Во всем нестандартная. Таким бы эпитетом я охарактеризовал свою собеседницу. А сама ИРИНА МИРОНОВА называет себя клипмейкером. Лучшим из всех. Отечественных. Наша беседа в проекте «Правда-24» (канал «Москва-24»).
I. «Дикое танго» для Лаймы
– Ира, объясните мне, что такое клипмейкер.
– Клипмейкер – это режиссер. Но необычный режиссер, а человек, который делает музыкальные произведения, визуализирует музыку собственно. Все, что связано с визуализацией в музыке. Маленькие клипы, большие музыкальные фильмы. Рекламу я не снимаю, кино я не снимаю.
– Принципиально?
– Принципиально, да. Я режиссер-клипмейкер, я этого не стесняюсь. Хотя многие мои коллеги, которые, были когда-то клипмейкерами – Федя Бондарчук, Тигран Кеосаян – как-то так стесняются сейчас. И очень стремились называться режиссерами, без этой дополнительной обязательной для меня приставки – клипмейкер. Я о себе говорю: я – режиссер-клипмейкер. Очень этим горжусь, безумно люблю снимать музыкальные клипы, чем занимаюсь уже очень давно.
– Смотрите, вы привели несколько примеров, когда из клипмейкеров вырастали режиссёры. И в общем, как я считаю, очень-очень неплохие. А ведь и обратное тоже есть, ведь очень многие видные режиссеры снимали клипы. Антониони, например.
– На самом деле я к этому отношусь очень просто. Нет никакой связи между режиссерами и клипмейкерами, между кино и мюзик-видео. По большому счету кроме оборудования киносъемочного, больше ничего не связывает этих людей. И если человек является одновременно и режиссером, и клипмейкером, это просто случайность и совпадение. И не факт, что, если ты хорошо снимаешь клипы, то снимешь хорошее кино. И наоборот. Но кто-то делает и то, и другое. Всякие люди бывают. Но это никак не связанные вещи.
– А в чем эти нюансы, надо музыку понимать и очень хорошо ее чувствовать? В чем эта принципиальная разница?
– Да, разница примерно как между поэтом и прозаиком. Ты чувствуешь слова и скажешь их вот так вот или как-то по-другому. То есть не факт, что хороший прозаик будет хорошим поэтом, а поэт хорошим прозаиком. Я, все-таки скорее, наверное, такой поэт. Мне делать работу надо быстро, четко, очень выразительно. И какими-то совершенно своими методами. Это, собственно то, что мы делаем с музыкой.
– Отечественная школа отличается от западной (я не знаю, есть ли восточная школа клипмейкерства)?
– Клипмейкерства? Нет, здесь разница невелика. И все это очень похоже. Но российские режиссёры обделены бюджетами. Потому что у нас нет таких размеров шоу-бизнеса, как на Западе, чтобы иметь такие же бюджеты. Хотя я очень люблю большие бюджеты. С этим что-то можно сделать. Я, собственно, занимаюсь большими бюджетами. Клипмейкеров сейчас очень много стало. Все накупили себе эти фотоаппараты, которые снимают.
– «Марки»?
– «Марки», да. И кажется им: да, у меня есть фотоаппарат. Сейчас я все сниму. И снимают друг друга, все снимают.
– Нет, но «Марки» лишь картинку дают.
– Да, это все домашние радости. Они все существуют в огромном количестве. И слава богу. Прекрасно. Я этим не люблю заниматься. Я тоже снимаю на «Марке», но редко. Я предпочитаю серьезное оборудование. Первые 10 лет (с 2000 года) я снимала только на пленку 35 миллиметров с хорошим оборудованием. Я люблю маслом рисовать. Чтобы табун лошадей. Куча машин. Чтобы какие-то аварии, взрывы, хорошая хореография. Ну, в общем что-то, из чего можно сделать, что-то выдающееся. Или хотя бы оригинальное.
– А есть у вас какие-то заказчики или, как это называется, клиенты, с которыми вы работаете постоянно? Орбакайте, насколько я понимаю. Мама ее.
– Я практически все снимаю для Кристины. С Аллочкой мы тоже давно вместе работаем. Но я снимаю для всех. Ко мне обращаются и дебютанты. Кто только что записал песню, музыку. Обращаются за помощью – создать образ, сделать этот клип первый… Потом второй может быть, третий и так далее.
– В настоящее время вы снимаете что-нибудь?
– Конечно. Я – действующий режиссер-клипмейкер. Я не на пенсии. Я снимаю постоянно.
– С кем вы сейчас работаете?
– Самое свежее – мы для Лаймы Вайкуле только что сняли клип под Мадридом в красивом замке. Он еще даже не вышел в эфир. Как раз только готовится к выходу. Большая работа была, очень интересная. Фламенко испанское. Настоящие испанские танцоры потрясающие. Великолепный замок.
– А кто локацию выбирает?
– Ну, я, конечно.
– То есть это вы решили, что действие должно происходить в Испании? Это как-то связано с продуктом?
– Конечно. Песня называется «Дикое танго». И Лайме это идет. Я всегда смотрю, чтобы не мимо человека. Потому что есть песня, есть еще персонаж. Есть еще арт-объект. Исполнитель.
– Это первая ваша работа с Вайкуле?
– С Вайкуле, да. Мы давно знакомы, но она как-то не очень часто снимает клипы. И мне посчастливилось наконец с ней поработать вместе.
– А мне сказали, что вы полный метр собираетесь снимать.
– Абсолютно верно. Пришел тот момент, когда я призадумалась. И к своим сорока годам решила, что я…
– Но вы же прибавляете себе. Вам нет сорока. Это странно вообще. У женщин обычно история наоборот. А вы как-то так себе раз – и прибавили.
– Я не стыжусь своего возраста и не уменьшаю, и не увеличиваю, мне все годится, мне все нормально. Мне все подходит. Я собираюсь, да, снимать сейчас большое кино. И ближайший год, начиная прямо с этого момента, только этим и собираюсь заниматься.
– Что это будет, это коммерческая тайна?
– Не то что тайна. А все в процессе. Это мой сценарий. Довольно жесткий фильм. Но не без иронии.
– По жанру что это будет?
– Трагикомедия. Я без иронии не согласна. Все-все, любые-любые беды, проблемы, художественные вопросы – все через призму иронии. Хочу быть Вуди Алленом. Хочу сама себе писать и сама снимать.
– Понятно. То есть это будет саркастическая лента. И про что она? Она про отечественный шоу-бизнес, нет?
– Нет, ни в коем случае. Если клипмейкер и работает в шоу-бизнесе…
– Нет, если Вуди Аллен. Вуди Аллен же очень любит препарировать богему.
– Он очень любит о себе. Любит про сумасшедших кинорежиссеров, про тех, кто не у дел. Но я думаю, что я буду, конечно, опираться на свой собственный опыт. Тем более сценарий мой. Там будет все, что я прожила и пережила и поняла про жизнь. Но прямого отсыла к шоу-бизнесу не предполагается.
II. По правилам съемки
– Понятно. Вы пишете не только сценарии, но и книги, я знаю.
– Да, я это делаю специально. То есть я тренируюсь писать. Мне нравится это делать. Я для каждого своего клипа сочиняю сценарий, написанный очень подробно и детально. Мне это занятие нравится. Таким образом я тренируюсь, потому что, конечно, понимаю, что большое кино требует сценариев, сделанных не просто хорошо, а отлично. И это нужно уметь делать. Вот я уже пятнадцать лет тренируюсь.
– Это же не режиссерские сценарии?
– Нет, это авторские.
– И режиссерские тоже?
– Да, и натянуть на экран придется самостоятельно.
– А книги – это беллетристика? Или это мемуары? Про что ваши книги, которые вы пишете?
– Это скорее мемуары. Сейчас еще книжки выйдут…
– По-моему, я на вашем сайте видел, что уже вышли книги. Нет?
– Одна книжка, первая, действительно вышла. Издательство «Эксмо» ее произвело в 2007 году. Она называется «Жизнь по правилам съемки». В общем, мемуары, но обработанные, с такой художественной выразительностью авторской. Однако этого мне показалось мало. Сейчас выйдут новые книги. Первая, значит, «Жизнь по правилам съемки». Вторая – «Семейная жизнь по правилам съемки». И третья «Личная жизнь по правилам съёмки». Этакий трехтомник, как у Харуки Мураками, моего любимого. Вот они так все три сразу на полку встанут.
– А это какая-то серия? Это независимые произведения или они связаны как-то?
– Их можно читать отдельно, все эти три книжки, их можно читать все вместе подряд, одну за другой. Как угодно. Как кому нравится.
III. Гвидо Арджентини или Миша Королев?
– Я посмотрел на вашем сайте вкладку под названием «Пресса». Там в числе прочего есть съемки для глянца: для «Каравана», «Плейбоя». Вы как модель подчиняетесь тому, что вам говорят делать, или вы свои навыки режиссерские включаете и даете советы?
– Ни в коем случае я не вмешиваюсь. Это, кстати, мне удается. Хотя я стараюсь не вмешиваться, но меня всегда втягивают и спрашивают, а как, а что лучше. Я молчу, как рыба об лед. Говорю: делайте, что хотите. Но результаты бывают не очень приятные. Вот например, что касается «Плейбоя». Решение сняться для обложки «Плейбоя» было не очень простым.
– Но тут достаточно целомудренно.
– Достаточно целомудренно, но мне не понравилась эта история, потому что все превратилось в какой-то хаос и фарс. Хотя снимал очень крутой фотограф, Гвидо Арджентини. Это человек, который специализируется на эротических фотографиях, я на его альбомах выросла. Они лежат во всех наших книжных магазинах, такие очень красивые альбомы с обнаженными девицами, но сняты бесподобно. Такая живопись итальянская. Он итальянец сам, Гвидо. Мы с ним уже подружились после этой съемки, он живет в Лос-Анжелесе. Меня спрашивали, к какому фотографу обратиться? Я говорю, только не к нашим. А кто у вас есть? Они говорят, может быть Гвидо Арджентини? Я не поверила. Думаю, да нет, не может быть. Я училась цветокоррекции на этих альбомах. Там безумная красота и не пошло. Очень красиво все. И он меня снимал. Мне просто повезло.
– А почему такой скепсис по отношению к нашим мастерам? Вы считаете, что, ну не знаю, Михаил Королев какой-нибудь или, кто еще работает с телом – они не умеют раскрывать натуру?
– Скепсис у меня действительно присутствует, потому что я считаю, что чем уже специализация, тем лучше мастер. Как я снимаю мюзик-видео, я только этим и занимаюсь. И делаю это специально настойчиво. Тот же Миша Королев – мастер широкого профиля, он снимает все. И это размывает специализацию. А на Западе так не принято. Там есть Гвидо, который снимает только эротическую фотографию. И он это делает абсолютно безупречно. И близко никому не подойти к нему. Вершина такая недосягаемая. Поэтому мне это нравится больше. Такой подход.
– А у него были еще российские модели до вашей съемки?
– Ой, но вот этого я не знаю. Но то, что он весь мир раздел в хорошем смысле, – это да. У него потрясающие произведения.
– А ваше скептическое отношение к российским фотографам распространяется на ваших коллег? Людей, которые делают клипы. Или вы считаете, что у нас есть сильные клипмейкеры.
– Есть, конечно. Я, например.
– А помимо вас.
– Шутки шутками. Но моя позиция такова, что в мире вообще очень много хороших режиссеров, клипмейкеров, фотографов. И нам, честно говоря, до них очень далеко. Нам всем.
– Из-за чего? Это школа?
– Из-за школы. Очень мало мы этому учимся. Очень мало у нас возможностей пока. Мало опыта. Мало всего. Там это все долго, давно и много. Поэтому.
– А вы где учились?
– Я училась нигде. Меня во ВГИК не приняли, но у меня хорошее образование, техническое в том числе. Я закончила факультет прикладной космонавтики.
– В каком вузе такой факультет?
– Университет геодезии, картографии и аэрофотосъемки. Где готовят разведчиков. Так что я с техникой как бы подружилась сразу. И с первого дня я всегда хотела снимать. И как попала на телевидение, тут же вцепилась в камеру, снимала, как оператор, как режиссер и так далее. В общем, я занимаюсь только этим всю жизнь. И еще я это делаю с большой любовью.
– А вы свой первый фотоаппарат помните?
– Но я не фотограф.
– Но вы же снимаете тоже?
– У меня видеосъемочное оборудование. Хотя, конечно, дома много всего разного есть. Я даже не припомню. И на мобильные телефоны снимаю тоже, на все, что угодно.
– А коллекция фотографий ваша, про которую мне рассказывали, это ваши фотографии или это фотографии о вашей работе?
– Есть такая огромнейшая коллекция – фотографии, сделанные очень хорошими фотографами. Я все-таки предпочитаю обращаться к людям, которые это лучшим образом делают. Я приглашаю на свои съемочные площадки фотографов, когда снимаю клипы. Вот уже пятнадцать лет это происходит. И они используют мою съемочную площадку, как свои собственные декорации. И делают очень интересные фотографии. Не документальный доклад о проделанной моей работе, а свои собственные, очень интересные фотоснимки.
– Но это репортажная съемка или постановочная?
– Это такие… иногда даже они применяют мой свет, ставят под свой кадр. То есть они делают так, как им нравится, так, как они считают нужным. И это огромная коллекция. Которая, кажется, в большом фотоальбоме подарочном выйдет в свет в этом году. Какие-то работы были представлены на Фотобиеннале Ольги Свибловой. Она их видела. Ей очень понравилось. Она говорит, что это очень интересно, необычно, ни на что не похоже. Мы делали несколько выставок у нее.
– А как вы конкретно в этом случае решаете вопрос с авторскими правами?
– Все работы подписаны теми фотографами, кто их делал. Эти фотографы мною представлены на этих Фотобиеннале. А я просто, как продюсер, что ли.
IV. Лиза от Айзеншписа
– А какой был первый клип?
– Вы знаете, у меня получилось так. Я с камерой давно подружилась. Работала, что-то снимала, но не клипы. Но очень хотела снимать клипы. И всегда об этом громко говорила: хочу снимать клипы. И получилось, как в той сказке про Ассоль, которая ходила и рассказывала, что за ней приплывет принц на корабле с красными парусами. И уже все знали: а, ну, Ассоль, за ней приедет принц с красными парусами. И вот однажды ко мне пришли и говорят: мы знаем, вы хотите снимать клип. Я говорю, Боже мой! Да, да, да. Я хочу. Ну, снимайте. И мне дали хороший бюджет. Мне дали деньги. И посмотрели очень пристально в глаза. А что вы будете делать? Как вы будете поступать? Я уже была готова. Я сказала, я сделаю то, то, то, то. Сниму так, так. И люди сказали, ну, хорошо. Нам как раз нужна такая сумасшедшая, а вдруг что-то из этого выйдет. Что-то такое необычное. И получился клип на очень хорошую, именно для клипа песню. Это R’n'B музыка, которую очень хорошо визуализировать как клип. Продюсером выступил Юрий Шмильевич Айзеншпис. Но у него какое-то чутье было всегда на такие хорошие проекты. И этот клип удался. Потому что я все, что могла, сделала. Я пригласила хорошего оператора, поставили крутую хореографию. И клип удался. И у меня там были свои цвета, какая-то геометрия такая чудная, ни на что не похожая. Его тут же поставили в эфир. Клип полюбился. И зазвонил мобильный телефон. Позвонил один, другой, третий, продюсеры Децла, Аллы Пугачевой, Земфиры. Стали искать мой телефон. Заказывать клипы. И все.
– А клип-то это был чей?
– Это неизвестный артист, это девочка, которая хотела быть артисткой, но не стала. Но клип был очень удачный. Он всем запомнился. Это был 2000-й год.
– Но имя-то у этой девочки было.
– Лиза. Если вы так настаиваете. Но она не состоялась, как артист.
– Мне казалось, что я все проекты Юрика знаю, я думал, что знал.
– Нет, ну что вы? Всех проектов Юрика знать нельзя. Потому что это же очень много и несостоявшихся проектов. Людей, которые хотят быть артистами.
– Но вы же говорите, что были на ротации эти работы. То есть конкретно вот эта работа.
– Да, конечно. Клип получился. И он попал в ротацию. А артист не получился. Такое бывает. Бывает, что клип живет своей жизнью, а артист заканчивается.
– После эфира посмотрю, кто такая эта Лиза. Вы меня заинтриговали… У вас дочери 11 лет.
– Верно.
Ирина Миронова с дочерью
– Кем она будет?
– Кем она будет? Хороший вопрос.
– Интересно, вы как мать видите будущее своей дочки?
– Понятия не имею, кем она будет.
– То есть вам все равно.
– Нет, мне не все равно. Мне хочется, чтобы она не болела, была счастлива и жила долго.
– Это достаточно очевидные вещи. А вы не прикидывали, будет она в шоу-бизнесе или нет? К чему у нее есть склонность? Все-таки 11 лет.
– У нее склонность быть в кадре. Я ее снимаю давно. И она у меня играет на фортепиано с детства, она пианистка, можно так сказать. Будет ли она пианисткой во взрослой жизни или нет, я не знаю. Я не буду в этом участвовать. Я не буду настаивать, уговаривать или что-то делать. Но если она меня о чем-то попросит, я ей, конечно, помогу, как до сих пор и происходило. Она меня просит. И я делаю. Помогаю. Хочешь в клипе? Хочу. Хорошо, давай попробуем. Хочу играть на фортепиано. Хорошо, играй, вот тебе возможность. Но настаивать я не стану. Пусть сама разбирается. Ее жизнь.
– А с отцом она общается или вы держите ребенка при себе?
– Ну, конечно общается.
– Просто, если набираешь в поисковике «Ирина Миронова», то половина ссылок идет на ваш развод с Грушевским. И это достаточно очевидная вещь, учитывая интерес журналистов именно к этой стороне жизни.
– Произошел в моей жизни такой несчастный случай.
– Развод или брак?
– Развод. Я считаю, что у меня была счастливая семья. Мы прожили 10 лет. Мы хохотали каждый день. И это было очень здорово. Но произошел несчастный случай. Муж мой сбрендил, убежал из дома. Вот. И я считаю, что это какое-то печальное недоразумение очень, очень печальное, несчастное. Но так произошло. Да.
– Но девочка общается и с отцом, и с вами одинаково?
– Нет, конечно, она живет со мной. Как можно одинаково в такой ситуации? То, что после развода ребенок получает внимание и того, и другого родителя – это сказки. Это бред. Такого не бывает никогда. Дочь живет со мной. Мы видимся, мы встаем утром – завтракаем. Вечером ложимся вместе. Хихикаем. И болеем вместе. И естественно она живет со мной, под моим влиянием. Никак по-другому быть не может. Это уродливая ситуация, когда какие-то встречи с отцом. Какие-то свидания. Это уродливо. Это, к сожалению, происходит.
– Понятно. Вы говорите, она поет. Да?
– Она хочет петь.
– А у вас слух есть?
– Но я не пою. И петь не собираюсь.
– Но у вас есть слух?
– Ну, какой-то есть, наверное. Музыку я слышу.
– Понятно, что я говорю о музыкальном слухе. То есть вы считаете, что у вас есть? Вы же работаете с музыкальным материалом.
– Скажем так, у меня есть музыкальный вкус. Потому что те люди, которые ко мне обращаются, они всегда это имеют в виду. Я этого, может быть раньше не знала, не замечала, никак это не развивала в себе отдельно. Но ко мне обращаются и спрашивают, что на какую песню снять. Что лучше, что хуже, какая пойдет, какая нет. Мой совет спрашивают. Что звучит хорошо, что плохо. Я предпочитаю этими вопросами не озадачиваться, потому что мне кажется это все-таки дело непосредственно артиста и музыкального продюсера, скажем так. Но за такими советами ко мне тоже обращаются. Наверное, я подозреваю, что у меня есть какой-то собственный музыкальный вкус, который важен для артиста.
– Вы одинаковую музыку с дочерью слушаете, или у вас дочь не слушает музыку, или слушает то, что ей мать говорит?
– Нет, я своей дочери ничего не говорю. Она делает все сама. Я музыку не люблю слушать.
– Вы же были генпродюсером музыкального телевизионного канала.
– Да, я была продюсером музыкального канала в течение года. И я согласилась, потому что мне позволили делать все, что я хочу в визуальном смысле, а не в музыкальном. И я сделала все, что хотела, все, что могла. Мне это очень понравилось. А в музыкальном смысле я не корректировала политику канала. Естественно, это делали другие люди. Я музыку не очень люблю. У меня профессиональная болезнь.
– Вы – интересный человек. Я читаю вашу книгу. И когда вы снимете полный метр, я посмотрю.
Фото: официальный сайт Ирины МИРОНОВОЙ.
