“Российские консерваторы” – то есть защитники традиционных ценностей, так называемые “верующие бизнесмены”, клоуны-депутаты, журналисты-компроматчики, попы-мракобесы и т.п., – отличаются от своих западных и восточных коллег тем, что все они – либо жулики и проходимцы, либо психи и фрики.
За спиной Нины Андреевой в Алабаме или в Иране, что называется, дышит почва и судьба.
За спиной нашей же очередной Нины Андреевой не дышит ничего, кроме мелких аппаратных интриг очередного Егора Кузьмича из апэшки, надежды срубить котлету-другую, да еще, в лучшем случае, неизбежного диагноза из больнички, если бы можно было заманить глашатая тысячелетней духовной культуры российской цивилизации не в Останкино, а на медосмотр.
Поэтому нам, с одной стороны, намного проще, чем Алабаме с Ираном.
У них-то там все по-настоящему, им с этим жить завтра и всегда – а у нас пройдет несколько лет, и все гей-пары поженятся, и все подозреваемые в шпионаже получат медали и премии, и в то же Останкино нынешних “консерваторов” будут звать уже как персонажей не замаскированного, а вполне открытого, ностальгического такого фрик-шоу, в стиле прежних кашинских интервью с ветеранами Политбюро.
Но нам, с другой стороны, и сложнее.
Там у них – в Алабаме с Ираном, где проблема не выдумана, – можно кому-нибудь с кем-нибудь рационально договориться. И даже избрать, например, президента-либерала (что и там, и там произошло) – и этого президента, вздохнув, признает и противоположная сторона. В общем, там есть проблема, но есть и относительное равновесие. Разумная, что ли, жизнь.
Ну а здесь есть только свистящий цинизм в пустоте.
Ухнет в яму нищеты и маразма прежний шут-”консерватор”, пройдет несколько лет, появится следующий.
Будет изображать какую-то пока неизвестную, уже, может, не православную, евразийскую, советскую или российскую, а славянскую, индоарийскую или марсианскую цивилизацию, клеймить ее врагов, прославлять наш великий народ – уже не народ-богоносец, а, к примеру, народ-марсианец.
А великий народ-марсианец, выпив первые двести и запив томатным соком, посмотрит в экран и спросит свою однополую жену:
– Слыш, Миха, а это новый какой-то орет? Че-то не помню я его.
