Странное дело: чем хуже мы живем – в политике, в экономике сплошные провалы, тем интенсивнее, интереснее в разных своих ипостасях предстает искусство. Вот уж, кажется, ни гроша на культуру не выделяется, а премьеры в театрах множатся; гастроли, фестивали, юбилеи теснятся друг за другом; художественных выставок, концертов – десятки, сотни. И, слава Богу, почти на все публики хватает.
Только что отзвучал в Большом зале консерватории потрясающий концерт в рамках Фестиваля японской культуры – 98. “От сердца – к сердцу”. Человеческим голосом пела виолончель Мстислава Ростроповича и вторил ей, послушный магии рук дирижера Сэйдзи Озавы, Новый японский симфонический оркестр. Переполненный зал неистовствовал от восторга два вечера подряд.
И сразу же, вслед за концертами – выступление японского ансамбля современного танца “Санкайдзюку” со спектаклем “Унэцу” (“Вертикальное яйцо”) на сцене Театра им. Вахтангова. И тоже полный зал, преобладает молодежь.
Японское искусство, как известно, будь то живопись, театр или танец, глубоко философично. “Унэцу” – не исключение. Присутствующие на сцене вода и песок олицетворяют жизнь и смерть, а яйцо, из которого рождается живое существо и проходит все жизненные этапы – зримый символ триады: рождение – смерть – возрождение. Исполнителей всего пятеро: корифей, он же руководитель коллектива, постановщик, хореограф и сценограф спектакля Усио Амагацу и своеобразный “кордебалет” – Семимару, Сё Такиути, Такетеру Кудо, Акихито Итихара. Белые длинные одежды, белые лица-маски, белые руки с кроваво-красными пальцами. Медленные, порой почти неуловимые в своей динамике движения, поразительная пластика тела и рук. Труппа работает в не традиционном для Японии стиле танца “буто”, возникшем в 60-х годах нашего века и сочетающем в себе технику дыхания, движения, эмоции с природной энергией земли. Полтора часа завораживающего зрелища, проходящего то в полнейшей тишине, то в сопровождении шумов, звуков, мелодичных перезвонов, электронной музыки и столь же изощренной световой партитуры (звукооператор Акира Аикава, осветители Гента Ивамура, Юкико Ёсимото). Льющаяся с колосников тонкая струя воды наполняет постепенно сцену-бассейн. В световых лучах искрятся фонтаны брызг из-под ног бегущих по воде актеров, от их падающих в воду тел. А струйка песка в финале медленно хоронит под собой бренные останки человека. Поэзия, гармония, красота. Светлая, легкая грусть.
Еще одно радостное явление прошедшей недели – премьера пьесы Т.Уильямса “Портрет Мадонны”, которой открыл сезон Театр “Около дома Станиславского”, руководимый Юрием Погребничко. В этом маленьком театре, именовавшемся ранее Молодежным театром-студией на Красной Пресне, всегда интересно. Потому что любой спектакль, поставленный Погребничко, – только его собственный оригинальный взгляд на избранное драматургическое произведение и собственная его интерпретация. Пусть спорная, пусть для кого-то абсурдная, зато абсолютно самостоятельная, никому не подражающая, ни у кого не заимствованная. Погребничко любит поражать, эпатировать зрителя, загадывать неразрешимые загадки. И только ему известным способом ухитряется выстраивать в результате из сложного конгломерата ребусов и противоречий стройную гармонию целостного спектакля. Вот уж где всегда поразительный ансамбль, четко выстроенная внутренняя жизнь каждого (даже бессловесного) персонажа и ясно читаемая взаимосвязь и взаимозависимость всех героев.
“Портрет Мадонны” – небольшая одноактная пьеса. Всего-то короткий отрезок времени из жизни несчастной, одинокой, душевнобольной женщины, перед тем как из скверной, дешевой гостиницы (сценография Игоря Несмиянова) ее навсегда заберут в обитель скорби. И собеседниками-то последними у нее оказываются мрачный, молчаливый портье (Юрий Павлов) и какой-то испуганный, затурканный лифтер (Александр Зыблев). А она, Лукреция Коллинз (Лилия Загорская), живет своей интенсивной внутренней жизнью, то ли полной воспоминаний, то ли образов, подсказанных больным воображением. В том – ином – мире люди танцуют и поют, они изящны и хорошо одеты (пластика – Юлия Кантомирова, костюмы – Надежда Бахвалова). И Лукреция лихорадочно перевертывает на себе платье с зада на перед, чтобы эффектней выглядеть. О ней пренебрежительно говорят “старуха”, а у нее хорошеет лицо и загораются глаза, когда она погружается в мир своих иллюзий. Кажется даже, что преображаются ее лохмотья, как на Золушке от прикосновения волшебной палочки. В финале она покорно последует за доктором (Иван Сигорских) и медсестрой (Елена Аксенова), но под ее вопрошающе-тревожным, взыскующим взглядом и они, и приведший их хозяин гостиницы (Валерий Прохоров), и портье с лифтером ощутят стыд и неловкость, словно совершают противозаконное действие. А на мониторе, как в мысленном взоре Лукреции, запечатлеются навечно певица, танцующие пары, гостиничный персонал и сам обшарпанный, замусоренный холл жалкого отеля – последний клочок свободного пространства в жизни горемычной, больной женщины.
Поразительно тонкий, трагичный спектакль, рассчитанный на серьезного, думающего зрителя.
Наталия БАЛАШОВА.
Фото Михаила ГУТЕРМАНА.
На снимках: сцены из спектаклей “Унэцу” и “Портрет Мадонны”.
