Мне хотелось поговорить с ним о самом главном. А с кем ещё? Писатели знают то, о чём мы все забываем. А они – помнят. О том, что мы не вечны.

Мы встретились в ресторане ОРАНЖ3.

Стройный мужчина с длинными седыми волосами, типаж – «вечный юноша». Тихий-тихий. Мы говорили три часа и даже больше. Бесконечно, хотя перебивала его постоянно – хотелось поделиться наболевшим… Пусть он меня простит. Пока обсуждали сюжеты, принесли фирменный десерт ОРАНЖ3 с облепихой. Настороженно спросил, есть ли алкоголь.

«Да, ответил официант, – тут есть алкогольный спрей. Мы буквально прыскаем его сверху, для запаха».

Подарил мне на память свежеотпечатанную книгу, ещё теплую и в краске, «Хроника №13».

Пили кофе, потом чай, потом снова кофе, долго-долго… Над нами нависали гигантские столешницы с потолка – это деталь интерьера поразила Алексея… Обратил внимание, да.

Говорим о книге «Первое второе пришествие». Вопросы-ответы. Всё о том же. О вечном.

  - О вере. Верующий ли вы человек?

– Я неверующий, но много знающий о религиях и вере. Эти вопросы не могут не интересовать любого, кто думает о людях, о смысле жизни, о добре и зле. При этом осознаю себя человеком христианской культуры. Вся она построена на том, что в нас есть что-то, говоря языком материалистов, сверхценное, сверхсоциальное, а если выразиться религиозно – божественное. Собственно, с этого и началось христианство – с идеи воплощения Бога в человеке. Вот, наверное, Бога в человеке я и ищу, хоть и называю это иначе. 

– Как вам пришла в голову идея книги «Первое второе пришествие»? Расскажите с самого начала.

– Мне иногда нравится браться за сюжеты не новые, даже расхожие в каком-то смысле. О том, что кого-то приняли за Христа, писали не раз – преимущественно в западной литературе. Но мне захотелось сделать это по-своему. Для меня вот что интересно: живёт человек, всё у него нормально, и вдруг (это вдруг я и на себе испытывал) ему открывается что-то новое в душе. Иногда плохое, иногда хорошее. И хорошее пугает больше, чем плохое: к плохому привыкли, оно часто не требует менять образа жизни и мыслей, а хорошее куда-то зовёт, тянет, к чему-то обязывает.

Меня спрашивали: не страшно было браться за это? Я удивлялся: чего бояться, я ведь не про Христа пишу, а про человека, и не про то, что он себя вообразил Христом – это всего лишь художественное средство, а про то, как он столкнулся с собой новым. Это самое трудное в жизни – обновиться в лучшую сторону, ещё труднее удержаться в этом обновлении. И увидел я именно героя сначала, который «перезагрузился», а идея во мне давно сидела. Как всё сошлось и сочеталось, как я начал всё превращать в слова – не помню. Процесс был каким-то почти бессознательным и интуитивным. Тот самый случай, когда кажется, что книга написалась сама.

– Об экранизации. Расскажите, как адаптировали книгу под пьесу.

– Да, была и экранизация, но для театра – инсценировка. Я не раз к этому подбирался, не получалось. И вот поступило предложение от Сергея Безрукова, который книгу прочёл десять с лишним лет назад. Я ему её подарил и прямым текстом сказал, что вижу кино с ним в главной роли. С кино у нас не вышло. Но зато, став художественным руководителем Московского Губернского театра, Безруков получил возможность сделать спектакль по пьесе. Очень горячо рассказывал, как он это видит. Сразу же оговорили, что режиссёром будет мой друг и единомышленник Сергей Пускепалис. И я понял, что надо не адаптировать роман, а писать новый текст. Те же герои, та же история, но другие слова, другие мизансцены, то есть – перевод с языка прозы на язык театра. Кажется, удалось. При этом вышло другое произведение с тем же названием. 

 – Каким получился спектакль – на ваш взгляд?

– Я крайне редко говорю о спектаклях по моим пьесам, потому что далеко не все нравятся. В этом случае мне легче, мне нравится. Конечно, Пускепалис многое увидел по-своему, условия в создающемся театре специфические, задачи были сложные, но главное получилось – он приблизился к трагикомедии, самому любимому мной (и им) жанру. Насколько я знаю, публика тоже принимает спектакль хорошо. Хотя, конечно, у каждого создается свой образ. Мне запомнились две зрительницы. Одна представилась преподавательницей какого-то религиозного колледжа и сказала, что пьеса есть прославление Евангелия. Вторая, не представившись, процедила, что это богохульство. На самом деле это ни то, ни другое. Это история человека, открывшего в себе другого человека. 

– Кто такой Пётр Салобонов в наше время?

– Он в ряду персонажей, которые существовали всегда. И в жизни, и в литературе. Это такой Санча Панса, которому предложили сыграть роль Дон Кихота. В наше время ему трудно так же, как и в любое другое: люди не очень-то любят необычное, выбивающееся из стереотипа. Они любят на это поглазеть, посудачить об этом, но когда это мешает им жить так, как они привыкли, начинают раздражаться, злиться, негодовать. 

– И о любви. Что это такое ?

– Условие выживания души.

Лариса ШТЕЙНМАН.

Благодарим ресторан ОРАНЖ3 за помощь в организации интервью.


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Восемь советов правящим кругам РФ
Молоко не сбежит!
Письмо соловецкому другу.
Жеребец предгорий
ФБ-взгляд


««« »»»