Едва ли не первый признак Европы сегодня – обилие ряженых в местах гуляний, зарабатывающих таким способом на хлеб. Красавица Нефертити. Маркиза в парике и с попугаем. Стоящий каменным истуканом Черчилль, Наполеон, Майкл Джексон. Застывшие, не моргающие и неподвижные, они любезно кивают головой лишь на брошенную им деньгу. Есть и разные фокусники, есть индусы, висящие в воздухе, а на самом деле, конечно, сидящие на невидимой подставке, много разных на свете чудес, всякой твари по паре в этом ковчеге. Петр Павленский, сделавший себе в мошонке пирсинг и вставивший туда гвоздь на Красной площади, такой же точь-в-точь акционист, совершенно из этого ряда.
Но ни в Москве, ни в Питере нет такого ряда – ни маркиз нет, ни каменных истуканов. Власть не любит фокусов, боится любой самодеятельности. Ну, и получает за это Павленского.
Что должен был сделать мент, увидев человека, сидящего на Красной площади с гвоздем в мошонке? Он должен был поставить перед ним шапку и кинуть в нее монету. Непорядок ведь только в том, что нет шапки, это и надо было исправить. Просидел бы голый человек с полчаса, продрог, вынул бы из мошонки гвоздь и, собрав свое хозяйство, ушел бы с Богом.
Вместо этого вызывается машина, запрещается съемка, Павленского тащут в участок и отдают под суд. То есть, нам говорят: гвоздь в мошонке не шоу, а политика и преступление. Нагородив табу и любовно их пестуя, власть своими руками создает Павленского.
Спрашивается: кого тащить в участок?
