Александр НИКОНОВ
18 ноября в 11 часов в Тверском межмуниципальном суде состоится очередное судебное заседание по нашему делу, делу журналистов, выпустивших в прошлом году нецензурную газету “Мать”. Приходите, будет весело!
Вкратце напомню суть истории. 1 апреля прошлого года в качестве приложения к “Собеседнику” вышел в свет первый номер “русской нецензурной газеты “Мать”. Я имел честь быть ее главным редактором, Дмитрий Быков – выпускающим редактором. В газете без всяких ублюдочных точек и пробелов употреблялись такие отличные и любимые народом слова, как:
“х…й”,
“п…зда”,
“е…ать”,
“бл…дь”,
“м…дак”,
“п…здобол” и т.д. (отточия внесены в текст редакцией “Нового Взгляда”. – Ред.)
Успех газеты был триумфальным. Тираж разлетелся мгновенно. Россияне зачитывали номер друг другу вслух, радуясь живому русскому слову, как дети. В редакцию пришла гора восторженных писем. Мы поняли – такая газета нужна людям! Но увы, в семье не без урода. Этим “уродом” оказался бывший и.о. генерального прокурора нашей родины Алексей Ильюшенко. Увидев слова, которыми он ежедневно обкладывал своих подчиненных, напечатанными типографской краской в газете, этот деятель решил возбудить против журналистов уголовное дело.
В нашей стране до сих пор действует принцип “был бы человек, а статья найдется”. И нас обвинили – смешно сказать – в хулиганстве! Доблестные подручные кремлевского вора, который сейчас нюхает лефортовскую парашу, настолько привыкли лизать жопу начальству, что молча взяли под козырек и беспрекословно сшили белыми нитками дело по статье 206, часть 2 о злостном хулиганстве! Они даже нашли в качестве свидетелей (!) обвинения двух тормозных тетушек из деревни, ныне работающих в детской библиотеке выдавальщицами книг.
Вообще говоря, в русском языке слово “свидетель” – синоним слова “очевидец”. Интересно, очевидцами чего были библиотекарши Иванова и Курочкина? Очевидцами газеты? Таких было триста тысяч. Почему в таком случае не опросили всех свидетелей?
А знаете, что говорили “свидетели” Иванова и Курочкина?
Курочкина: “Если бы мне на глаза попался этот номер газеты, я не стала бы выставлять эту газету (в открытый фонд. – А.Н.), так как была бы обеспокоена за нравственность наших читателей…”. Спрашивается, кто ее уполномочил следить за чужой нравственностью? Она же библиотекарь, а не цензор…
“Я считаю, что люди должны разговаривать нормальным литературным языком, читать больше книг. И не портить окончательно русский язык”. Спрашивается, какого рожна эта тетя решила, что люди ей что-то должны? И кому интересны ее рассуждения о языке?
“Я исключительно отрицательно отношусь к газете “Мать”. Я уверена, что если бы газета попалась на глаза читателей, то негативно сказалась бы на их мировоззрении…”. И вот все это прокуроры называют свидетельскими показаниями! На этом основывают уголовное дело!
Теперь “свидетельница” Иванова: “Для характеристики газеты я не нахожу слов, она не отвечает этическим нормам. У меня выпуск газеты вызывает лишь удивление, поскольку русский мат я за свою жизнь слышала неоднократно. Я считаю, что основным источником выражений подобного рода являются люди, злоупотребляющие спиртными напитками. После прочтения матерных материалов хочется побыстрее вымыть руки”. Без комментариев.
Ретивость прокуратуры не знала границ. Были продлены сроки следствия, создана специальная следственная бригада. Были аресты, обыски. Причем у меня в лучших традициях 1937 года изъяли книги. (Кстати, хотя суд и признал наш арест незаконным, я далек от мысли, что кто-то из прокуроров будет за это беззаконие наказан. Скорее на повышение уйдут за такую любовь к начальственным ягодицам.)
Нас обвиняли в хулиганстве, то есть в нарушении общественного порядка и возмущении общественной нравственности. На самом же деле именно арест журналистов по такому пустяковому поводу вызвал у общественности бурю возмущения. Но и здесь я опять-таки далек от мысли, что санкционировавших незаконный арест прокуроров – истинных возмутителей общества – посадят за хулиганство.
Помню, уже после освобождения мы с Быковым ехали в такси, и таксист всю дорогу возмущался:
– Менты совсем ох…ели: двух журналистов арестовали, сегодня радио только об этом и говорит…
Он был не прав! Менты, производившие арест по приказу прокуратуры, как раз чувствовали всю неловкость ситуации, в которую попали, и один опер даже доверительно сказал мне:
– Этот Ильюшенко нас подставил.
За невинно арестованных лучших сынов своей страны вступились ПЕН-клуб, Союз кинематографистов, правозащитники, профессора-филологи, крупнейшие писатели… Даже съезд Союза журналистов вступился, как ни странно. Правда, довольно паскудно вступился. Приехавшие на съезд провинциальные газетные тупари, привыкшие у себя в глубинке отсасывать у местной администрации, не безоговорочно поддержали нас, лучших из журналистской братии. Некоторые даже имели наглость возмущаться матерной газетой. Мне стыдно, что в наших рядах попадаются такие коллеги! Увольтесь, не позорьте профессию, прошу вас по-человечески…
А потом были сплошные переносы судебных заседаний. В основном из-за неявки “свидетелей обвинения”. Может, их совесть замучила? Впрочем, у таких людей совести не бывает… И вот теперь в понедельник – очередное заседание. Дрожу от возбуждения, как собака перед охотой. Уж я задам прокурорам перца!
МОЕ ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО
Вынужден опубликовать его, это слово, в газете Новый Взгляд”, поскольку произнести последнее слово в суде не придется: до этого опять не дойдет. На сей раз потому, что нас наконец-то оправдают. Это мой прогноз. Я не идеализирую нашу судебную систему, которая, как и в прежние времена, работает по телефонным консультациям из совещательной комнаты в Мосгорсуде и предварительным сговорам с прокурором (исключения есть, но они редки). Просто дело в том, что с 1 января в действие вступает новый УК, в котором хулиганская статья сформулирована уже по-другому, и наше “преступление” истаивает, как утренний туман. Дело в том, что отныне хулиганством считаются только возмутительные действия, связанные с применением насилия или порчей чужого имущества. А никак не с выпуском газет. И не с возмутительным, например, хождением по улице с зелеными волосами, хотя “зеленоволосое” хождение по городу тоже нарушает общепринятый порядок цветности волос и до 1 января формально подпадает под статью о хулиганстве. Спорить можно только о том, злостно ли нарушил зеленоволосый общественный порядок или не злостно (разница в сроках – несколько лет). Теперь издавать матерные газеты – МОЖНО ОФИЦИАЛЬНО! И я немедленно займусь этим сразу после выхода из здания суда. Вот только деньги найду на издание.
Впрочем, я берусь доказать, что и по-старому, дебильному кодексу никаких преступлений не совершал. Поэтому требую, чтобы меня судили по-старому кодексу! Дабы ни одна свинья потом не говорила, что пацанам “просто повезло”. Никаких поблажек! Я всех умою и так. Я разнесу карточный домик жалких прокурорских построений, как великий ураган разнес бы поганую халупу дядюшки Тома:
– Господа! Давно уже никого не удивляет, что в наших судах и прокуратурах попирается Конституция страны. Привыкли. Поэтому говорить о том, что действия прокуратуры в нашем конкретном деле противоречат Конституции, считаю лишь формальным долгом, поскольку не особо надеюсь на внимание суда к Основному закону. А он, между тем, гласит, что у каждого человека есть право на свободное творчество. Но не на всякое! Конституция специально оговаривает, чего нельзя в творчестве – нельзя пропагандировать войну, разжигать национальную рознь и так далее. Посмотрите внимательно, господин прокурор, своими глазками-бусинками в текст Конституции – есть ли там запрет на инвективную лексику? Нет такого запрета! В этом смысле свободу творчества Основной закон не ущемляет. Более того, Конституция прямо запрещает всякую языковую дискриминацию – как целого языка, так, разумеется, и его части. Чего хочу, то и пишу! И никто мне не указ! Я еще буду спрашивать, как мне писать?! Спрашивать, сколько раз могу употребить в книге слово “жопа”? И у кого? У этих, что ли (театральный жест в сторону прокурора) искусствоведов в штатском? Смешно…
Статья Административного кодекса России не велит материться в общественном месте. Но при этом ни один из законодательных актов не содержит списка “непроизносимых” слов! Поэтому, видимо, прокуроры-беспредельщики, желтой ручкой подчеркивая в газете все наши матюки, отнесли к “преступным словам” даже такие невинные, как “жопа”. Кроме того, были тщательно отчеркнуты все предложения, мата не содержащие, а содержащие наезды на власть… Но вернемся к закону. Итак, Административный кодекс запрещает вслух произносить инвективную лексику в общественных местах. Но мы ее и не произносили в общественных местах! Мы ее издали. Лексика эта звучала в устах наших лирических героев на газетных полосах. Прокуроры решили, что брань на улице и в газете – одно и то же. А если бы мы совершили убийство на газетных страницах, нас бы что – судили по ст. 102-й (умышленное убийство)?
Кроме того, почему вместо административной на нас вдруг искусственно натянули уголовную статью, в которой напрямую ничего о мате и о прессе не говорится? По аналогии, что ли? Но УК запрещает метод аналогий! Есть статья – есть преступление, нет статьи – нет преступления. Статьи, запрещающей издание матерных газет, нет. Тем более дико и странно, что за использование родного языка в России судят.
Нас обвиняют в нарушении общественного порядка, в хулиганском разрушении общественной морали. Действительно, массовая публикация мата не в порядке вещей и нарушает мораль. Ну и что? Подождите немного, скоро это станет обыденным и потому моральным, как в Америке. Мы этим как раз и занимались – “омораливанием” матерщины путем привыкания к ней. Нас остановили и нас же теперь обвиняют!
На самом деле все наоборот: разрушаем общество не мы, разрушают общество прокуроры, мешая морали меняться, подстраиваться под новые условия жизни. Дело тут вот в чем. Мораль скрепляет социум. И если старая мораль отстает от новых условий жизни, в обществе появляются опасные внутренние напряжения. Чтобы их срелаксировать без социальных взрывов, нужна новая мораль. Производством морали в обществе занимаются не прокуроры, а писатели, художники, попы, философы, журналисты, педагоги, психологи, социологи, богема, производители кинофильмов и т.д. Именно они формируют новые отношения, более либеральные, демократичные. Мешать формированию новой морали, которая, строго говоря, меняется ежесекундно вместе со смертью и рождением ее носителей (людей), – значит тормозить общество в развитии, обрекать его на катаклизмы, разрушать. Так что не нас, а прокуроров нужно судить за хулиганское разрушение общества. Впрочем, я не надеюсь увидеть подручных Ильюшенко на скамье подсудимых. Нет в этом мире правды.
Запомните, люди: любое новое слово в науке и искусстве есть не что иное, как акт духовной агрессии, нарушение устоев, перелом старых, традиционных ценностей (хотя, блин, что может быть традиционнее мата?!), то есть все новое – это чистой воды хулиганство – действия, “умышленно нарушающие существующий порядок”. Сажать можно Лобачевского за научное хулиганство, меня за мою “Х…евую книгу” – литературное хулиганство… Да любого! За любое, если прокурору покажется, что сие есть нарушение порядка. Экспертиза, кстати, по статье 206 не нужна. Достаточно, чтобы прокурору показалось.
Нас обвиняют в том, что газета могла попасть к детям. Ну и что? Во-первых, закон не ограничивает распространение матерных газет в отличие от эротических. Во-вторых, мало ли что может попасть к детям – водка, бритва, яд. Журналист не отвечает за распространение тиража, так же как директор ликеро-водочного завода не отвечает за то, что какой-то малыш откинул коньки, выпив без меры его продукции. Ну давайте будем судить директора ВАЗа за то, что ребенок попал под его машину! А ведь водка и автомобиль – гораздо хуже прочитанной ребенком матерщины. Тем более, что матерщина вообще никакой опасности для детей не представляет. Гораздо опаснее для детской психики двойная мораль, когда все употребляют мат, но ханжески считают его неприличным. Прочтя мат в газете, ребенок усвоит: ага, ничего страшного в мате нет, это обычные слова, такие же, как прочие. Психика ребенка не будет травмирована невротическим несоответствием. Кто избавил ребенка от комплексов и внутренней лжи? Мы и наша газета “Мать”. Где благодарность?
Далее. Дети начинают использовать всю полноту русского языка примерно с пятого – шестого класса. При этом родители с идиотическим упрямством пытаются оградить ребенка от мата. Но ребенок вырастает и все равно использует обсценную лексику в беседах с другими людьми. При этом он, в свою очередь, с идиотическим упрямством безуспешно пытается уберечь свое чадо от мата. Но чадо вырастает и матерится… Так давайте уберем из этой цепочки поколений ненужный элемент идиотизма. И относиться к естественному естественно.
Теперь перейдем непосредственно к обвинениям по статье 206. По закону состава преступления не было, если не было умысла на совершение хулиганских действий. У нас такого умысла не было. Умысел как раз был другой – повеселить народ и творчески приколоться. Значит, статья 206 уже отпадает. Да, собственно, по большому счету и нарушения общественного порядка не было: ведь общество вовсю употребляет в быту мат. Это в порядке вещей. То есть мы не нарушили порядок, а фактически его подкрепили, как бы легализовав и официализировав употребление этой лексики. Так что, если и можно нас судить, так только за укрепление общественного, явочно существующего порядка. Который пытаются нарушить прокуроры.
Кстати, кто мне скажет, что такое оскорбление общественного мнения? Общество состоит из конкретных людей. Если 50% из них считают себя оскорбленными, можно ли сказать, что оскорблено все общественное мнение? А если оскорблены 30 или 75%? А так как всенародный референдум по этому вопросу вообще не был проведен, кто возьмет на себя смелость решать за все общество сразу? Прокурор Бахун, что ли, поддерживающий насквозь лживое обвинение?
Понятно, что нельзя оскорбить целиком общественное мнение, не оскорбив никого из общества персонально. Но и здесь закон на нашей стороне. Оскорбление есть распространение о ком-либо сведений, порочащих честь и достоинство гражданина. Ни о ком мы таковых сведений не распространяли, а матерились весело и безадресно, чего и всем желаем. А потому никого персонально не обидели. А раз никого не обидели персонально, значит, и в целом общество не обижено. Другое дело, что публикации наши не всем понравились. Но это уже не наша проблема. Это проблема личных комплексов каждого индивида.
Дураку ясно, что обвинение надумано, да прокуратура и сама уже понимает глупость своих притязаний и ничтожество аргументации и защищает теперь лишь честь мундира. Действительно, после арестов, обысков, создания следственных бригад как-то сложно идти на попятную и признавать собственный дичайший непрофессионализм. Надеюсь, что хотя бы на сей раз суд не пойдет на поводу прокуратуры, а примет решение, руководствуясь здравым смыслом.
И последнее, раз уж нас пытаются обвинить в безнравственности, приведу слова Пушкина по этому поводу: “Безнравственное сочинение есть то, коего целию или действием бывает потрясение правил, на коих основано счастие общественное или человеческое достоинство… Но шутка, вдохновленная сердечной веселостью и минутной игрой воображения, может показаться безнравственностью только тем, которые о нравственности имеют детское или темное понятие, смешивая ее с нравоучением, и видят в литературе одно педагогическое занятие… Эти господа критики нашли способ судить о степени нравственности какого-нибудь стихотворения. У одного из них есть пятнадцатилетняя племянница, у другого пятнадцатилетняя знакомая, и все, что, по благоусмотрению родителей еще не дозволяется им читать, провозглашается неприличным, безнравственным, похабным!.. Как будто литература и существует только для пятнадцатилетних девушек!” (Цит. по “А.С. Пушкин об искусстве”, Москва, 1990 г., стр. 260 – 261.)
Спасибо за внимание.
Для справки:
Статья 213 нового УК РФ: “Хулиганство, то есть грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся применением насилия к гражданам либо угрозой его применения, а равно уничтожением или повреждением чужого имущества…”.
